Мужем битая… Что мне пришлось пережить с Германом Стерлиговым
Шрифт:
А я тогда не имела о нем никаких известий. Но в какой-то момент вдруг ощутила, что так хочу, чтобы он приехал, мне уже просто надоело ждать, и я решила, что пора бы ему и возвращаться. Я позвонила в справочную аэропорта и узнала, когда и во сколько прилетает ближайший самолет из Никарагуа. Мне сказали время и дату, о чем я тотчас сообщила Гериным родителям, заявив, что их сын точно прилетит этим рейсом. Они, конечно, не поверили, списав это на мое состояние, я тогда была как раз беременна Полинкой. А Герман прилетел именно этим самолетом. Он приехал в обрезанных джинсах, с отросшими, выгоревшими до блондина волосами, держа в руке мне в подарок апельсин, который он захватил из самолета, так как подарки ему купить было не на что, но совсем с пустыми руками он явиться не мог, не его стиль.
Был у нас еще такой период, когда Герман вывез меня с дочкой под Питер, где мы находились несколько месяцев. Связи с ним у меня не было, приезжал он всегда неожиданно, как только появлялась возможность. Так вот я всегда знала, что он приедет в этот день, мой брат Николай, который со мной там находился, не даст соврать. В день приезда Германа я с утра сообщала брату, что сегодня приедет мой муж. Он вначале смеялся надо мной, а затем, когда это уже повторилось n-ое количество раз, перестал удивляться.
Глава 10
Америка — дубль два
Когда Герман стал миллионером и известным человеком, получение визы для въезда в Америку произошло стремительно. И когда он уже в новом статусе пришел в посольство США снова оформлять визу, его встретил сам консул, отвел в какую-то комнату, напоил Германа кофе, и пока они кофейничали, сотрудница взяла его паспорт, где было три refused и поставила минут за пятнадцать многократную визу, потому что это было уже надо американскому посольству. Именно тогда пришло понимание, что
А в середине 90-х у Германа после феерического шествия по Америке перекрылся туда въезд, он стал для этой страны фигурой нон грата. А произошло это из-за следующего случая. Германа попытался вербовать консул США Девид Уиддон. Причем в наглую, за обедом, в ресторане, предложив передавать ему нужную информацию взамен на участие в его бизнесе на их территории. Но Герман не просто далеко отослал его на словах с его предложениями, а на следующий день выложил это все в прессе. Консул был депортирован на Родину, а для мужа поездки в Америку стали закрыты. У меня даже сохранились газетные вырезки, где Герман обличает консула в вербовке, а Девид старается сохранить хорошую мину при плохой игре в ответной статье.
Глава 11
Боязнь не успеть
Если Герман приходит к какому-то убеждению, он начинает действовать и не боится рисков, поэтому у него в жизни все, наверное, и получается. По-моему, причина, что большинство людей так мало добиваются в своей жизни, в том, что они боятся что-то поменять и на что-то решиться. Над ними как дамоклов меч висит установка: «А вдруг будет хуже?» У Германа этого нет, он боится не попробовать. Риск потерять деньги, быть непонятым — это его никогда не пугало и не останавливало. Если ему приходит идея, то она быстро принимает практические очертания. Так было и с биржей «Алиса», когда многие друзья его отговаривали, что надо сначала все хорошенько взвесить, проработать механизм действия. У Германа от возникшей идеи создать первую торговую биржу в нашей стране до удара в колокол на первом торге прошло меньше месяца, и он в первый же день заработал свой первый миллион. Я вспоминаю Германа и его тогдашнюю команду, это были люди от 20 до 25 лет, и сейчас, сравнивая с нынешними их ровесниками, вижу, насколько разнятся поколения. У тех ребят из девяностых, которые только все пробовали на себе, не имея представления, как вообще правильно строить бизнес, горели глаза, им было все интересно, они работали по 24 часа в сутки, были дерзки и находчивы. Сейчас, глядя на молодежь, больше видишь потухшие глаза, желание иметь много денег не ради каких-то больших дел, а просто, чтобы «красиво пожить». Причем деньги иметь они хотят, а работать не очень. Даже физически сорокалетние дадут фору молодежи именно из-за внутреннего настроя на победу, на преодоления себя и препятствий. Я не говорю, что это повально, просто в процентом соотношении и в то, и в это время были и есть исключения. А тогда у Германа и его дружной команды, костяком которой было пятеро друзей, работа представляла собой больше захватывающую игру. То они проводили хоккейный турнир под названием «Миллион на льду», приз выигравшей команде выплачивался в размере миллиона рублей сразу после окончания матча прямо на игровом льду под взгляды болельщиков. Создали клуб миллионеров. Начисляли всем пенсионерам Ленинского проспекта надбавку к пенсии, район был выбран в связи с нахождением там их