Музыка души
Шрифт:
Тихо открылась дверь, в комнату вошла мадемуазель Фанни, которая, заметив, что ее воспитанник плачет, испуганно спросила:
– Что случилось, Pierre? Почему вы плачете?
– О, эта музыка! Эта музыка! – в отчаянии воскликнул он, закрывая уши, пытаясь избавиться от преследующих его звуков.
– Какая музыка, Pierre? – удивленно произнесла гувернантка. – Праздник закончился: никто больше не играет.
– Она у меня здесь! Здесь! – простонал он, показывая на голову, и, подняв на нее умоляющие глаза, добавил: – Избавьте меня от нее! Она преследует меня, не дает мне покоя!
Мадемуазель Фанни озабоченно нахмурилась, села рядом с ним и крепко обняла, пытаясь утешить и успокоить. Петя доверчиво прильнул к ней и
Фанни осторожно переложила воспитанника на кровать, укрыв его одеялом. Ей совершенно не нравился его нервный срыв: определенно, увлечение музыкой вредно для Пьера. Надо бы ограничить его занятия за фортепиано, а может, исключить их совсем. Конечно, у него несомненный творческий дар, но лучше бы этот дар направить в поэзию, которая не действует так пагубно на его психику.
Отныне занятия музыкой для Пети были строго ограничены, но мелодии продолжали звучать в его голове. Пытаясь выпустить их наружу, он выстукивал их пальцами по первой попавшейся поверхности. Он мог надолго так, замерев, погрузиться в свои мысли и лишь отбивать ритм. Все бы ничего, если бы он барабанил только по столу. Но однажды Петя, уединившись в застекленной галерее, принялся в задумчивости стучать по окну. На улице сияло солнце, переливавшееся радугой в каплях, оставшихся после недавнего дождя, и заставляло по-особенному сверкать траву и листву деревьев. Но Петя уже не видел ничего вокруг, полностью погруженный в себя: мелодия вырисовывалась все отчетливее, он барабанил все сильнее. Как вдруг – от слишком сильного удара стекло со звоном разбилось, и осколки больно впились в руку.
Пару секунд Петя ошарашено смотрел на окровавленную ладонь, а потом, сорвавшись с места, помчался к мадемуазель Фанни. Та, увидев его в таком виде – испуганного, взъерошенного, испачканного кровью – схватилась за сердце и быстрее потащила перевязывать раненую руку.
– Как же так можно, Pierre? – сокрушенно вздохнула она по дороге.
– Я просто задумался: у меня уже совсем получилась мелодия, а тут вдруг раз – и стекло разбилось.
Вечером состоялось совещание между родителями и гувернанткой, в результате которого решили нанять для Пети учительницу музыки. Если запрет подходить к роялю не помогает избавить его от преследующих музыкальных образов, то, может быть, поможет умение выражать их на инструменте.
Так в доме появилась Мария Марковна Пальчикова – бывшая крепостная, тихая, скромная и застенчивая особа, которая взялась за обучение Пети. Занятиям он отдавался с упоением и быстро выучился прекрасно играть, удивляя свою учительницу.
***
На следующий год из Екатерининского института в Воткинск вернулась старшая сестра Зина, которой к тому времени исполнилось семнадцать лет.
Забрать Зину из института поехала Александра Андреевна. На этот раз, когда она уезжала, Петя не требовал поехать с ней. Но тоска по матери не стала меньше: за три месяца, что ее не было дома, он успел ужасно соскучиться. И чуть ли не каждый день спрашивал отца, скоро ли вернется маменька.
Наконец, незадолго до Рождества раздался звон бубенцов приближающейся кибитки. Не успел никто выбежать во двор, как дверь распахнулась, из нее в комнату ворвалось облако морозного воздуха, и влетело маленькое, необычайно миловидное создание, которое Петя видел первый раз в жизни – сестра Зина. Но в первую очередь все его внимание было сосредоточено на матери. С неземным блаженством он припал к ее груди и уже весь вечер не отходил от нее.
Сестра же показалась Пете какой-то феей, явившейся из мира, полного чудес и необыкновенных прелестей. Рассказы о театрах, которые представлялись ему несбыточным наслаждением; танцы, которым она начала их учить – все это
Когда все были одеты, Зина объявила:
– Картина называется «Турки».
И принялась расставлять детей в разных позах: Коля уселся на подушке, как падишах, Петя и Поля встали по бокам с широкими опахалами, а Саша изображала восточную танцовщицу.
– Замри! – скомандовала Зина.
Живая картина застыла на мгновение, и Петя пожалел, что не может увидеть ее со стороны: наверняка это выглядело очень красиво. Родители зааплодировали.
– Молодцы! – одобрила их сестра.
Новое развлечение понравилось – с тех пор подобные картины стали устраивать на все праздники. И без того оживленный и гостеприимный дом с приездом Зины стал еще оживленнее.
Наступила Масленица – самое веселое время года. Петя любил эти дни, когда пекли вкусные румяные блины, катались с ледяных гор – катушек – и на обледенелых шестах. Вместе с заводскими мальчишками дети начальника завода строили города из снега, придавая им всевозможный вид. Для этих крепостей выбирался городничий, обязанный стоять в городе и защищать его от нападения Масляницы – маскированной группы мастеровых.
Чаще всего городничим выбирали Колю. Он забирался в громадную снежную крепость, ставил флаг – цветную полоску ткани – на самую высокую башню и ходил вокруг него дозором. Было ужасно забавно и увлекательно с толпой мальчишек пытаться забраться в крепость. При этом городничий безжалостно закидывался снежками. Но он и сам в долгу не оставался: спрятавшись за высокими снежными стенами, Коля открывал ответный огонь, да так ловко, что немногие могли добраться до входа. Зато уж когда это удавалось, все уцелевшие с веселыми криками и гиканьем хватали городничего и снимали флаг с башни, а потом торжественно обходили вокруг наполовину разрушенных в пылу битвы стен. Домой они возвращались в снегу с ног до головы, насквозь промокшие, но страшно довольные. А на следующий день строилась новая крепость, выбирался новый городничий, и все начиналось сначала.
Веселое время – Масленица!
Но вот пролетела Масленичная неделя, начался Великий Пост. Совершенно особые службы в это время, исполненные светлой печали, никогда больше таких не бывает. Всей семьей ходили они в церковь, и, замерев в полумраке, освещаемом лишь свечами да лампадами, Петя вслушивался в протяжное печальное пение, иногда начиная тихонько подпевать. Душа наполнялась светом и глубокой тишиной. Сложное это время: долог Великий Пост, но весь он освещается предстоящей великой радостью – радостью Пасхи, несравнимой ни с чем.
В тот год Петю впервые взяли с собой на ночную службу. Раньше он вместе с тетушкой Надеждой Тимофеевной, Сашей и Полей ходил в церковь уже утром – на детскую службу. А теперь он большой, может пойти на настоящую литургию.
Сначала хотелось спать, но весь сон слетел, когда раскрылись Царские врата и раздалось едва слышное, но постепенно становящееся все более громким и ликующим пение: «Воскресение Твое Христе Спасе…» Трепетно сжав в руке зажженную свечу, вместе со всеми Петя шел крестным ходом. Обернувшись назад, он увидел целое море огоньков, медленно движущееся вокруг храма. В темноте апрельской ночи это выглядело невероятно красиво.