Музыка и тишина

Тремейн Роуз

Сегодня моя милая Эмилия показала мне письмо своего отца. Гнуснейший Документ, какой когда-либо попадался мне на глаза. Этому Трусливому и Вероломному Отцу, без ума влюбленному в свою Новую Жену, приказали Порвать с дочерью и сделать вид, будто она уже больше не член его семьи. Мне бы хотелось схватить Герра Тилсена за шею и свернуть ее голыми руками! Мне бы хотелось вышвырнуть его из самого высокого окна Дворца и увидеть, как его сердце разбивается о твердые камни! Как может он так поступать с Эмилией? И я решила: Не Бывать Этому.

Как

только я прочла это Письмо и увидела, что Эмилия вся побелела от ужаса и горя, я прижала ее к себе, постаралась утешить и сказала ей:

— Эмилия, твой Грешный Отец не принял во внимание Кирстен Мунк, что очень глупо. Сегодня мы отправимся в Город и купим еще один набор колокольчиков. Я отправлю его с Королевским Гонцом в дом твоего отца с Приказом передать их Маркусу в присутствии Гонца, который скажет ему, что они от тебя.

Эмилия попробовала возразить, говоря: «Ах, Мадам, вы не должны этого делать», но я прервала ее и заявила:

— Я сделаю и больше! Начиная с сегодняшнего дня мы каждую неделю будем посылать Маркусу какой-нибудь подарок. Мы будем посылать игрушки, обручи, книжки для занятий. Мы будем посылать котят, птиц, ласковых змеек. Мы будем посылать шляпы, пряжки и башмаки. Не пройдет ни одной субботы без того, чтобы он не получил от тебя подарка и нескольких ласковых слов в утешение.

Эмилия посмотрела на меня так, словно я какое-то Чудо, которого она еще никогда не видела на земле. Она растерялась и не могла найти слов, поэтому я продолжила, обнаружив, что моя голова Переполнена Планами, как покарать ее Отца и дать ему понять, что ни один человек не может выгнать дочь, не заплатив за это определенную цену.

— У меня есть еще одна идея, — сказала я. — Моя Мать Эллен Марсвин соседка твоего Отца, и, как ты знаешь, именно она нашла тебя и возвела в ранг моей Женщины. Отлично. Я прикажу моей Матери быть в этом деле моим и твоим Шпионом. Она будет наведываться в дом твоего Отца и сообщать нам, в каком состоянии находится Маркус. И если окажется, что дела у него плохи, что ж, тогда мы прикажем привести его в Росенборг и будем воспитывать здесь вместе с моими собственными Детьми, так что ты сможешь видеть его каждый день своей жизни, и он убедится, что ты живешь в Этом Мире, а не в Другом!

Я так кипела от злости на этого отвратительного выродка Йоханна Тилсена, что едва не потеряла сознание, и меня уговорили лечь в постель, а Эмилия старалась оживить меня персиковым ликером. Мы вместе плакали и горько сетовали на Власть, которой обладают все Мужчины, а потом перешли к другому делу, которое очень меня Беспокоит — к возвращению Короля.

Меня одолевают тяжелые предчувствия.

Память у меня такая хрупкая, что изгоняет — словно под снегом погребает — те самые мысли, которые повергают меня в ужас. Так я задушила в себе малейший проблеск мысли о том, что станет со мной и моими восторгами с Отто, когда Король вернется в Копенгаген. Будто решила, что он никогда не вернется, а навсегда останется в Нумедале, в положенное время умрет там и никогда больше не подойдет ко мне близко, не прикоснется ко мне и не назовет меня по Имени.

Но

я ошибалась. Еще до наступления лета он вернется домой. Меня мучает не только ужас, который я всегда испытываю, когда Отто нет рядом. Есть одно куда более Серьезное Дело. Пришло и ушло время менструаций, а их все нет и нет. Я боюсь, что ношу в себе ребенка Отто. Если так, то как мне разобраться с Королем, который уже многие недели и месяцы не допускался в мою постель? К тому времени, когда липы покроются листьями, я буду с Животом. И Король, наконец, поймет, что у меня есть Любовник. И меня выгонят. Или еще хуже — меня ждет страшный конец. Все Дворянство поднимется против меня, и будет составлена Петиция, в которой потребуют моей казни.

Во всем этом я решила признаться Эмилии.

Раньше в мои планы вовсе не входило, чтобы она знала про Отто; я боялась, что такое знание может заставить ее отвернуться от меня и начать Ненавидеть, как все в этом городе. Но мне надо было с кем-то поделиться своими страхами. И я рассудила, что, как существо очень доброе и преданное, она постарается не осуждать меня, но останется рядом со мной в моей Беде и приложит все усилия, чтобы меня утешить.

Я пролила много слез.

— Эмилия, — сказала я, — молю тебя, не ожесточай против меня свое сердце. Все смертные слабы, когда речь заходит о великом деле Любви, и до этого момента я была Королю верной женой, никогда не сходила с пути истинного, но моя Страсть к Отто, а его ко мне так велика, что мы никак не можем ее побороть, и вот, посмотри, как жестоко я должна быть теперь наказана.

Эмилия побледнела. Это второе потрясение последовало за Письмом ее Отца. При виде ее лица мне пришло на ум объединить два эти Дела в одно и тем самым очень хитроумно связать ее со мной, чтобы мы защищали и поддерживали друг друга.

Я вытерла слезы.

— Я сделаю все, что возможно, для Маркуса, — сказала я, — клянусь моей несчастной жизнью. Но ты, Эмилия, тоже должна пообещать помогать мне,ведь кроме тебя у меня здесь никого нет. Ты моя Женщина, и теперь, когда ты отлучена от своей семьи, я твое единственное Прибежище. Скажи, что ты не будешь меня осуждать, и мы вместе придумаем какой-нибудь выход из этого Лабиринта Грустных Вещей.

Она села на низенький стул.

— Мадам, — после недолгого молчания сказала она, и на ее лбу появилась тревожная морщинка, — что бы с вами ни случилось, я буду вам служить.

— Ты говоришь правду, Эмилия? — спросила я. — Поклянись, что ты говоришь правду.

— Я говорю правду, — сказала она. — Клянусь Жизнью моей Матушки.

Хранители сокровищниц

Анти-Вязальный Эдикт давно забыт. Золотые косы — далекое воспоминание. Вдовствующая Королева София, мать Кристиана, заперлась в Кронборгском Замке в Эльсиноре на проливе Каттегат, где ей надо всего лишь поднять голову и взглянуть через пролив, чтобы увидеть, как на нее смотрит старинный враг Дании — Швеция. Она знает, что война вернется.