биржи, продолжалась эта акция достаточно длительное время. То они объявляли себя Государством в Государстве со своей армией и своими деньгами, названными «алисками». Причем армией выступала рота спецназовцев «Витязь», полностью перешедшая на работу к Герману во главе с командиром. Муж был первый, кто ввел на российские телеканалы обращение «господа», вместо привычного и обязательного «товарищ», поставив рекламу своей биржи со словами «Удачи Вам, господа!» Сейчас даже в это трудно поверить, что в те времена, чтобы пробить такое приветствие, Герману пришлось дать большую взятку ответственным за цензуру на телевидении людям. Потом Герман воссоздал забытые в коммунистические времена дворянские собрания. Для того чтобы попасть туда, надо было поднимать архивы, подтверждающие твое происхождение. Так у людей просыпался интерес к своим корням. Проходили заседания всегда очень красиво и интересно. В какое-то время Герман увлекся поисками библиотеки Ивана Грозного. Даже уговорил Юрия Лужкова содействовать поискам. Изучая этот вопрос, он открыл для себя, как была переврана история того времени, как из последнего православного царя сделали самодура. Изучая первоисточники, сразу бросалось в глаза, как топорно фальсифицировалась история. Сюжет про убийство Иваном Грозным своего сына был настолько неуклюже слеплен, что развалился при первом внимательном изучении первоисточников. Было много всего, сейчас и не вспомнишь все, сколько тогда они напридумывали и попробовали воплотить в жизнь. Мужу было всего двадцать пять лет, когда Силаев, занимавший пост премьер-министра в начале 90-х, за круглым столом в прямом эфире, темой которого было «развитие бизнеса в современных условиях», предложил ему возглавить созданный кабинет министерства по развитию бизнеса. Герман тогда отказался от этого предложения, потом, правда, жалел, что по молодости так опрометчиво и недальновидно поступил. У Германа желание стать миллионером было чуть ли не с рожденья, иногда мне кажется, что он с этим просто родился. Причем это было вызвано не желанием иметь много денег, иметь много разных дорогих вещей. Вещи его никогда не интересовали. Он спокойно мог подарить кому-нибудь из знакомых приглянувшуюся на нем вещь. Его гардеробом до женитьбы занималась мама и все время сетовала, что он небрежно относится к одежде, вещи периодически куда-то исчезали. Уже будучи миллионером, помню, мы зашли в какой-то дорогой магазин, а продавец, глядя на Германа, говорит: «Вы знаете, у нас очень дорогой магазин», потому что по внешнему виду на обеспеченного человека в обыденной жизни Герман не тянул. Конечно, когда появились большие деньги, он покупал и замки во Франции, был и парк машин для сотрудников своего офиса, так как все это требовали «правила игры», но, как правило, этим пользовались другие. Ему некогда было отдыхать, он все время что-то придумывал, и ему хотелось это реализовать. Вот именно для реализации своих проектов, которые целым роем вертелись у него в голове, ему нужны были большие деньги. Когда все, кто под ним работал, уже купили квартиры, дома, мы купили себе жилье самые последние. Мы так и не обставили до конца дом на Рублевке, потому что ему некогда было этим заниматься. Ведь большие деньги могут дать человеку относительную свободу, жить как хочешь, делать интересные дела, помогать людям, поддерживать интересные идеи или наоборот сделать тебя своим рабом, и ты посвятишь жизнь подсчету своих доходов и расходов, и гонкам, чтобы иметь всего больше и выглядеть все «круче». И в зависимости от того, что у тебя стоит во главе угла, деньги могут стать или наградой, или бедой. Для Германа деньги это прежде всего инструмент, а не получение удовольствия от их количества, поэтому они у нас долго не задерживаются, но зато и не закрепощают. Герман по природе трудоголик, он не может просто ничего не делать, поэтому мы никогда не ездили на отдых, в смысле поехать покупаться, погреться на солнышке. Герман много ездил по миру, но поездки всегда были связаны с делами, этому он приучил и детей не тратить время попусту. Мужу жалко тратить бессмысленно время, он все время боится что-то не успеть сделать. Поэтому он очень любит утро. Начался новый день, можно будет совершить что-то полезное, новое, а вечер навевает на него грусть, что день прошел, а он так мало успел сделать, в отличие от меня. Я люблю больше вечер, день прошел, ничего плохого не произошло — и Слава Богу, дети спят, в доме наступает наконец-то тишина, и эти поздние вечерние часы то время, которое принадлежит только мне, и, обходя «сопящее» во сне свое семейство, я понимаю, что день прошел не зря.
Глава 12
Звонок
Герман нас перевез в Америку, когда стал уже известным в России человеком, открытым миллионером. Времена, конечно, были такие, что приходилось заботиться о нашей безопасности.
