Мужчины, рожденные в январе
Шрифт:
— Наша жизнь так обмельчала, как обмельчали теперешние реки! — цедит сквозь зубы Банков.
— Чего нюни-то распустил? «Нет козырей, нет козырей», — горячится Иванпетя. — Башкой соображай…
— Ты это не того, я не люблю это.
Крупное, мясистое лицо Василя подергивается бледностью — «цветет», как в шутку говорят ребята.
— Чаво это? Заважничал, так и сказать ничего нельзя? — голос у Иванпети звонкий и вызывающе раздражительный.
«Черт меня дернул связаться с этими охламонами, — думает Иван Петрович. — Там-то, на шахте, всегда мог хорошо подкалымить, сорвать куш на какой-нибудь срочной работенке. Здесь, как рыба, выброшенная на берег, бейся и бейся, а толку-то
— Вы играйте, не лайтесь, а то я брошу… — сонно говорит четвертый игрок по кличке Индюк. У него бабье, округлое лицо, низкий лоб, приплюснутый нос. — Злые все стали, как с цепи сорвались.
Индюк, позевывая, смотрит на сидящих за столом, прикрывает глаза, глубоко вздыхает. И он жалеет, что поехал в командировку в колхоз. Нет ему здесь покоя. А он любит поспать, вообще он любит одиночество. Спать ему хочется всегда, даже во время работы и во время обеда. Другие говорят — болезнь это. Сам Индюк думает, что это вовсе не болезнь, а недостаток витаминов так сильно действует на него. Север. Сонливость он себе прощал — это ведь не порок, а определенный склад характера. Лучше уж спать, чем попусту хлопать картами о стол и ругаться. Бросить же игру Индюк не может. Все разом начнут орать. Бригадир Семен принципиально не играет в карты, говорит, что с детства презирает их. Потому ребята силой за стол усаживают Индюка как четвертого игрока.
— Помолчи, а то больно грамотный стал, — накинулся на своего напарника Иванпетя. — Коллектив тебе говорит — играй, так играй хоть до беспамятства.
Гул пурги еще ровен и силен, как гул новой машины. От воя ветра за тонкой дощатой стеной балка исчезает ощущение текучести времени. Кажется, что балок с людьми, их заботами и руганью давно оторвался от земли и летит в гудящей пурге в бесконечность. Вообще Семен плохо себе представляет, что такое бесконечность. В то, что мир не имеет ни начала ни конца, Задов напрочь не верит. Всему и во всем есть конец. Лет десять назад, когда он еще работал в колхозе на материке, он побывал в клубе на лекции по астрономии. Лектор из города с воодушевлением рассказывал о звездах, галактиках, бесконечности. Особенно лектору нравилось рассказывать о бесконечности, и он нажимал на то, что жизнь на Земле в сравнении с бесконечностью — ничто. Как пульсируют, вращаются звезды, как вообще великий космический мир устроен, Семен понял, но вот бесконечность он понять и осмыслить не мог — не вмещалась она в его сознании. Жуть просто какая-то!
— Семен! Семен! Хочешь, великую идею продам, и вообще могу совершить нужное дело, — поглядывая через низкорослого Сапова на лежащего на кровати бригадира, спрашивает Мятников. — Я ведь знаю, вокруг чего твоя мысля вращается.
— Новость… — тянет с насмешкой Иван Петрович. — Каждый мужик или о выпивке, или о бабе всегда думает.
— Угадал. Умный ты, как старая кобра.
— Сам ты кобра.
— Вообще-то не мешало бы промочить горло, — вставляет Василь Банков. — Дует и дует, гадина, аж на душе тошно.
Семен вздыхает. В поселке давно выпит годовой запас спиртного, и уж больше месяца провозглашен сухой закон. Семен знает, что Мятников, несмотря на его настырность и проворность, ничего не достанет. А на душе так тоскливо, так нехорошо, что хоть криком кричи.
Семен Трет глаза, думает, что на время пурги, на время этого вынужденного безделья, надо бы как-то забыться, меньше думать о прошлом, о недавней беде — смерти жены, а там, глядишь, наладится погода, там выйдут на работу, а работа — это хороший
— Пустое все, — хрипло выдыхает бригадир.
— Нет, друг мой ситцевый, не пустое. Настоящий мужчина тем и отличается, что в критический момент для общества может найти очень верный выход. Если дашь в качестве приза посачковать пару дней, то я всех выручу.
Отдыха Мятникову не требовалось — они работать-то по-настоящему еще не работали, но за каждую свою выдумку он привык получать хоть какое-то поощрение. Сам Николай вовсе не пил, с малолетства не терпит спиртного. Но была у него блажь: любил он других угощать вином, любил других провоцировать на выпивку. Человек во хмелю, его глупые выходки веселили Мятникова.
— Ветродуй! Жилы-то, жилы чего из нас тянешь?
— Или говори идею, или иди знаешь куда! — Иван Петрович скорчил злую рожу.
Чего не любил Сапов в Мятникове, так этого стремления показать свое превосходство над другими. Он прямо-таки выпячивает, что он лучше всех. Ну не уважаешь ты других, ну моложе, красивее ты всех, ну не льешь ты, так и не выказывай своего отличия от других, не выказывай свое пренебрежение другими. Черт с тобой, пренебрегай всеми, но так, чтоб другие не видели и не чувствовали; черт с тобой, будь выше всех, но чтобы другие не замечали.
— Я серьезно… Даю голову на отсечение, что будет все окей. Настоящий мужчина тем и отличается, что может сдержать свое слово.
— Дай ты ему эти дни, — подсказывает бригадиру Василь, — Я могу за него отработать. Мне это вовсе не тяжело.
— Во, уже батраками обзаводится. Ребята, он же издевается над нами! Брехун этот…
— Иван Петрович! Пожилой человек, старший из нас, наставник, так сказать, пример для нас, подрастающего поколения, а брехуном меня… Обидно, до самого пупа обидно… — Мятников хмурится, демонстративно отворачивается от Сапова. — Я от чистой души хотел вам идею преподнести, а вы… Какая горилловская неблагодарность. Даю вам голову на отсечение, что все будет в лучшем варианте, но только не сегодня.
— Тем-ни-ла!.. — орет Иван Петрович. — Хвастун!
— Ты что думаешь, что пурга рагаыпе как через неделю затихнет? Так ошибаешься, дорогой! А вообще-то я для вас ничего никогда делать не буду. Настоящий мужчина тем и отличается, что в критический момент может в себе задушить сострадание к ближним.
— Не обижайся, говори идею, потом возьмешь отгулы, — Семен приподнимается на локти и смотрит пытливо на Мятникова.
— Окей! Приступаю к секретной операции.
Николай бросает на стол карты и поднимается.
Иванпетя хватает его за руку.
— Погодь, давай доиграем.
— Иди ты знаешь куда!
— Зна-аю. Ишь воспламенился давай доиграем.
Сапову впервые за долгую игру пришла хорошая карта и ему не терпится взять в игре верх над Мятниковым.
Николай пытается вырвать руку, но Сапов держит ее крепко.
— Не мешай, — вяло говорит бригадир. — Пусть инициативу проявляет. Но если он нас наколет, то я ему… Он мой характер знает.
— Брось ты его, Зад, слушать. Он всегда только и знает, что треплется. Известно, какая это балаболка. У него одни бабы на уме, а о другом ему думать некогда, — торопливо, захлебываясь словами, говорит Иванпетя. — Он же все сочиняет.