Мужская тетрадь
Шрифт:
Итак, внезапно отравили отца-хана, мальчик-наследник в решительную минуту бросился бежать от преследователей по бескрайней степи. Тут он провалился под лед (эффектное медленное погружение, вид из воды) – и вынырнул уже длинноволосым мужчиной с узкими бесстрастными глазами, принадлежащими японскому актеру Таданобу Асано. Где-то мыкался лет двадцать, но в сказках ведь и не то бывает.
Взрослый Темуджин не хочет ни власти, ни славы, а хочет найти ту самую Борте, что приказала на себе жениться. Находит: широколицая красавица (монгольская актриса Хулан Чулуун) его ждет. Но враждебное племя забирает Борте в плен, и Темуджин идет за помощью к своему брату Джамухе. Монголы не воюют за женщин, говорит Джамуха, но помочь обещает, и,
Картина их битвы – кульминационная и, конечно, эффектная, чего стоит только авангард всадников с двумя кривыми саблями, отсекающими головы и направо, и налево. Но вот что замечу: раньше при показе какой-либо битвы противники были четко отграничены и сама битва показывалась как в деталях, так и на общем плане, чтоб было понятно, кто с кем. Сейчас это неважно. Все со всеми. Как идет бой, неясно – виден лишь конкретный «махач» да брызги крови, которые, по новой кинотехнологии, вылетают из статистов фонтаном, как бы под большим давлением, затейливо распадаясь на струи каплевидных красных жемчугов. Красотища!
Кстати, здесь сталкиваются не только два характера и две судьбы, но и две актерские школы: японская и китайская (Джамуха – Сун Хонлей). И если в сюжетной борьбе побеждает Темуджин, то в соревновании актерском победа явно за китайцем. Он, в отличие от японского актера, создал ясный, рельефный, обаятельный характер забияки, жизнелюбца, хвастуна, втайне любящего своего коварного братца, тогда как японец Асано так ничего и не раскрыл в образе будущего Чингисхана. Образ вышел крайне герметичным и статичным.
Будучи в плену, красавица Борте забеременела от врага, но Темуджин благородно принимает ее дитя как свое. Любовь! Страшное дело. Он попадает в плен, его продают в Тангутское царство, где сажают в тюрьму. Сидит он, значит, смотрит, как волк, на площадь. Видит буддийского монаха и просит того найти жену и передать ей талисман семьи – косточку белой вороны. Монах сам отправляется в путь и посреди пустыни видит вдруг красавицу Борте. Передает косточку и умирает. А тут вдруг мимо идет караван купца с золотой серьгой. Борте просит подвезти ее в Тангутское царство, но денег у нее нет, а плата за проезд женщины без денег во все века у нас сами знаете какая. Короче, в Тангутское царство жена будущего Чингисхана попадает уже с двумя детьми и сильно разбогатевшей, так что может выкупить мужа из клетки.
Семейство сложной судьбы, воссоединившись, резвится на зеленой лужайке, поскольку в этом сказочном царстве времена года не чередуются, а появляются и исчезают внезапно. В общем-то, хеппи-энд. Но вдруг Темуджин объявляет, что он понял, как объединить монголов – дело, в общем, нехитрое, надо просто за любую провинность карать смертью. Садится на лошадку, целует жену и отправляется завоевывать мир – но этого мы уже не увидим. Это написано в финальных титрах, а кроме того, обещан следующий фильм, где нам что-то прояснят наконец.