У Германа были офисы и в Англии, в Лондоне, и в Америке, в Нью-Йорке, в Вашингтоне. Мы сначала хотели поехать в Англию, но, во-первых, там был полугодовой период карантина для собаки, той самой Алисы, именем которой была
Мы жили в Бэттери Парк Сити, на Манхэттене, напротив Статуи Свободы. У Германа там было несколько квартир, в одной жила наша семья, другие были для того чтобы там могли останавливаться многочисленные знакомые, приезжающие к нам просто в гости или по делам. Герман никогда долго жилье не искал, потому что времени никогда ни на что у него не хватало. Просто, где самое лучшее, там и приобретал, так как средства позволяли, а способности экономить он лишен напрочь. Нью-Йорк мне сразу показался неуютным городом, обилие ранее мной не виденных небоскребов не впечатляло меня. А скорее, наоборот, давили своей монументальностью. Поражало обилие продуктов в магазине, я выезжала из той еще Москвы, где продукты были большим дефицитом и прилавки магазина поржали своей скудностью и однообразием ассортимента. Но вкус продуктов очень отличался от привычной, хоть с трудом и доставаемой в Москве снеди. Сейчас у нас уже не отличается вкус еды, она также напичкана химией, как и во всем мире. Очень скучала там по нашему черному хлебу, когда кто-нибудь летел в Нью-Йорк из Москвы, всегда просила захватить мне кирпичик ржаного хлеба. Вначале, когда я прилетела в Америку, должна была там остаться с женой его брата как бы под присмотром, так как, в отличие от невестки, не знала английский язык, первый раз очутилась за границей, да еще с маленьким ребенком. Но у нее изменились планы, и она, не сообщив Герману, вылетела в Москву. И вот звонит мне Герман в Америку утром из Москвы: «Как ты там с невесткой?» Я говорю: «Она улетела в Москву». Это известие его удивило. А на следующее утро очень рано раздается звонок по телефону, и он говорит: «Плохо слышно, сейчас я тебе перезвоню». Я кладу трубку и жду, что он сейчас перезвонит, но раздается звонок в дверь, открываю, а там Герман с цветами. Он никогда не оставлял меня наедине с какой-нибудь проблемой, всегда делал так, чтобы кто-то рядом со мной был, если мне нужна была помощь, всегда был ко мне очень внимателен.
Глава 13
Лихие 90-е
Словосочетание «лихие девяностые» — стало уже крылатой фразой. Ее можно расшифровать и как восхищение чем-то залихватским, новым, с налетом романтики и авантюризма, и как порицание, как кровавые, преступные, с пошлыми малиновыми пиджаками годы. У каждого свои ассоциации. Для кого-то это было крушением привычного образа жизни, когда вдруг интеллигент не в первом поколении с высшим образованием становился «челночником» и продавцом на рынке. Для кого-то это был период, когда стало возможным проявить свой интеллектуальный и предпринимательской потенциал, получить доступ к знаниям, которые раньше были недоступны из-за безжалостной цензуры практически на все мало-мальски значимое. Наше поколение родилось при Брежневе, в так называемые «застойные» времена, мы собирали макулатуру, металлолом, играли в «зарницу» и верили, что Леонид Ильич живее всех живых. Помню, когда умер Брежнев, я тогда училась в девятом классе, нас, всех школьников, отпустили с уроков домой, в стране был объявлен траур, а по телевизору транслировали «Лебединое озеро». В тот день, где бы ты ни находился: в магазине, в пирожковой или просто на улице — везде обсуждалась эта весть в контексте: «Что же теперь будет?» Привычка — дело близкое к суеверию, все-таки восемнадцать лет, это большой срок, и когда на Новый год поздравление по телевизору под бой курантов слышишь уже от другого «фольклорного элемента», это сродни черной кошке, перебежавшей дорогу. Затем «Лебединое озеро» транслировалось уже намного чаще, примерно каждый год, так как «новые генсеки» по состоянию здоровья скоропостижно покидали бренный мир. А потом началась так называемая «перестройка». С этим историческим событием я уже столкнулась на последнем курсе института. Чем оно мне запомнилось? Прежде всего быстрым перестроечным настроением так называемых комсомольских активистов нашего Полиграфического института. Еще те, кто год назад чуть ли не настояли, чтобы меня исключили из вуза, крича на комсомольском собрании, что я позорю звание комсомольца, пропустив два дня работ на «картошке» без медицинской справки, подтверждающей мое плохое самочувствие, заступился за меня, правда, тогда весь курс, теперь выступали ярыми обличителями «комсомольской крамолы». Запомнились талоны на водку и сигареты, которые можно было поменять на что-нибудь вкусное, тоже выдаваемое по талонам. Какое-то время можно было немного представить отдаленное военное «талончиковое» прошлое. И, конечно, как на дрожжах растущее кооперативное движение. Через год после перестройки больше половины всех моих знакомых организовали свои индивидуальные предприятия. Правда, прибыльными из них были только единицы. А мне девяностые подарили встречу с Германом, которому по складу характера и врожденному в хорошем смысле этого слова авантюризму очень подходили эти годы по надвигающимся новостроечным законам, чем-то напоминающие «дикий запад».
