Мужская тетрадь
Шрифт:
Когда читаешь, оно как-то проскакивает. А когда видишь взрослых мужчин и женщин, которые выпячивают зады и переды, выставляют половые признаки, изображая их соитие, и при этом ухают и крякают, утверждая, что они кошечки и собачки, думаешь с брезгливой жалостью: да! «трудно свой хлеб добывал человек»! Мне обычно в таких случаях особенно жалко девушек – тоже, думаешь, растили девочку, бантики белые вязали, в музыкальную школу небось водили, чтобы она потом, вращая бедрами в якобы эротических судорогах, воплощала дембельские фантазии постановщиков, как живая кукла из секс-шопа. А между тем громкое именование частей человеческого низа и вращение ими – это единственное развлечение на шоу «Кыся». Ни пения, ни танцев,
Да, он в высшей степени приспособлен к жизни на театре – широкое, до галерки достающее обаяние, легкий упругий шаг, прекрасная дикция – все слышно… К сожалению.
Ни одним нагиевским достоинством постановщик не воспользовался – актер один как перст вывозит гремучую колымагу этой скучной пошлятины в двух действиях, которая могла бы улечься в десятиминутный номер. В конце «Кыси» наступает интересный момент – режиссер тоже, видимо, вспомнил свое интеллигентское детство, и со сцены, ни с того ни с сего, звучит стихотворение Б.Л. Пастернака: «И тут кончается искусство…» Ну, волноваться нечего – в «Кысе» оно и не начиналось.
И не надо возражать – дескать, это просто развлечение, какие могут быть претензии. Разные бывают развлечения. Когда-то Марло и Шекспир потешали лондонскую чернь в дешевом театрике «Глобус». А нынче, возьмем фильмы с Джимом Керри – это развлечение? Чистой воды, а сколько таланта и остроумия вложено. Да и «Осторожно, модерн!» развлечение, но куда более качественное, чем «Кыся». Конечно, ничего страшного не произошло, и тревожиться нечего – просто в очередной раз распылился на пустяки человеческий талант.
А потом, когда надо будет собраться, сосредоточиться, труба позовет, понадобятся все силы, все умения – сумеет ли Нагиев отозваться, отыщется ли порох в пороховницах? Неизвестно.
3
Я часто напоминаю сама себе бабушкин комод, который скрипит что-то позапрошловековое, когда вся мебель давно сменилась. Актер, талант, потрясать сердца… бла-бла-бла. Посмотрим на мир открытыми глазами. Живет не тужит там, к примеру, певица Мадонна. Бесцветный писклявый голос, артистизма и актерского таланта никакого, живого чувства нет в помине. Ни одной песни запомнить невозможно (разве что из «Эвиты»).
Модель пустоты, сто раз перекрашенная и переделанная, чтоб массам не надоело. И миллионы сходят с ума, фотографы гоняются за каждым шагом, денег видимо-невидимо. Пустота любит пустоту.
Такие будут и у нас, они уже родились. А вот люди перелома, хранящие какую-то культурную память, какие-то воспоминания, какие-то творческие порывы, но при этом обреченные жить по законам Модельного мира (вроде Фоменко и Нагиева) и законы эти вполне освоившие, – не могут беспечно плавать в пустоте. Плавают – и страдают. Правда, говорят, что не страдают. Ждут чего-то. Куда-то рвутся. Вид у них сердитый и тревожный, как у одичавших псов. Улыбка невеселая, юмор не мягкий. Жизнь, наверное, нелегкая.
Для Модельного мира Нагиев слишком своеобразен. Что же, если у него действительно есть настоящий талант – он не даст ему покоя. Таково свойство таланта, вестника славы и милости Божьей.
Но это – личная печаль Дмитрия Нагиева… В царстве вечной молодости и непрерывного веселья, в Модельном мире, этих печалей не требуется. Скоро груз культуры совсем перестанет давить, и люди, одолевшие «Мойдодыра», будут считаться интеллектуалами (как же, большая вещь!
«Не тот это город, и полночь не та».
Апрель 2001
Голые и злые
Популярный шоумен, блистательный фарсовый телекомик, Дмитрий Нагиев никак не хочет забывать о своей первой профессии, записанной в его дипломе так: актер драматического театра. Свидетельством тому явилась премьера нового спектакля «Территория» с участием артиста. Вот упрямый человек!
«Территория» – это уже четвертый антрепризный спектакль, сделанный «под Нагиева». На этот раз вместо немудреной развлекательности какой-нибудь «Кыси» или «Милашки» (так назывались предыдущие спектакли с Нагиевым) перед несколько обескураженным зрителем появился «серьезный» Нагиев, в драматической роли загадочного чеченца, бегущего из тюрьмы вместе с русским Ваней (Игорь Лифанов). Посмеяться не удалось, (хотя один милый сюрприз авторы спектакля зрителю все-таки приготовили, о чем еще будет рассказ).
В начале представления что-то зарокотало и загрохотало, луч лазера начертал в воздухе название спектакля, а по бокам авансцены двое мужчин в камуфляже начали дико орать какие-то объяснения будущей ситуации: почему некий чечен Юсуп и русский опер из Ставрополья кому-то навредили и их надо ликвидировать. Ничего понять не удалось.
Затем на подмостках появились очень сердитые Нагиев и Лифанов, причем правая рука Нагиева была прикована к левой руке Лифанова полутораметровой цепью. Они стали бросаться друг на друга с рычанием, видимо, олицетворяя национальную рознь народов бывшего СССР.
Поскольку никаких таких цепей в тюрьмах РФ не существует, я стала размышлять, чем же руководствовалось воображение драматурга Марины Гавриловой, и вспомнила знаменитый фильм Стэнли Крамера «Не склонившие головы» («Скованные одной цепью», 1958). Там черный и белый арестанты как раз и бежали из тюрьмы, постепенно переплавляя расовый антагонизм в крепкую мужскую дружбу. Но американская картина была предельно ясной и эффектной, чего не скажешь об этом русском спектакле: он предельно невнятен. История не имеет ни четкого начала, ни финала, диалоги вялы, действие движется случайными, внешними толчками, характеры не выписаны и не развиваются. Так что остается просто смотреть на «живого Нагиева» и не менее живого Лифанова – милейшего и явно добродушнейшего артиста, который по злой иронии судьбы вечно играет в сериалах каких-то хрипящих отморозков.
Театральный антрепренер в пьесе А.Н. Островского «Таланты и поклонники» дает такое определение таланту актера: «Делает сборы – значит, талант». С этим все в порядке – Нагиев собирает полный зал всегда, в любой день и любую погоду. Однако педагоги артиста, если бы они решились посетить своего ученика, были бы расстроены: к сожалению, Дмитрий Нагиев находился на сцене в состоянии ужасного «зажима», то есть мышечной несвободы. От зажатости много и некрасиво кричал, как это обычно бывает в таких случаях. А кричать на сцене можно очень редко, очень осторожно и по строгому «рецепту» врача-режиссера. Привыкший скрываться за яркой маской фарсовых персонажей, Нагиев оказался несколько «голым» в роли без комикования, без переодеваний, без разных юмористических приспособлений. Этому горю мог бы помочь квалифицированный режиссер, умеющий работать именно с драматическими актерами, но Лев Рахлин, постановщик всех нагиевских представлений, специализируется на мюзик-холле, так что горю не помог никто.