Мужские рассказы
Шрифт:
— Значит, я должен…?
— Вы можете изменить ситуацию, — уточнил Горо.
— Хочу, могу и должен в сознании Стражников Солнца сливаются воедино. Горо посмотрел на меня с удивлением:
— Это древний девиз Дарвера!
— Это мой собственный девиз, я его сам придумал через месяц репортёрского труда. Мы встали и направились к выходу.
На улице расплескался лондонский вечер. Под его сенью ходили наплывы застывшего города. Густела каменная тяжесть особняков, переводя цвет упылённой скалы в свинец, перемешивая терракотовый кирпич с дымной зеленью зачарованных акаций и внезапным кроваво-красным пятном проезжающего мимо автобуса. Мы шли по Бэйзвотэ роуд, должно быть, в сторону дома Горо. Потом повернули на аллеи, застроенные домами в стиле Ридженси, и наконец оказались возле трёхэтажного особнячка с окнами в белых рамах и с горшками ярких цикламенов
Горо вспомнил пословицу: «An hour in the morning is worth two in the evening». По-русски она звучала бы как «утро вечера мудренее». Этим он завершил все возможные обсуждения предстоящего поединка. — У вас есть ночь, — добавил Горо, — ещё не известно, в какую сторону она повернёт ваши чувства. Если вы будете к этому готовы завтра, мы встретимся ровно в семь на мосту Тауэра. Он попрощался и вошёл в дом.
Вернувшись к себе в гостиницу, я долго без дела шатался по первому этажу, в который раз изучая содержимое киосков и рекламных витрин. Портье спутал меня с датчанином, что жил напротив. Я подумал, что нужно позвонить в Москву. Почему-то это нужно было сделать именно сегодня. Почему? Разница во времени помешала осуществлению этих планов. Но почему-то нужно было звонить именно сегодня. Время в Москве уже перевалило за полночь. И только поднявшись в номер, я понял, что именно заставляло меня подумать о звонке домой. Завтра я буду драться с Драконом! С Черным Драконом из горовского воображения. Чушь какая-то. Сейчас уже, когда его не было рядом, всё стало обретать совершенно иной смысл. Я словно прозрел. Должно быть, Горо обладал даром внушения. И ведь подумать только, в какую чушь можно самозабвенно влезть всеми своими мозгами! Сказать кому — ведь на смех поднимут. Вот ещё тоже Георгий-Победоносец! А материал славный может получиться. Эх, хотя бы одним глазом посмотреть на этого «дракона».
Я прыгнул на кровать в размышлениях о газетной строке. Нужно будет попросить у Горо фотографию. Или самому сфотографировать. Нет, лучше попросить. Так, в колонтитул поставим: «Мастерская судьбы». Годится. Заглавие: «Укротитель драконов"… А? Вроде ничего. Редактор, конечно, переделает. Старая школа. Только для того, чтобы получить свои редакторские за заглавие. Сейчас за это не начисляют… Я представил себе сочный отпечаток „УКРОТИТЕЛЬ…“ на второй полосе. Буквы ложились широко и напористо. Дальше шли плотно набитые колонки. Иногда мне кажется, что я могу прочитать с воображаемого газетного листа ещё не написанный материал. Чем больше я вглядывался в эти строки, тем слабее становились мои глаза, пока, наконец, они совсем не погрузились в слепоту…
Утро развернулось широким разливом света над полем некошеного ячменя. Там, впереди, прорастая ветками в самую ослепь солнечного разлива, стоял тяжёлый дуб. Я повернул коня и поехал к нему, щурясь и ослезясь обоими глазами. Воздух, сухой от нагретого ячменя, дразнил голову воспоминанием о ночном покое, о стёганом подкладе, душно пахнущем соломой. Хорошо спалось, вольно. Теперь же меня ожидал Мерлин.
Дуб вырос во весь небесный охват. Я поехал вокруг, и едва конь переступил через вздыбленное над моховиной корневище, увидел ноги сидящего на земле Мерлина. Ноги были белые, как известняк. Мерлин сидел наклонив голову и что-то разглядывал на своих ладонях.
— Света твоим глазам, Мерлин! Он поднял голову.
— А, это ты, Передор. Долго спишь!
— Почему ж не спать, если глаза просятся переплыть бездну?
— Послушай меня, ещё немного, и Священный источник пересохнет. Дракон не даёт ему дышать. Ты должен успеть до захода солнца. Пока оно светит у тебя за спиной, Дракон не сможет тебя различить. Свет будет жечь ему глаза.
— Я успею.
Мерлин повернул ко мне лицо, и я узнал в нём Горо.
