Мужей много не бывает
Шрифт:
– Вы что, здесь все безумны?! Вася Черный веселится перед казнью, а ты перед чем? Или от чего? От сознания собственной гнусной значимости? Или в предвкушении еще большего злодейства, чем ты уже успела совершить?! – Мне не хотелось говорить с ней подобным менторским тоном, но годы работы в молодежном центре давали о себе знать, и я выдала ей все это именно так. Хладнокровно, с заметным высокомерным превосходством, давая понять, что ситуация под моим, и только под моим, контролем.
Дашка завелась при первых же звуках моего голоса. Личина милого нашкодившего ребенка сползла с нее, уступила место нездоровому багровому румянцу, на лице появилось выражение неукротимой
– Ты, значит, так до сих пор и пребываешь в слепом неведении о моем участии во всей этой истории?! – зашипела она, брызгая слюной. – Ты до сих пор считаешь, что я и только я убила, уничтожила твое счастье, твою любовь и тебя саму?!
– Ты смотри, какая догадливая! – сказала я, невольно радуясь тому, что она наконец-то вышла из образа гостеприимной хозяйки и снова стала сама собой – отъявленной мерзавкой.
– Да знаешь ли ты, дура, что только благодаря мне ты еще жива?! – заорала она, доставив мне удовольствие тем, что ее красивое лицо изуродовала гримаса ярости. – Что мне и только мне ты должна быть благодарна за то, что еще коптишь это небо?! Что ешь, спишь, улыбаешься?! Что именно я помогла тебе избежать гибели, что тебя не утопили, не сожгли, не взорвали, наконец. И все потому, что я отказалась принимать участие в твоем убийстве.
Дашка снова принялась хохотать, но на сей раз несколько иначе. Истерия, плюс горечь, плюс еще что-то жалкое, необъяснимое. На какой-то момент мне показалось, что за ее бесшабашным весельем скрывается обыкновенный страх. Страх перед чем-то диким и ужасным. И причина этого страха не связана с моим визитом. Это было что-то другое. Что-то, о чем я не знала. Что-то, от чего она пыталась укрыться и за своим дурацким смехом, и за этими замшелыми стенами, которые вряд ли могли ее спасти.
– Чего ты боишься? – решилась я озвучить свои мысли и тут же поразилась бледности, хлынувшей Дашке в лицо. – Итак, я угадала. Ты, девочка, чего-то отчаянно боишься. Чего, хотела бы я знать? Отмщения за твои грехи? Или Вася Черный настолько страшен в своей ненависти? Так орудием убийства он выбрал меня, но убивать тебя я не собираюсь, так что меня бояться нечего!
– А я тебя и не боюсь, дура! – Ее красивый рот презрительно скривился. – Тебе и не нужно этого делать, в смысле – убивать меня. Ты своим появлением здесь уже это сделала. Подойди к окну. Только не высовывайся сильно.
Любопытством я особенным не страдала, но тут такой случай...
Окно Дашкиной комнаты выходило на проезжую часть улицы. Аккуратный когда-то дворик ее дома давно порос сорняком и побегами американского клена, настойчиво наступающего на фасад. Асфальтированная дорожка, простреленная побегами травы, вела к кованым воротам с калиткой. И вот прямо перед ней и стоял сейчас красавец джип серебристого цвета, уткнувшись бампером в невысокий столбик, венчаемый почтовым ящиком.
– Стоят? – прошептала Дашка.
– Стоят. Серебристый джип. По-моему, «Мицубиси».
– Не ошиблась. Это его люди.
– Васькины?
– Ага. – И снова в ее голосе прозвучали нотки давно утраченной детской нервозности. – Эта сволочь настолько обнаглел, что среди бела дня дает мне понять, что жизнь моя кончена. Стоило только моему папику отъехать, а тебе заявиться, как он тут же... Козел поганый!!!
