Мужская игра
Шрифт:
Провожая ее взглядом, Саймон подумал, что ни в коем случае не станет ее перегружать. Теперь он лучше знал возможности своей ученицы и мог планировать занятия, исходя из сделанных наблюдений.
Обойдя дом и проверив, закрыты ли окна и двери, он поднялся к себе в спальню. В какой-то момент у него мелькнула мысль заглянуть в комнату Джулии, и ему стоило большого усилия воли отказаться от грозящего непредсказуемыми последствиями шага. Почитав с полчаса, Саймон погасил свет и закрыл глаза с твердым намерением уснуть. Он не знал, сколько прошло времени, когда что-то — может быть, неясный
На лужайке, у посаженного в незапамятные времена вяза, стояла Джулия. Ночь выдалась тихая и ясная, и ее фигура отчетливо выделялась на фоне залитой серебристым лунным светом травы. Лицо Джулии казалось неподвижным, застывшим, как у прекрасной, высеченной из благородного мрамора статуи. Внезапно «статуя» ожила и с резвостью выпущенной на свободу лани помчалась через газон. В этот момент Джулия утратила какое-либо сходство с предметом искусства и превратилась в молодую, полную жизни женщину, место которой не в музее, а в постели, на шелковых простынях.
Впервые она выглядела естественной и свободной.
А правильно ли я поступил, позволив Баррету выбрать Джулию Сандерс? — спросил себя Саймон. Не ошибся ли, согласившись с его решением? Не поспешил ли, когда, не задумываясь, взялся за дело? Останется ли Джулия прежней Джулией, когда все будет закончено?
Была и еще одна проблема. Наблюдая за резвящейся на поляне молодой и красивой женщиной, Саймон испытывал острое желание присоединиться к ней. Казалось бы, такой порыв легко погасить, но все дело было в том, что ему не хотелось его гасить. Более того, ему хотелось заново испытать то, что он почувствовал, когда поцеловал ее в первый день знакомства. Ему было мало сохранившегося в памяти вкуса ее губ — он жаждал большего. Это был голод страсти, неутоленный и необъяснимо сильный. Стоя у окна, Саймон сжимал кулаки, чтобы не уступить безрассудному влечению.
В этот момент Джулия подняла голову и посмотрела на его окно. В первую секунду ее лицо выразило удивление, но уже в следующую на нем появилась улыбка. У Саймона перехватило дыхание. В нескольких метрах от него, посреди посеребренной луной лужайки, стояла, раскинув руки и призывно улыбаясь, женщина его снов.
Он не сделал ничего, если не считать того, что улыбнулся в ответ и отошел в глубь комнаты.
А что еще он мог сделать? Поддаться бушевавшему в нем желанию? Выпрыгнуть из окна, подхватить Джулию на руки и унести в спальню? Услышать ее сладостный стон и ощутить под собой упругое, горячее, бьющееся в любовном ритме тело? Насладиться ее ласками? Но что потом? Проснуться утром, зная, что поступил, как безвольный юнец? Жить, понимая, что безответственно воспользовался доверившейся тебе женщиной? Или делать вид, что ничего не случилось?
Нет. Саймон не мог позволить это, не потеряв к себе уважения, не потеряв право говорить о достоинстве и чести, не оттолкнув Джулию от себя.
9
Уснуть долго не удавалось, и все же, когда Джулия открыла глаза, часы показывали лишь половину седьмого. Откинув одеяло, она подошла к зеркалу и с любопытством уставилась на себя, словно надеялась обнаружить
— Ну конечно, не за одну же ночь, — разочарованно пробормотала она. — А чего ты ждала?
И все же кое-что изменилось: в ее душе поселились сомнение и страх. Ростки их пробились еще накануне, за ночь они окрепли. Если прежде Джулия опасалась, что подведет Саймона, потому что ничего не знала о том мире, куда ей предстояло войти, то теперь бесплотная серая масса тех, кого она должна была одурачить, обрела плоть и кровь, лица и имена, биографии и характеры. Эти люди знали свой мир и ревностно охраняли его от чужих. Им будет достаточно одного взгляда, чтобы распознать самозванку.
Существовало еще одно обстоятельство, усиливавшее ее тревогу. Теперь она лучше знала Саймона. Знала, что его детство отнюдь не было идиллическим. Знала, что он не ищет любви. Знала, что он одинок. И вот теперь из-за нее он погубит свою карьеру.
Джулия вспомнила, с каким удивлением Саймон смотрел на нее ночью, когда она гуляла по лужайке. Было в его взгляде и что-то еще, что-то помимо удивления. Наверное, он испытал шок, увидев свою подопечную босиком, в одном халате, с распущенными волосами. Боже, и что только взбрело ей в голову! Хорошо еще, что она удержалась и не стала звать его к себе. Зачем? Поваляться на травке?
— Не забывай, кто ты и кто он, — выговаривала себе Джулия. — Его фамилия Джордан, и эта фамилия уже сотню лет не сходит со страниц местных газет. Что сказал бы его многоуважаемый дед, увидев внука кувыркающимся на травке с какой-то девчонкой, которая не умеет стоять на каблуках?
Джулия закрыла глаза, представляя грозного старика, фотографию которого ей показывал накануне Саймон. Суровый патриарх печально качал головой и грозил потомкам пальцем.
Она хихикнула и тут же одернула себя — благородные леди не хихикают!
Стрелки часов двигались со скоростью черепахи, и Джулия, не зная чем себя занять, бесцельно прошлась по комнате, потом выглянула в коридор. Как и следовало ожидать, там никого не было. А почему бы не заняться делом? Например, пропылесосить комнату. Нет, Саймон еще спит. Джулия огляделась и заметила, что шторы на окне закрыты неплотно. Во-первых, их пора раздвинуть, а во-вторых… Потянув за шнур, Джулия убедилась, что шторы упрямо не желают раздвигаться.
Она подтащила к подоконнику кресло, встала на него и, опираясь на спинку, попыталась дотянуться до карниза.
— Джулия, что вы делаете?
Она вздрогнула, услышав за спиной знакомый, слегка встревоженный и слегка насмешливый голос Саймона, покачнулась и наверняка рухнула бы на пол, если бы не ухватилась за штору обеими руками.
— Давайте я помогу вам спуститься.
Джулия оглянулась и позабыла обо всем на свете. Саймон выглядел великолепно в песочного цвета отутюженных брюках и в голубой рубашке с расстегнутым воротом. Влажные — наверное, после душа — волосы были аккуратно зачесаны назад.