Мы уже пересекли поле, ступив на каменистую дорогу Дикого края, а я всё ещё оборачивался, ища объяснения своему видению. Скоро, однако, коню пришлось совсем трудно ступать, чтобы не оббивать себе копыта. Дорога превратилась в тропу, процарапанную через камневалы. Мне почему-то стало не по себе. Может быть, из-за этих каменных засыпей, приговоривших нас к нашей тропе, с которой ни отвернуть, ни соступить было уже нельзя. Я извлёк Дарвер из самшитовых ножен, и его холодный покой прибавил стали моему сердцу. И тут я понял, что он близко. Кожей почувствовал его приближение. Я смотрел и смотрел вперёд, до рези в глазах, но ничего не видел, кроме камней. Мы катились ему навстречу по камням, на стянутых жилами, упирающихся
Я что-то должен был исполнить. Об этом говорил Мерлин. Ах, да, солнце. Его нужно было держать за спиной. Где же солнце? Я вертел головой, пытаясь понять, откуда оно источает свет. Солнце вошло в мои глаза… я вздохнул и проснулся. Свет, ослепительный, как застывший взрыв побелил утренний Лондон.
Я потянулся рукой к часам. Было самое начало седьмого. Что-то пробивалось из памяти. Начало седьмого! Вскочив, я вторгся на ходу в разбросанную одежду. Налетая на стулья и теряя поочерёдно все, без чего и шагу не ступишь, я поздравил себя с тем, что утро начиналось по своему обыкновению. То есть вполне прилично.
Река, посеребрённая солнцем, дышала утренним отливом. В её солнечном крошеве застыл пятнистый, как судак на нересте, крейсер «Белфаст».
Горо моё появление на мосту нисколько не удивило. Значит, он верил, что я приду.
— Что я должен делать? — выпалил я, едва мы поздоровались. Горо с удивлением посмотрел на меня:
— Разве я не сказал?
— Нет.
— Слушайте. Вам нужно вызвать его на общение. И больше ничего. Ваши знаки прямо противоположны. Но не в этом дело, — Горо говорив торопливо и обрывисто. — Дело в том, что они несопоставимы. Они терпеть друг друга не могут. Создаётся биомагнитный конфликт. Результаты его непредсказуемы для обоих. Я вас предупреждал!
— Да-да! — кивнул я.
— На эмоциональном уровне это просто антипатия, — продолжил Горо. — Вы журналист, общительный человек, прекрасно владеете английским. У вас типичный валлийский акцент, с небольшой примесью русской школы…
— Университета, — уточнил я, но Горо не выражал желания шутить.
— Так что всё получится, — подвёл итог мой новоявленный Мерлин. — Он сейчас идёт завтракать. Пробудет в кафе двадцать минут. Действуйте!
— Где это кафе?
— Сразу за поворотом.
— Как я должен с ним общаться?
Горо приблизился к моему уху:
— Такое общение я называю диалогом с погружением. Запомните, вам нужно быть самим собой! Иногда, контактируя с разными людьми, мы невольно копируем их манеру говорить и даже думать, перестраиваем своё внутреннее поведение, особенно если наш собеседник уважаемый нами человек. Или женщина, которой мы хотим понравиться. В данном случае это делать нельзя. Старайтесь при общении ничего не есть — процесс пищеварения поглощает большое количество энергии. Возьмите себе чашку кофе. И последнее, постарайтесь повлиять на него. То есть найти такую мысль и так её направить, чтобы он не смог её парировать. Это сделать будет трудно, поскольку вы информационно несовместимы. Вам вероятно приходилось обращать внимание на то, что даже умные мысли в иных устах ни с того ни с сего хочется опровергать. У нас тот же случай.
А сейчас я водружу на вас амулет. Это и есть Знак Воического креста — Дарвер.
Я только хмыкнул. Горо опустил руку в карман, потом в другой…
— Сам по себе амулет ничего не значит, он всего лишь символ информационной ячейки… Похоже, что этот символ я оставил дома.
— Ничего, мы его возьмём голыми руками!
В кафе было тихо и сумрачно. Широкий платан загораживал уличные разливы солнца. Четверо посетителей творили ритуал утренней чашки кофе. Дракона я увидел сразу. Он сидел ко мне спиной, сутуло нависнув над своей трапезой. Дракон был в длинном, кожаном плаще, распахнутые полы которого таили пару крепких, каблукастых лап. Его чёрные, влажно лоснящиеся волосы сбегали за поднятый ворот плаща. Дракон внезапно обернулся и наши глаза встретились… Интересно, что он почувствовал в этот момент? Прожгло ли его совесть предвестие судного дня? А почему, собственно, он должен был увидеть во мне своего сокрушителя, если он не осознаёт, что является драконом? Может быть, в его сознании драконы совмещены с образами тех людей, что призывают человечество к порядку. Порядок — значит насилие. Так мыслит его голова. И вполне возможно, что у этого человека тоже есть своя система биоэтики, по расчётам которой не он, а Горо — воплощение вселенского зла. Так кто из них прав?