Музы города Арзамаса
Шрифт:
— Александр Василич, — сказал Алексеев, — меня соблазняют работать в Петербурге над украшением Исаакиевского собора. Трудно отказаться от столь лестного предложения…
Он уехал в столицу, оставив школу и Клавочку на попечение старого тестя, и больше не вернулся. Не выдержав разлуки с любимым мужем, умерла и Клавдия Александровна. Ступин остался в одиночестве и вряд ли обрадовался, когда его наградили орденом Владимира «за распространение живописи в отечестве» (так было объявлено в императорском указе). Жестокая николаевская эпоха близилась к концу, но старик уже устал видеть
— Я отворяю им врата в мир искусства, а баре затворяют их для моих детей, распахивая перед ними ворота зловонных конюшен. Доколе терпеть? Нет, — решил Александр Васильевич, — учить рабов, чтобы, познав свет, они снова пропадали во мраке невежества, я больше не стану… Прости меня, боже!
С 1847 года Ступин не желал брать в обучение крепостных, отправив в Академию художеств письмо, почти гневное: не затем он творит художников, чтобы господа употребляли их таланты на кухнях, а чесать пятки господам способны и глупые бабы. Но однажды Ступина навестил барон Крюденер, живший в доме неподалеку от школы, и привел с собой мальчика:
— Василий Перов! Желал бы учиться у вас.
— Крепостных не беру, — сказал ему Ступин.
— Вася мой сын… побочный, — стыдливо пояснил Крюденер. — Мастерски владеет пером, отчего и прозван «Перовым», но мечтает об искусстве высоком, дабы живописать красками…
Ступин смотрел на отрока, и, конечно, ему не дано было знать, что Перов проложит в русской живописи новые дороги, по которым другим ученикам Ступина уже не дано ездить. Ступин сам навещал семью Крюденера, говорил матери ученика:
— Ты, Акулина Ивановна, раньше времени за сына не пугайся. Уж я не одну собаку в своем деле съел и вижу, что Васенька не пропадет с талантом своим… сущую правду тебе глаголю!
Много знал Ступин, многое умел предвидеть, но в смятении чувств не понимал одного: откуда берутся недруги?
— Господи, да разве кого я обидел? Всю жизнь ради добра усердствовал, о зле не помышляя…
Удар последовал оттуда, откуда Ступин удара не ожидал.
Летом 1853 года город посетил преосвященный Иеремия, епископ Нижегородский и Арзамасский (он же и кавалер орденов разных). В честь прибытия владыки все трактиры украсились еловыми ветками. Но недреманным оком епископа было сразу «усмотрено, что при Городском Соборе расположилась кукольная комедия, не знающая ни времени, ни приличия, благонравием требуемого» (так писано в консистории). После закрытия кукольного театра, где пострадали только петрушки да матрешки, епископ направил священные стопы прямо в школу Ступина, благо она имела несчастие расположиться близ храма Пресвятыя Троицы.
Ступин с поклоном принял епископа, облобызав его длань. Церковный староста, он вел себя с подлинным благочинием.
— Ну, покажь! — сказал Иеремия. — По всей губернии слух идет, будто у тебя тут сокровища собраны…
В античной галерее епископ обомлел от изобилия гипсовых торсов, ляжек, грудей, ягодиц и мускулов, напряженных в усилии. Конец его посоха уперся в пупок атлета:
— Кто таков?
— Гладиатор.
— Ты бы хоть штаны на него надел, а то ведь сраму-то сколько… Тут девицы ходят, соблазны всякие видят. Мужчина без
Ученики Ступина, рисующие с антиков, притихли. Иеремия обозрел «гипсовый» класс училища, вывел сентенцию:
— Одни язычники, ко блуду приклонные…
Ступин возразил: здесь представлены герои мира античного, а облик пречистой Венеры восхищает все человечество.
— Вижу, каковы герои твои, — осатанел епископ. — У тебя мужики без штанов, а бабы без юбок… Грех! Хоть глаза завязывай. Нет стыдения христианского, одни соблазны…
Резолюция владыки гласила ясно и четко, что Ступина «уволить от звания церковного старосты того храма, против алтаря которого не устрашился он содержать бесстыдные, голые фигуры языческие… по сему предмету заготовить отношение к Г. Начальнику Губернии о прекращении подаемого девицам явного соблазна, а копию предать в Арзамасское полицейское правление».
Иеремия покинул школу, перекрестив себя на купола храма Пресвятые Троицы, а когда обернулся к Ступину, его провожавшего, то усмотрел на фронтоне здания музу парящую.
— Опять титьки голые? — заорал он в испуге. — Да ты вредитель народу православному, потакатель блудодействию…
Скоро явился полицмейстер с казенной бумагой.
— Александр Василия, — сказал он Ступину, — ты уж не серчай на меня, мое дело служивое. Больно хороша муза твоя, но приказ есть приказ, и против рожна не попрешь. Отныне все музы твои в Арзамасе велено предать запрету… замажь!
Ступин сам приставил к фронтону здания стремянку, с кистью маляра полез наверх и стал замазывать свою любимую музу. Потом поглядел на голую стену и заплакал. Все оставалось в Арзамасе по-прежнему, ни один фонарный столб не дрогнул от такого кощунства, но Арзамас что-то потерял.
— Без музы смерть моя, — сказал Ступин…
Последний раз он навестил Петербург, вернувшись в полном отчаянии: Академия художеств была наполнена незнакомыми людьми, которые думали, что Ступина давно нет в живых.
— Не один я — все умерли! Говорю об Акимове или Егорове, а для них это такое же прошлое, как для меня нашествие Мамая на Русь. Видать, и впрямь пришло время прощаться…
Он скончался тихо, будто уснул, 31 июля 1861 года и был погребен на Всесвятском кладбище Арзамаса, могилу художника придавили памятным камнем в форме пирамиды. Через тридцать лет после его кончины Арзамас посетил писатель В. Г. Короленко, собиравшийся писать о школе Ступина, о мучительных радостях его учеников, которых уже мало кто в городе помнил. Один из домов привлек внимание былым великолепием, а Короленко, уделив милостыню нищему, спросил его:
— Не знаешь ли, отец мой, чей это дом был?
— Как же! — засветился вдруг нищий. — Здесь хороший человек жил, от его забот многие кормились… Это дом Ступина!
Фронтон дома был неумело закрашен. Новые владельцы придали ему вид фальшивого окна с крестовиной рамы. Короленко невольно хмыкнул и хотел идти далее, но вдруг остановился: что за притча? Из-под слоя жидкой краски на стене вдруг проступила женская фигура, раскинувшая руки в призывном отчаянии.
Это была муза города Арзамаса.