К автору этих строквек был не слишком строг:в общем, не бил по рукам… по строкамавтора этих строк.Впрочем, и автор самих не ему писал —собственно, он их писал облакам,собственно, небесам.Нету таких веков,нету таких оков,и не бывает таких дураков —взять да и променятьна, например, альковшествие облаков —всех этих белых коней без подковмедленный променад.Я бы, наверно, могувековечить век —или хотя бы стать с ним наравне,если
б я только мог,если бы я привыкчислить себя в живых,если б я был человеком, а неавтором этих строк.
«Да нет, никуда я никем не зван…»
Да нет, никуда я никем не зван —я просто иду на звон:я слышу звон, но не знаю, где он,и знать не хочу, где он.Должно быть, мне хорошо в путии нравятся звуки над!А кто и зачем там звенит – прости,мне, в общем-то, дела нет:ведь так и былинка идёт – на свет,ведь так и любовь – на взмах,и каждый идущий вслепую свят,и весело нам впотьмах!Небесный меня отпоёт ксилофон,а может быть, барабан:жил, значит, на свете такой болван,который, мол, шёл на звон —мол, слышал звон, но не знал, где он,и знать не хотел, где он.
«Переписываться с Всевышним…»
Переписываться с Всевышним,перемигиваться с вчерашним,перешёптываться с дождём —больше нет у меня умений,и затянут туго ремень мой:с чем приходим, с тем и уйдём.И какою пришёл дорогой —той уйдёшь, ничего не трогайв этом мире: он весь не твой,он хорош лишь, пока не тронути покуда грома не грянутнад твоею над головой —а тогда уж твой жребий жалок…Не касайся опорных балок,не ступай на апрельский лёд,не ходи по чужим газонами по прочим опасным зонам —не влезай, дорогой: убьёт!А они набирают опыт,метят в цель, в барабаны лупят…столько всякого на лотках:у того в руках арматура,у другого литература…у меня – ничего в руках.
«В свою защиту я скажу…»
В свою защиту я скажу… увы,слова мои совсем без головы —мне нечего сказать в свою защиту:лечу, не признавая запятых,и только раздражаю понятыхтем, что кучу, но не плачу по счёту,тем, что шучу – и сам же хохочу,что брызгаю чернила на парчу,что прогоняю прочь любую тучуи что не позволяю палачуменя любовно хлопать по плечу,что сам не мучусь и других не мучу.А дальше – что же… дальше промолчуи радоваться сердце научу,что снег пока не выпал и дождя нет,что я живу на свете наугад:немолод, неумён и небогат.Но мой сурок меня сопровождает.
Сохранить как черновик
1
Тут такие на деревьях золотые плоды —словно все произошли от звезды,и такой тут на дорожке текучий песок,словно мёд и абрикосовый сок,и такой у Пантократора пламенный лик,что на небесах растрескался лак,и в пяти шагах такая херувимская рать…ах ты, Боже мой, да что ж говорить!У тебя пока остались все твои острова,твоя книжка записная именами полна,ты читаешь в этой книжке дорогие слова,а тот факт, что их качает волна,просто значит, что подул ветерок с Фуресёили, может быть, качнулся Шираз.Так что… если будешь клямкать на «удалить всё» —подумай ещё раз.
2
А потом, мой ангел, делай что захочешь:хоть сними пометку, хоть добавь пометку,посади на крышу или, вот, на ветку,игнорируй или заверни в салфетку —есть ведь разные весёлые команды:«передать на небо», «вырвать из контекста»,«привязать зелёный бантик из батиста»,«сжечь на площади Протеста в три присеста»,«выпить на ночь», «вылить на пол» – вот атас-то,всё указано в меню, любая стерлядь!Так что выбрать – это, в общем, уже мелочь,можно выбрать, кстати, «ничего не делать»,чтобы, стало быть, не мудрствовать особо,как учил нас драгоценный Антон Палыч,и на том ему огромное спасибо.
