Музыка Макса (трилогия)

Дюран Хельга

— Неужели Максу совсем не интересно?

— Конечно же, интересно, — грустно рассмеялась свекровь. — Но ты же знаешь, его гордость и самолюбие затмевают всё. А может быть, он просто боялся правды. Боялся, что он может быть кем-то брошен. Что кто-то может отказаться от него.

— А как было на самом деле? Он тебя бросил, когда узнал про ребёнка? И как вы вообще познакомились.

К моему удивлению, свекровь мечтательно улыбнулась, припоминая события минувших лет. Она даже как-то внезапно помолодела и изменилась в лице, которое наполнилось светом и любовью. Я-то думала, что она поведает мне грустную историю о том, как ей разбили сердце.

— Томас спортсмен. Хоккеист, — рассказывала Наталья Сергеевна, жестами показывая мощь телосложения

мужчины. Я мечтательно подперла подбородок рукой, приготовившись к романтической истории. — Он очень высокий, здоровенный. Невероятные синие глаза… Да, что я тебе рассказываю, — спохватилась женщина, отыскивая свой телефон на столе между тарелок. — Вот он.

Она протянула мне телефон с открытым «Фейсбуком». Я начала листать фото ещё не старого и поистине красивого мужчины. Томас был по-прежнему широкоплеч и подтянут. Для мужчины за 50, он был просто красавец. Макс был очень на него похож. Только черты лица были не такими грубыми, а нос без горбинки. Теперь можно было бы представить Макса в будущем. Жаль, что этого будущего у нас не будет.

— Ты его отыскала? — удивилась я. — Вы общаетесь?

— Нет, конечно! Мне просто было любопытно узнать, какой он сейчас.

— Но почему? Не томи, мама!

— Мы познакомились, когда он приехал на соревнования в Москву. Пошли с подругой в ресторан, на её День Рождения. Они с командой отдыхали за соседним столиком. Томас пригласил меня на танец. И понеслось. Я очень мало знала английский, но ты знаешь, слова там были ни к чему. Это была страсть, огонь, буря, вулкан! Я не писатель и не поэт, мне трудно подобрать слова более точные, но любовь накрыла нас обоих. У нас закрутился бурный роман, а через месяц он уехал. А ещё через месяц я узнала, что беременна. Он обещал вернуться за мной, но этого так и не случилось. Он знал только моё имя и адрес моей съёмной комнаты. Тогда ещё не было той квартиры, где мы с Максимом жили позже. Чтобы получить трёшку от завода, мне пришлось три года быть любовницей директора и подделывать документы. — Свекровь усмехнулась, видя мои округлившиеся глаза. — Это вам не на «Айфон» насосать! — гордо произнесла она. — Да что говорить, конечно, трудно было! Денег нет, жилья нет, маленький ребёнок на руках. Если бы не моя сестра, царство ей небесное, страшно представить, как бы мы выжили. — Я налила нам ещё выпить. Я, всегда жившая на всём готовеньком, восхищалась мужеством этой женщины. — Пришлось бросить институт и закончить курсы секретаря-машинистки, чтобы пойти работать. Родители, узнав, что я жду ребёнка без отца, отказались от меня и ни разу не видели внука, не смотря на то, что он был единственным. Моей сестре Бог детей не дал.

Мы выпили и вышли покурить на балкон.

— Почему ты ему не напишешь? — настаивала я на своём. — Он должен знать, что у него есть сын.

— Зачем? — задумчиво спросила свекровь, выдыхая тяжёлый дым «Беломора» — Столько лет прошло. Если бы Томас хотел меня найти, то уже бы разыскал. Я же его нашла? Я родила Максима не для него, а для себя. Мне хотелось, чтобы Томас остался со мной навсегда, и он остался. Каждый раз, когда я думаю о сыне, я вспоминаю то счастье, которое мне подарил этот мужчина. А что ещё нужно?