Понятно. Этот фокус мы уже видели весной, когда вышла первая часть «Параграфа-78», а потом нас призвали пойти на вторую часть, где нам «все объяснят», но до этого уже дожили не так многие, как хотелось бы…
Кроме шуток, фильм «Монгол» снят масштабно, профессионально, живописно. Еще бы он не был снят профессионально – ведь его режиссер, Сергей Бодров, всегда входил, что называется, в первую десятку отечественных мастеров своего дела. Но вот если бы меня спросили – а кто бы мог из русских снять фильм о Чингисхане? – я бы неуверенным голосом назвала разные фамилии, но никак не Бодрова. Не потому, что я не ценю его творчество – как раз очень даже ценю, особенно «Кавказского пленника». Но мне кажется, это не его тема. У него, на мой взгляд, нет своей точки зрения на предмет (личность Чингисхана), а это важно. И вот Бодров снял о том,
Так-то оно так, но Чингисхан-то тут при чем? Чингисхан-то тут зачем? Для чего мы воскрешаем это чудище, да так упорно – чтобы набить очередное киночучело своими штампами?
Фильмы о великих завоевателях сейчас не редкость на экране. То Александр Македонский блеснет своей нетрадиционной сексуальной ориентацией, то вот Чингисхан удивит небывалой любовью к жене среди племени, где женщины равнялись скоту. Возможно, все это и было – но не эти же частности личного облика навеки вписали их имена на страницы истории. Мы, видимо, просто не понимаем великих воинов прошлого – нам неизвестны их мотивы, нам не представить их мышления. «Военная музыка» умолкла. Мы можем снять только что-нибудь понятное – про денежки, про любовь. И про то, как красиво (в наших мечтах) брызгает кровь из отрубленной головы врага.
2007
Головой об асфальт
Каждый год крутится шарманка: какие-то художественные книги получают престижные литературные премии, о них пишут умные слова, создавая приятное впечатление расцвета литературы. Между тем читатель в основном читает что-то совсем другое. А что?
Вот и премию «Национальный бестселлер» получил в этом году Захар Прилепин за роман «Грех». Энергичный отец трех детей из Нижнего Новгорода, смело называющий себя революционером, полон желания переделать словесность и жизнь к лучшему. Будем надеяться, это пройдет у писателя вместе с молодостью, ведь не зря писал сатирик Щедрин – «все нигилисты – это будущие титулярные советники, все титулярные советники – это бывшие нигилисты». Как бы там ни было, Прилепин – не чучело, а настоящий писатель, создающий художественные произведения. А поэтому возглавлять список реальных бестселлеров ему не придется.
Ведь этот список возглавляет нынче роман Евгения Гришковца «Асфальт». И как бы ни бился Прилепин, ничего у него не выйдет – писать так плохо, как Гришковец, у него не получится. Для того чтобы писать до такой степени бесцветно и бездарно, нужны какие-то специальные навыки, и они у Е. Гришковца есть.
Карьера Евгения Гришковца – целиком на совести интеллигентной Москвы. Она вырастила чудище своими неумеренными похвалами – лет десять тому назад, когда Гришковец показывал свой первый моноспектакль «Как я съел собаку». Тогда автор-исполнитель в самом деле создал обаятельный образ маленького инфантильного человека в грубом мире, нашел свою комедийную интонацию – удивленную, чуть грустную. И стал ее удачно эксплуатировать в других спектаклях, похожих на первый, но послабее качеством. Качество текста, надо сказать, с годами все разжижалось и разжижалось, но на это мало кто обращал внимание. Публика полюбила Гришковца именно так, как принято любить на Руси, – насмерть.
Явление, вскормленное этой дурной любовью, стало разбухать. Гришковец начал писать все – пьесы (абсолютно беспомощные, неумелые), какие-то поэтические релаксы для радио (пошлости чудовищной), прозу (инфантильную до изумления). В его глуповатой, нарочито детской интонации было что-то успокоительное, утешительное для публики. Со временем его обычное, скучноватое лицо офисного менеджера разрослось аж до размеров рекламного плаката – на нем Гришковец повсеместно уверял народ в надежности некоей банковской карточки. Казалось бы, ясно, что на этом месте разговоры о человеке как о художнике должны быть окончены. Но нет – Гришковец продолжался. Он принялся выпускать толстые книги, сплошь заполненные буквами, – и вот вам пожалуйста, «Асфальт» становится бестселлером.