Мужики
Шрифт:
"Эта заноза во мне не болит только до тех пор, пока ее не тронешь! — думал он о Ягусе. — А как жадно она на него смотрела! Ну и пусть, и пусть!"
Но тщетно он отмахивался от этих мыслей, заноза все больнее впивалась в сердце.
"А от меня бегает, как от чумы! Видно, новенького захотелось! Хорошо еще, что с Ясем у нее ничего не выйдет… — Ярость разгоралась в нем все сильнее. — Как собака: кто ей свистнет, за тем и бежит".
Он шел быстро, но не мог убежать от горьких воспоминаний.
— Вот как далеко вы забрались с гусями! — сказал Антек, останавливаясь подле нее и утирая потное лицо.
— Вышла навстречу Ясю — он того и гляди подъедет.
— Да, я его только что обогнал у леса.
— Яся? Так он уже едет! — воскликнула она и вскочила. — Гусыньки, гуль-гуль-гуль! Куда вы, баловники? Куда? — закричала она на гусей, которые неожиданно побежали в рожь у дороги и принялись выклевывать зерна из колосьев.
— Да, бричка стояла под крестом, а Ясь ваш разговаривал с какой-то женщиной.
— Значит, он сейчас будет здесь! Должно быть, знакомую встретил и разговорился. Такой славный мальчик, он и чужую собаку не пропустит, не погладив ее. А кого же это он встретил?
— Я как следует не рассмотрел, но мне показалось, что это Ягуся.
Заметив гримасу недовольства на лице старухи, он добавил с многозначительной усмешкой:
— Я не разглядел, потому что они сразу в чащу зашли… от жары, должно быть.
— Святые угодники! Что это вам в голову приходит! Станет Ясь связываться с такой.
— Она не хуже других, а может, и лучше! — неожиданно вспылил Антек.
Жена органиста быстрее задвигала спицами, что-то очень уж внимательно вглядываясь в петли своего вязанья. "Чтоб у тебя язык отсох, сплетник окаянный! — думала она, сильно задетая. — Стал бы Ясь с такой девкой… Ведь он уже почти ксендз…" Но тут ей вспомнились всякие истории про ксендзов, и, затревожившись, она решила подробнее расспросить Антека, но его уже и след простыл. Зато на дороге поднялось облако пыли и подвигалось к ней все ближе и ближе. Через несколько минут Ясь уже обнимал ее крепко, изо всех сил, и нежно приговаривал:
— Мамуся дорогая! Мамуся!
— Святые угодники! Да ты меня задушишь! Пусти, разбойник, пусти сейчас! — И, когда Ясь ее отпустил, она, в свою очередь, принялась обнимать, целовать и любовно оглядывать его.
— Ох, заморили тебя, сыночек! Бледный какой! И худой!
— От супов из святой воды не растолстеешь! — смеялся Ясь, подбрасывая на руках визжавшего от восторга братишку.
— Ничего, я тебя откормлю! —
— Ну, едем, мамуся, скорее дома будем.
— А гуси? Господи, опять они во ржи!
Ясь бросился выгонять гусей из ржи. Потом усадил брата в бричку и пошел по дороге, гоня гусей перед собой и отвечая на расспросы матери.
— Смотри, как он вымазался! — немного погодя заметила она, указывая на малыша.
— До ягод моих добрался. Ешь, Стась, ешь! Это я в лесу Ягусю встретил, она ходила в лес по ягоды и мне немножко отсыпала, — объяснил Ясь, порозовев от смущения.
— Да, мне Борына только что говорил, что он вас встретил.
— А я его и не заметил! Должно быть, он стороной прошел.
— Сынок, в деревне люди сквозь стены видят, даже и то, чего вовсе не было! — внушительно сказала органистиха, опустив глаза на мелькавшие в руках спицы.
Ясь как будто не понял намека. Увидев стаю голубей, летевшую низко над полем, он швырнул в них камешком и весело воскликнул:
— Сразу видно, что ксендзовы, ишь, какие откормленные!
— Тише, Ясь, еще услышит кто! — ласково пожурила его мать. Она размечталась о том, как он когда-нибудь станет ксендзом, а она на старости лет поселится у него и будет мирно и счастливо доживать свои дни.
— А Фелек когда приедет на каникулы?
— Разве вы не знаете, мама, что его арестовали?
— Силы небесные! Арестовали! Что же он такого сделал? Вот я всегда предсказывала, что Фелек плохо кончит! Этакому шалопаю в писари бы идти, а мельнику захотелось доктора из него сделать! Ведь так они им гордились, так носы задирали, а теперь сынок в тюрьме, вот утешение! — Она даже дрожала от злорадства.
— Да нет, тут совсем другое — он в крепости сидит.
— В крепости! Значит, что-нибудь политическое? — она понизила голос.
Ясь не знал или, может быть, не хотел ответить. А она тревожно зашептала:
— Уж ты-то, мальчик, ради бога, не мешайся в эти дела!
— У нас и говорить нельзя о таких вещах, — сейчас же выгонят.
— Вот видишь! Выгонят тебя, и ты не сможешь стать ксендзом! Да я умерла бы от стыда и горя! Господи, смилуйся над нами!
— Вы за меня не бойтесь, мама!
— Ты же видишь, как мы из кожи лезем, чтобы вам, детям, получше жилось. Ты сам знаешь, как нам трудно — этакая семья, а доходов все меньше и меньше. Если бы не земля, так мы при этом ксендзе с голоду бы умирали! Знаешь, он теперь сам договаривается с мужиками насчет платы за венчание и похороны! Сам! Слыханное ли дело? Говорит, что отец с людей шкуру драл. Ишь, какой благодетель из чужого кармана!
— Да ведь и в самом деле драл, — робко возразил Ясь.