Я задумалась над словами Натальи Сергеевны. Что мне останется от Макса? Квартира, полная тоскливых воспоминаний о безбашенном счастье и тонкий шрам на запястии? Если бы у меня был ребёнок от него, была бы наполнена моя жизнь другими красками? Или пора поставить точку на этом мужчине и попытаться узнать, могут ли другие мужчины сделать меня счастливыми? Сошёлся ли свет на Максе? Вдруг моя больная любовь, всего лишь вымысел? Плод моего неокрепшего инфантильного воображения? Может быть, если бы я любила Макса на самом деле, то боролась бы за него, простила ему Еву или согласилась бы быть его любовницей? Череда моих мыслей была нещадно прервана Натальей Сергеевной:

— Когда ты станешь матерью, все мужчины мира уйдут на второй план. И ты больше не будешь чувствовать себя одинокой во всём

мире, и делать глупости, зная, что ты в ответе не только за свою жизнь. — Я опустила глаза, чувствуя неловкость за свою попытку суицида. — И ты поймёшь, что такого мужчину, который во всём был бы идеален, ты сможешь воспитать только сама. — Мы вернулись за стол, и свекровь продолжила свой рассказ. — Максим не плод моего воспитания. Он рос без мужской руки, потом семь лет без матери. — Наталья Сергеевна тяжело вздохнула и прикрыла глаза. Когда она их открыла, в них стояли горькие слёзы. — Я убила человека на его глазах. По моей вине он попал в интернат. Он был таким маленьким, когда я его оставила, а когда вернулась, он был уже мужчиной. Сложившейся личностью. В пятнадцать он уже знал, кем будет и жил самостоятельной жизнью. — Я представила маленького Макса и тоже разревелась. — Он сам себе готовил, покупал и стирал одежду, зарабатывал где-то деньги. Я понимала, что больше не нужна ему. Это он заботился обо мне, а не наоборот. Но когда это делала я, Максим был на седьмом небе. Для него вкусный обед, приготовленный с любовью, домашняя выпечка, поглаженные рубашки — это признак любви и заботы. Дом для него важнее всего. Это то, чего ему не хватало в интернате. — Я молчала, прокручивая в голове нашу семейную жизнь. Твою мать, если бы я знала, что Максу это настолько важно, я бы не вела себя, как тупая малолетка. — А что теперь? Ева отвратительная хозяйка! Если бы ты видела их дом!

— Наверное, Макс полюбил её не за борщи… — угрюмо протянула я.

— Олька, да я всё понимаю, что вы теперь другое поколение, и мой сын может нанять хоть десять домработниц, но что ты за женщина такая, что не можешь элементарно расставить свою косметику на туалетном столике? — в сердцах выпалила свекровь. Для женщины советского поколения это действительно было дикостью. — Я бы не смогла там жить, я бы бубнила, как ведьма целыми днями или сама бы обслуживала эту принцессу! Так что спасибо, что меня приютила.

— Наверное, это больше нужно даже мне, а не тебе, — сказала я, сжав руку свекрови. Она улыбнулась в ответ. — Почему ты не продашь свой дом и не купишь себе жильё в Москве? Макс помог бы тебе и я тоже!

— Я не хочу жить в этом ужасном городе, — покачала головой свекровь. — Когда-то он покорил меня своим великолепием, своими возможностями и мощью, но больше мне ничего этого не нужно. Я хочу тишины и покоя. Но, пока я здесь, может быть мне стоит подыскать дело, которое приносит деньги? Мои запасы на исходе.

— Что за запасы? — уточнила я. Моя свекровь после тюрьмы нигде не работала. Я думала, что ей помогает Макс.

— Квартира Максима сдавалась семь лет. Расценки, думаю, знаешь. Мой сын преумножил деньги, когда доллар и евро скаканул, ну и ещё там в акции вложил какие-то. Это ему подруга подсказала Алёна, кажется, — пояснила свекровь. Я поджала губы, услышав её имя. Опять эта Алёна! — В шестнадцать Максим решил, что никогда не будет бедным, поэтому он зарабатывает везде, где может, и помогает мне. Не смотря на то, что он лишился детства и рос сиротой, сын у меня получился прекрасным! Я не знаю человека добрее и мужественней, чем он. Максим не озлобился, у него обострённое чувство ответственности и заботы. Он не затаил обиды на меня. Знаешь, он каждый день звонит мне и рассказывает, что удивительного у него произошло за день. И он был так счастлив, когда был с тобой… Вся его жизнь прошла мимо меня. Может быть, мне удастся хотя бы понянчить внуков?

Мы ещё долго сидели, рассуждая о жизни и любви, о мужчинах и деньгах. И мне было тепло и уютно с этой женщиной. Я не знаю, как сложились бы у меня отношения с мамой, если бы она была жива, но сейчас напротив меня сидела не «мамозаменитель», а именно МАМА.

Я жалела о том, что мы раньше не общались так тесно и откровенно, об упущенном времени и о том, что возможно, отношения с Максом у нас сложились бы по другому, знай, я некоторые детали о нём. Ведь никто не делал из этого тайны. Я просто не спрашивала. Мне просто было не интересно.