Мужики и бабы

Можаев Борис Андреевич

Каждый из поименованных привстал и поглядел строго в зал.

– Им будут помогать товарищ Акимов, милиционер Ежиков и члены гордеевского актива. Всех предупреждаю – жаловаться некуда. Выше нас власти нет. Все! А теперь расходитесь по домам и приступайте к выполнению задания.

Из передних рядов встал старик в свитке и, подняв над головой зажатую в кулаке шапку, замахал ею, обращаясь к односельчанам:

– Обождитя, мужуки! Сто-ойтя!

Возвышаев спросил на ухо Акимова:

– Кто такой?

– Бондарь.

– Возьми на

заметку!

– Он и так никуда не денется.

Старик, осадив поднимавшихся было мужиков, обернулся к Возвышаеву:

– Все, что вы тут читали нам, это вы сами и написали. А когда же напишут и скажут по-нашему?

Старик был худ, высок, с открытой, жилистой шеей и смоляными горящими глазами.

– Сперва надо представиться – кто ты есть? – сказал Возвышаев.

– Прозываюсь Петрусевым, – ответил старик. – Авдей Исав.

– Итак, чем вы недовольны, Авдей Исаевич? – спросил строго Возвышаев.

– Я-то всем доволен. У меня все свое. А вот вы ответьтя, по какому праву нарушаете закон?

– Какой же это закон мы нарушаем?

– Тот самый. Ленин дал нам волю или нет? Отвечайте!

– Ну, дал.

– А вы ее уже однава отбирали.

– Когда же у вас отбирали эту волю? Каким образом?

– Таким же самым… Значит, какое равноправие дал нам Ленин? Голосовать! А вы помимо его воли, без нашего голосования, отбирали у нас и хлеб, и скотину в эти самые годы… Ну, когда денег не было, а вся торговля шла на хлеб.

– В комунизьму! – крикнули из коридора.

– Во-во! В эту самую комунизьму, – подхватил старик. – Потом вашего брата за это ж наказывали. А сколь мужиков погубили? За что, спрашивается?

– Вы мне тут кулацкие речи не пускайте! Вы знаете, что бывает за саботаж решения партии и правительства?

– Ты не грозись, а прочти нам, что Ленин написал или теперешний главный начальник, Сталин.

– А я вам что читал?

– Это вы сами написали! – закричали уже со всех сторон.

– Сталин не говорил, чтоб загнать всех разом за сутки.

– Тут омман, мужики… Озорство, одним словом.

– Так ведь мы ж не с потолка брали. Нам директива спущена, от правительства! Вы что, газет не читаете?

– В газете Штродов насочинял.

– Игде директива Сталина? – кричали из коридора.

– Директива в книжке пропечатана. Закон! А вы нам свою бумажку прочитали, – торжествующе, покрывая шум, сказал Петрусев и сел.

Возвышаев, красный от негодования, схватил звонок и долго тряс им, потом грохнул наотмашь кулаком по столу и закричал:

– Вы что, бунтовать сюда собрались? Рекомендую одуматься и разойтись по домам. Все! Сход окончен.

– Нам итить некуда – ноне дворы отобрали, завтра выгоните из домов.

– Прекратите базар! Хорошо, кто против колхоза, напишите здесь же заявления. Даем вам сроку час. Через час судебно-следственная бригада примется за дело. Помните, каждого, кто напишет против колхоза, расцениваем как противника Советской власти со всеми вытекающими последствиями.

И

сразу все смолкли.

– Акимов, принесите им сюда на стол несколько тетрадей, пусть пишут заявления о выходе из колхоза, а мы подождем в канцелярии.

Не давая опомниться притихшим мужикам, все начальство длинной вереницей вышло в учительскую. Возвышаев, вращая разбегающимися от негодования глазами, набросился на Акимова:

– Сколько выслали кулаков?

– Семь семейств.

– Это на восемьсот хозяйств? Меньше одного процента! Вот он, либерализм, боком выходит для всего района.

– Выслали согласно директиве – двух мельников, пять владельцев молотильных машин. Подрядчик сам сбежал.

– А бондари? А колесники? А санники? Имей в виду, Акимов, если сорвете план сплошной коллективизации, собственной головой поплатитесь.

– Я его чем сорву?

– Либерализмом! Вот ваша главная прореха в классовой борьбе. Слушайте инструкторов. И выполнять все без оговорок. Никакие объективные причины в счет не принимаются.

Возвышаев долго и строго наказывал, как надо собирать семфонд и сводить скот на общие дворы; он разбил судебно-следственную бригаду на две группы, укрепил ее гордеевским активом и приказал начинать одновременно с обоих концов села. Взять с собой по три-четыре подводы, сперва семена собрать. Если откажутся выносить ключи, сбивать замки с амбаров. Кто окажет сопротивление, немедленно брать под арест. Арестованных запирать в кладовые, штрафовать, не стесняясь. Весь скот должен быть сведен на общие дворы к утру. На всякие мелочи остается Акимову еще восемь часов. К вечеру колхоз должен быть создан фактически.

– В восемь утра докладываешь мне лично о сборе семфонда, понял? – сказал он Чубукову. – К двенадцати бригада переезжает в Веретье, проводит по такому же образцу общее собрание и за двадцать четыре часа создает всеобщий колхоз. Остальные, мелкие, села привести в соответствие за оставшиеся сутки. Утром двадцатого отрапортовать в район, что весь Гордеевский куст превратился в сплошной колхоз. Ясная задача?

– Ясная, – разноголосо ответили судебные исполнители.

Потом послали избача Тиму к мужикам в класс принести заявления о выходе из колхоза, ежели таковые окажутся. Тима принес целую пачку заявлений. У Возвышаева брови полезли на лоб.

– А ну, дай сюда! – Он сгреб всю эту пачку и быстро стал прочитывать одно заявление за другим, губы его дрогнули в кривой усмешке и расплылись во все лицо.

– Струсили, мерзавцы! Нате, читайте! – раскинул он всю пачку по столу, словно колоду карт.

Все заявления были написаны по единому образцу, хотя и разным почерком: «Я, гражданин такой-то, не против колхоза и Советской власти, но прошу мое вступление отложить до будущего года».

– Акимов, напиши резолюцию – в просьбе отказать. Всем! И приступайте к делу.