Любое время, носящее в себе что-то новое и в какой-то мере революционное всегда является испытанием для людей, выявляет их сильные и слабые стороны, умение держать удар и противостоять искушениям. В это время Герман потерял двух своих самых близких друзей. Один был школьным товарищем Пашей Немцевым. Дружили они еще, как говорится, со школьной скамьи, Пашка был на класс младше, но участвовал во всех Стерлиговских затеях, на которые он и в подростковом возрасте был мастер. Так вот для Павла девяностые годы стали роковыми в его жизни… Наркомания в советские годы была малоизвестным явлением. Зато в перестроечные годы быстро и уверенно стала распространяться среди молодежи. Когда Герман узнал о новых пристрастиях своего старого друга, он приложил немало сил, что бы вытащить его из этого омута. Это сейчас Герман уже понимает, для того чтобы избавиться от наркомании, как от беды, которая уносит уже миллионы наших детей, есть только одно средство — расстрел. Причем, как и для распространителя этой «химеры», так и для самого наркомана. Ведь человек, употребляющий наркотики, обязательно подсадит еще кого-нибудь из своих знакомых, будет тем примером, который увлечет за собой еще одну очередную жертву, а для матери именно тот, кто непосредственно и подсадил твоего ребенка на иглу, и является убийцей. Только страх перед казнью может уберечь от желания попробовать, потом уже, когда человек одурманивается этой дрянью, выхода из этой западни нет. А тогда наивно веря, что наркомана можно спасти, веря и еще благодаря таким псевдо избавителям-врачам, внушающих, что наркомания — это болезнь и ее можно вылечить, тем самым выступая в роли провокатора, внушая человеку: «Попробуй, будет невмоготу — поможем, ведь это просто заболевание от него вылечивают». Герман пытался спасти своего друга. Его помещали и в специальную больницу, и вывозили в горы, где держали с охраной, чтобы он был под присмотром и не смог выйти и добыть себе наркотик, и одновременно нагружали здоровой физической нагрузкой, надеясь, что горный воздух и бесконечные силовые упражнения вытравят пристрастие к дурману. Но ничего не помогло. Немцев умер в возрасте двадцати восьми лет от диагноза СПИД, выразившийся туберкулезом, который стал вытекающим состоянием из-за употребления наркотиков.
Второй друг был армейский. Александр Доронин, с ним Герман проходил службу в железнодорожных войсках Монголии. Был он внушительных размеров и с таким же колоритным голосом и своеобразной речью. За грубой специфичной манерой выражаться стоял романтик. Он всегда верил в те картины будущего, которые рисовал перед ним Герман, они, кстати, все осуществились, выполнял его поручения, как говорится, не задумываясь. Очень трогательно относился к своей маме. Когда после создания биржи «Алисы» на него обрушились деньги, он первым делом обеспечил комфортную жизнь своим родителям. Часто он осуществлял мою охрану при разных перемещениях ввиду неожиданных поворотов судьбы. Помню, когда в очередной раз он перевозил меня на новое место пребывания, это было летом, на обочине дороги стояли бабушки, продававшие цветы. Одна торговала полевыми ромашками, Сашка остановился, скупил у нее все ромашки и преподнес мне. Так мы и ехали в машине, салон который почти полностью заполнили полевые цветы. Он очень любил скорость, благодаря чему ему пришлось заменить немалое количество машин, на которых он так недальновидно лихачил. В конце концов к тридцати годам Доронин сделал вывод, что он не хочет погибнуть за рулем, и изменил стиль вождения. Но погиб он не от автомобиля, а от пули. Уже вовсю отгремела «Алиса», Александр жил в собственной квартире в сталинской высотке на Баррикадной, которую ему подарил Герман на один из дней рождения. Герман реализовывал новые проекты. В какой-то момент Шурик тоже не выдержал искушений, предлагаемых жизнью. Связался с людьми определенного круга, употребляющих наркоту, сам потихонечку подсел на эту дрянь. Полностью откололся от коллектива. А через год, одним ранним осенним утром, для него все закончилось. Заехал он за своим новоиспеченным товарищем домой. Выходя уже из квартиры, они направились к лифту, здесь их и встретил киллер. Первая автоматная очередь пришлась на Шурика. Ему было тридцать два года, когда так нелепо оборвалась его жизнь.