3
«Не запоминать меня»:я
исчез за поворотомшарфом, зонтиком, беретом —нет, фрегатом, нет, корветом,было весело – чего там…Не запоминать меня!Мне никто тут не родня.Волк, Медведь, Лиса и Заяц,Вы, простите, обознались —обозлились, обознались,Ваш неправилен анализ,не запоминать меня!Целый белый свет браня,я садовником родился,ни на что не пригодился,и в душе моей броня,я давно уже далече,я вернусь в другом обличьи,и дорогами другими,и нося другое имя —не запоминать меня!
«Я вчера ходил с шарманкою в первый раз…»
Я вчера ходил с шарманкою в первый раз,и играл любые песенки на заказ,и собрал немножко денежек для житья… —я не знаю, что здесь делает это «я».Непонятно даже, чьё оно, видит Бог —залетело, словно, стало быть, голубок,голубок такой… в три тысячи децибел:всё разнёс к чертям и гуляет, как тут и был!Это «я» чужое обычно бушует там,где предметы не расставлены по местам,где меж ними странствует ветер и до порывсё легко – хоть провалиться в тартарары.Тут король к самому себе нанялся шутом,тут бродяжка на всём обедает золотоми такая любовь меж вороной и соловьём,что из этой любви не выходит никто живьём.Я умру за тебя – и не примет меня земля,ты умрёшь за меня – и сотрутся твои черты.Я не знаю, что здесь делает это «я».Я не знаю, что здесь делает это «ты».
«Эту лёгкую строчку волною прибило…»
Эту лёгкую строчку волною прибило,а вот этой, тяжёлой, – ударило в ставню…ах, махну-ка рукой, расскажу всё как былои ни тайны себе за душой не оставлю.Но смешны мои тайны, просты мои тайны:этот трепетный образ был пойман на рынке,а вот этот – когда я, по небу летая,обнаружил две розно порхавших пылинки.Я из этой вот лужи пил воду святую,из вот этой тюрьмы любовался рассветом,а вот в этой траве я нашел запятую,после ставшую точкой, но дело не в этом.Я на этих гвоздях танцевал под сурдинкуи, от боли крича, объяснял, что ликую,а сюда, до угла, провожал Эвридику —может, даже и ту… я не помню какую.А вот тут я простился с одною страною,обменяв у таможника шило на мыло,но и это неправда, как всё остальное,потому что всё было не так – а как было.
Храбрый портняжка
Карандаш на скаку, рукава по локоть засучены —хоть такой вот аспект… но забудем и этот аспект:я и так накроил столько всякой, голубчики, всячины,что, боюсь, мне и сшить-то всего не успеть.Правда, можно ведь шить – есть идея такая навязчивая —как прикажет душа (дескать, вот аж куда повело!),на глазок, на авось: приторачивая, оторачиваяи опять приторачивая… хорошо, веселу!А при чём тут на шляпе карман и на галстуке вытачки,на душе два весёлых помпона, а в горле аршин —без меня разбирайтесь, портные классической выучки,я-то храбрый портняжка, и как уж пошил – так пошил.Я-то храбрый портняжка, и где появляюсь с кошёлкою,все голубчики прячут под лавки работу свою,опасаясь, что я им, пожалуй, такого нащёлкаюи такого ещё накрою им… на самом краю!Так в безумьи кроят, так поют под бичом и под розгами,так, в восторге от ножниц, кроит свою песнь идиот,наполняючи мир прихотливейшей формы обрезками…Будет время – сошью. Только мало кому подойдёт.
«Отдельность – вообще – не знает, что ей делать…»
Отдельность – вообще – не знает, что ей делать,не знает, где ей жить, не знает, как ей быть,и начинает прясть, запутавшись в куделях,стихи на золотых полотнах голубых,и хочет объяснить, что ей никто не нужен,но, устрашась обид, не сможет объяснить —и мелет чепуху, что организм простужен,что не идёт строка, что оборвблась нить,и, верная своей привычке многолетней,пойдёт пройтись под дождь, в истрёпанном плаще,и на прямой вопрос «нельзя ли поконкретней?»не скажет ничего, а только вообще —на всё – махнёт рукой, и поминай как звали:ей это ни к чему – перечислять детали,тем более – считать по осени цыплят.И Бог далёкий наш, над облаками рея,возьмёт и распахнёт пред нею эмпиреи —конкретные весьма… на непредвзятый взгляд.