Она вскочила с кресла и принялась метаться по комнате, жутко при этом сквернословя. Не скажу, что подобных слов я не знала и никогда не слышала, но некоторые их комбинации меня все же приводили в изумление. Чего-чего, а выражаться со смаком русские люди горазды.
– А чего ты так всполошилась-то? – поинтересовалась я, когда Дашка выдохлась
– Дура ты, Витка, дурой и помрешь, – обреченно хмыкнула она и снова подлила в фужер вина. – Папик – он что? Он всего лишь мужик и бизнесмен по совместительству. Как бы долго он со мной ни задержался, как бы он ко мне ни относился, Васька Черный всегда есть, был и будет для него персоной номер один. Соратник, партнер по бизнесу и верный пес. Папик бизнес с личными делами не мешает. Бабу держит для удовольствия, похоть свою тешит.
– Верный? – с сомнением покачала я головой.
– Верный, не сомневайся. Вернее не бывает. – Дашка тяжело вздохнула. – Я почти пять лет жизни потратила, чтобы вбить клин между ними, все бесполезно. Папик так мне и не поверил, все время отмахивался. А Васька так и не подставился, зато люто меня возненавидел.
– Я разделяю его чувства, – не удержалась я, чтобы не вколоть шпильку. – Ты, Дашка, действительно, такая сука, что любить тебя может только слепой. Видишь, не только Незнамов пострадал от твоего вероломства, оказывается. И у своего теперешнего возлюбленного за спиной интриги строчишь. Кстати, как это так получилось, что он тебя одну отпустил год назад в этот долбаный санаторий?
Я повернулась к ней и с плохо скрытой неприязнью смерила взглядом с головы до ног. Она мне ответила тем же. Глаза же ее при этом, уже изрядно затуманенные выпитым, приобрели зверское выражение и светились откровенным удовлетворением, причину которого я не понимала.
– Так там же моя тетушка заправляла, – прошипела она по-змеиному, уставившись на меня не мигая, отчего мне делалось все более неуютно. – Как же он мог меня к ней под крыло не отправить? Они доверяли друг другу во всем.
– Понятно... – протянула я, хотя в действительности запутывалась все больше и больше, чувствуя себя пешкой в чьей-то хорошо продуманной и с блеском разыгранной шахматной комбинации. – Кстати, зачем я вообще сюда притащилась?
– Я отлично знаю, зачем. – Она облизала губы кончиком языка. – Хотелось на меня посмотреть. Увидеть мое теперешнее состояние. Как я тут и что? Не загоревала ли после гибели Сеньки?..
Дашка снова принялась ржать, содрогаясь всем телом. Ох, как велико было искушение вытащить из сумки револьвер и выпустить все пять патронов в ее оскаленную смехом пасть. Заставить ее заткнуться наконец, прекратить ее бездумное никчемное существование на этой земле. Но пять окаянных патронов были бесполезными кусочками металла, втиснутыми в барабан сметливым пареньком. Даже в этом я потерпела фиаско, даже в этом. И как бы ни старался Вася Черный, пытаясь свести счеты с этим отродьем дьявола в обличье ангела, даже он оказался бессилен, подослав ко мне не того человека.
– Прекрати ржать как лошадь, – грубо оборвала я ее и снова села в кресло. – Да, не буду спорить, мне хотелось взглянуть на тебя. Послушать тебя. Узнать, что ты и кто ты. И не потому, что меня гнало к тебе какое-то чувство. Нет. Ни ревности, ни злости, ничего такого...
Боже, как я лгала! Лгала неумело, грубо, фальшиво. Она сразу же это поняла. Свесила голую ногу через подлокотник кресла и принялась ею покачивать, кивая точеным подбородком в такт моим словам.
– Мне нужно было восстановить картину последних минут жизни покойного. – Язык не поворачивался назвать его мужем или каким-то еще словом, дающим мне право застолбить территорию. Потому что это снова было бы фальшью и она снова бы это поняла. – Я начала писать книгу обо всем этом.