Музыка ножей
Шрифт:
— Она тебе вчера несколько раз на мобильный звонила, — говорит Мэдден.
— Да, мы поговорили, а потом еще эсэмэсками перекидывались.
— И какой у нее был голос?
— Расстроенный, по-моему.
— То есть ты не уверена?
— Ну, она сказала, что сейчас к ней приедут из полиции — вопросы задавать. И что она пытается дозвониться до доктора Когана и предупредить его.
— И что, дозвонилась?
— Она сказала, что говорила с ним полминуты. Он сказал, что не может разговаривать. И чтобы она перестала ему звонить. Сказал, что
— И поэтому она расстроилась?
— Да из-за всего вместе, скорее. Ну, из-за полиции тоже — она знала, что его надо предупредить, ведь он может с работы вылететь. И при этом злилась, потому что он не хотел ее слушать. И отец не хотел.
«А надо было слушать, — подумал Мэдден. — Почему никто из вас не слушал?»
— Кристен сказала, она не знает, что теперь делать. И это ж все уже пару дней продолжалось, с тех пор как ее родители дневник нашли.
— Но про самоубийство она не говорила?
Девушка замолкает. Разглядывает стол и ерзает.
— Керри, она что-нибудь про это говорила? — настаивает Хэнк.
— Ну, может…
— Что она сказала?
— Она не сказала прямо. Так, намеки всякие…
Керри смотрит в сторону, на глазах появляются слезы. Закрывает рот рукой. