Мужские рассказы

Белов Александр Константинович

— Осторожность, прежде всего! — тихо сказал Горбовский.

Они свернули во двор. Там было безлюдно. Тревожно шумели тополя. Призрачно белело развешенное бельё, и по двору бродил кислый дух домашней стирки.

В подъезде, на лестничном пролёте второго этажа, Горбовский остановил молодого человека, и они какое-то время стояли и только вслушивались в рокот вечерней жизни за тяжёлыми дверями квартир. Когда глаза судьи и аналитика привыкли к абсолютной темноте неосвещённого лестничного пространства, Аркадий Семёнович решительно устремился вперёд.

Молодой

человек долго искал ключ. Потом никак не мог попасть в замочную скважину.

— Ну что вы возитесь! — не выдержал судья.

— Сейчас, сейчас,… — тихо отговаривался Константин. Наконец замок упруго щёлкнул, и дверь оказалась во власти пришедших. Застоялый запах ветхого барахла, высохших стен и вековой пыли ударил в нос. Горбовский зажёг спичку. Во всём здесь чувствовалось отсутствие хозяйки.

— Туда! — указал молодой человек.

Стопки старых журналов громоздились по углам комнат. Совершенно истлевшие занавески безжизненно свисали с антресолей. В глубину коридора впечатался плакатный лик популярной певицы.

Осторожно ступая по сухим половицам, ночные посетители пробрались к дальней комнате. Горбовский снова зажёг спичку. Её короткое свечение выхватило из темноты ничком лежащего человека. И одного взгляда было достаточно, чтобы понять: здесь всё кончено. Это был труп.

— Я пойду на кухню, уберу стакан.

— Что? — не понял судья.

— Стакан с моими отпечатками пальцев.

— Ах, да…

Натыкаясь на стены, Константин побрёл в противоположную часть квартиры. Всё, что могло падать и грохотать, попадалось ему сейчас под ноги. Горбовский выругался про себя. Теоретик начал его раздражать. А коридор перед молодым человеком провалился вправо, и он попал на кухню. Константин управился довольно быстро и когда вернулся в комнату, где оставил судью наедине с убитым, ему показалось, что Горбовский что-то ищет на полу.

— Ну что вы скажете?

— Что? — растерялся судья. — А-а, насильственная смерть. Ну, это ясно было бы и ребёнку. Видно, что рука сломана, проникающая рана головы. Насколько я понимаю, так счёты с жизнью не сводят.

— Его, должно быть, били, — предположил Аркадий Семёнович. — Чем-то вроде обломка водопроводной трубы.

— Может быть тростью?

— Мы не в девятнадцатом веке, господин теоретик. Где это в наше время вы видели трости?

— Представьте себе видел. Сегодня. Он сам приносил мне в гостиницу трость с тяжёлым бронзовым набалдашником. А браслет забыл дома растяпа. Потому и пришлось договариваться о визите.

— Значит, браслет — это не единственная ценность, которую он хранил у себя, — проговорил Горбовский. — А эту трость вы держали в руках?

— Держал, конечно… Но почему вы об этом спросили? — насторожился молодой человек.

— Просто так.

Константину вопрос не понравился. Он вдруг вспомнил, что набалдашник трости был перепачкан краской. Да краской ли? Аналитик стал действовать решительно.

— Что вы делаете? — почти закричал Горбовский.

— Хочу перевернуть труп на спину.

— Не

нужно это делать, не нужно вообще ничего здесь трогать!

Возмущение судьи было бесполезным. Молодой человек, приложив некоторые усилия, добился своего.

— Зажгите спичку! — он.

Судья подчинился. У него дрожали руки, и спички ломались одна за другой.

— Да, так и есть! — констатировал молодой человек.

— Что есть? — не понял Горбовский.

В этот момент где-то на улице рявкнула милицейская сирена.

— У меня почему-то плохое предчувствие, — пробубнил Аркадий Семёнович поёживаясь. Константин склонился над убитым, пристально изучая его внешность.

— Ноги уносить надо, — заволновался судья.

— Давайте вернём его в прежнюю позу. Помогите же.

Во дворе дома хлопнула дверца машины.

— Всё, поздно. Что теперь? — заметался в мыслях Горбовский.

— Балкон.

— А дальше?

— Это всего лишь третий этаж. Правда, он равен по высоте четвёртому.

— Успокоили, нечего сказать, — вздохнул судья. — Мне, пожалуй, и с табуретки не спрыгнуть.

— Тогда антресоль на кухне. Они ведь не станут сейчас делать обыск.

— А если там полно барахла? — засомневался Аркадий Семёнович.

— Выбора нет!

И тут тишину разорвал звонок в прихожей. Горбовскому показалось, что у него лопнули барабанные перепонки. Оба искателя приключений ринулись на кухню. Молодой человек подсаживал судью на полати, напрягаясь всем телом, а судья тяжело и медленно втискивал себя в небольшое подсобное пространство под кухонным потолком.

— Здесь двоим не поместиться. Что делать?

— Она и не выдержит двоих. Ладно, дальше вы сами, — сказал Константин и устремился к окну.

В дверь ударили, да с такой силой, что задрожали стены. Константин освобождал шпингалеты от сцепления с оконной рамой. Они сидели крепко. Окно, видимо, не открывалось уже много лет. Ещё один удар в дверь заставил молодого человека поторопиться. Наконец он разорвал склейку оконных створов и шагнул на подоконник. Впереди, метрах в трёх, протянулась тяжёлая ветвь старого тополя. Константин на мгновение застыл, превращаясь в Радомира и вытянувшись на носках. В его глазах вдруг промелькнула качающаяся трапеция. Прыжок… и он летит вниз, в тяжёлые объятия каменного пола. Это было. Это осталось в нём навсегда.

Дверь слетела с замочного языка. В прихожей включили свет… Константин прыгнул. Руки уверенно встали в обхват ветки. Она качнулась, напрягаясь каждым волокном своей старой тополиной плоти, и удержала висящего. Бывший трюкач сполз по стволу дерева, огляделся и, прижимаясь к стене дома, устремился в ночь.

Горбовский не дышал. Внизу, под ним, ходили. Щёлкнул выключатель, и в узкую щель дверцы ударил кухонный свет. Минуту спустя он услышал голос:

— Нет, отсюда не допрыгнешь! Возможно использовали верёвку. Утром приедет эксперт — разберётся. Шаги переместились вглубь квартиры. Через какое-то время судья услышал, как всё тот же голос сказал: