Музыка Гебридов
Шрифт:
— Я не знаю, что мне с нею делать. Все мои мысли, все чувства, дремавшие до этой поры, обострились, и теперь меня терзает неясное ощущение пустоты и жажды. Ты когда-нибудь ощущала голод, который нельзя утолить? — голос его прозвучал, будто издалека, и Мегера догадалась, что он разговаривал больше сам с собой. — Перед тем, как де Бревай издал последний вздох, он сказал мне, что девчонку следует убить, ибо на ней проклятье… Может, оттого я ощущаю эту агонию? Поэтому не могу уничтожить воспоминание о том, какой увидел её здесь, на корабле? Только сейчас я понял вдруг, что, возможно, Паук был прав. Следовало
Забывшись в этом пугающем рассуждении, он и не заметил даже, как сжались его кулаки, каким жестоким стал взгляд, устремлённый в окно. Мегера не на шутку перепугалась возможных последствий его краткого помешательства.
— Вы вовсе не хотите этого, верно, капитан? — произнесла она опасливо. — Вы не хотите делать ей больно, и вы это понимаете. Поговорите с ней о том, что произошло вчера.
— Думаешь, это поможет?
— Я думаю, что стоит вам разок сыграть «Приветствие» О’Каролана, и девушка в то же мгновение упадёт к вашим ногам.
Видимо, он посчитал её мысль колким издевательством, поскольку голос его приобрёл знакомые сердитые нотки:
— Мне не нужна её слепая покорность! Легко свести женщину с ума, в особенности, когда речь идёт о таком хрупком душевном состоянии, как у Амелии. Когда она смотрит на меня, ей чудится дивный образ рыцаря! Сильного, смелого и прекрасного…
— Но теперь, когда она знает, что вы не её отец…
— Теперь ей придётся иначе взглянуть, — заключил он упавшим голосом.
— Если вы хотите её, просто возьмите, — предложила женщина, не подумав, но она не пожалела о сказанном. — Амелия уже не ребёнок, что бы вы там себе ни надумали…
— Ты прекрасно знаешь, что она не моя.
Ах, и вот он снова намекал на Томаса Стерлинга! Мегере хотелось выть от досады каждый раз, как только капитан вспоминал о нём и сравнивал с ним себя. Вся эта ситуация целиком и полностью была безумием, его собственной жестокой прихотью, и пиратка просто не знала, как убедить Диомара очнуться и взглянуть на вещи трезво. Но когда речь шла об Амелии, закручивался очередной круговорот сумасшествия.
— Когда же вы прекратите играть с нею? Когда всё это кончится?
— Когда я пожелаю! — рявкнул он грубо. — И однажды ей придётся выбрать… кого из нас двоих она возненавидит больше.
— С любовью шутки плохи, капитан…
— О, но ведь любовь, дорогая Мегера, — моё главное искушение! Если я и чувствую её сейчас, то сдаться ей и окунуться с головой в любовь — действительно большое искушение.
— Разве это вам не поможет?
— Нет. Потому что любовь использовать нельзя. Так она не работает.
Ей ещё многое хотелось высказать, но она видела, как он был напряжён и раздражён. Единым жестом он велел помощнице выйти, однако его приказ остановил её вдруг у порога каюты, в раскрытых дверях:
— Приведи девушку ко мне, как только появится возможность подсунуть для неё послание. Стерлинг ведь отлучился, насколько мы знаем?
Мегера устало вздохнула и скучливо повторила, как на уроке:
— Да, верно. Его нет в замке.
— Отлично! Пусть она отыщет среди почты короткую записку. Мистер Скрип встретит её со шлюпкой в бухте Мангерста, в том месте, где она… ты знаешь. Ты всё поняла?
— Да, капитан.
Мегера
***
Перед закатом, когда солнце ещё властвовало над горизонтом и согревало землю, Амелия смотрела на знакомое пиратское судно снизу вверх с осознанием, будто впервые его видела. В солнечном свете «Полярис» выглядел иначе, не столь грозным и величавым, с опущенными парусами и без бушприта [16], который, как позже объяснил старик Скрип, сняли для починки после недавнего столкновения вблизи островов Смол, на юго-востоке от Гебридов.
— С чем же вы столкнулись? — поинтересовалась Амелия, когда пират помог ей забраться на палубу.
— С небольшим английским бригом, сударыня. Ничего страшного, всего пара царапин да треснувший бушприт.
— А что случилось? За вами устроили погоню?
Старик закивал, слегка щурясь от солнца. Он рассказал, что после потопления королевской шхуны внимание властей к Диомару и его разбойничьей деятельности вокруг Острова возросло. Но и в этот раз они успешно расстреляли бриг англичан и ушли от погони. Девушка промолчала. Они прошлись по палубе, повстречав парочку пиратов и лоцмана Жеана, болтающегося на вантах. Увидав Амелию с высоты, молодой человек живо снял свою потрёпанную шляпу и замахал ею в знак приветствия. На что она ответила ему улыбкой и кивком головы.
Мистер Скрип провёл её мимо открытого грузового люка (девушка успела заглянуть во тьму внутренностей корабля, но ничего там не увидела) и бизань-мачты прямиком до дверей каюты капитана. Ещё издали Амелия расслышала мелодичное соло скрипки — идеальное исполнение знакомой шотландской баллады. Музыка прервалась, едва она и её сопровождающий подошли ближе. Постучав и услышав позволение войти, пират улыбнулся, галантно открыл перед нею дверь и пропустил внутрь.
Здесь ничего не изменилось со времени её прошлого визита. Всё та же атмосфера богатого убранства и мебельного беспорядка. Разве что запахи, наполнявшие комнату, теперь напоминали о пряностях и сладком мёде. Сам предводитель пиратов расположился за столом, и Амелия невольно заметила, что на этот раз он не кутался в свой тяжёлый плащ. Пресловутый шлем всё так же скрывал его лицо, и девушка со вздохом опустилась на стул напротив, когда капитан жестом велел ей присесть.
— Для начала, я хочу попросить вас не смущаться и не бояться, — прозвучал его неожиданно мягкий баритон. — Здесь вы полностью можете доверять мне, сударыня, и я клянусь выслушать вас, если вы решитесь на откровения. А во-вторых, я должен попросить у вас прощения за то, что произошло тогда, на палубе…
Она попыталась было возразить, но Диомар не позволил ей прервать его:
— И всё-таки моё поведение было неприемлемым. Я забыл, с кем именно имел дело, мне не стоило обнажать шпагу и вступать в тот глупейший конфликт. Вы были не в себе и расстроены, поэтому я обязан был отыскать иной способ вас успокоить. Спешу заверить, я бы никогда не посмел ранить вас или причинить боль! На мне лежит ответственность за вашу жизнь… как и за жизнь любого из моих людей. Понимаете, о чём я говорю, Амелия?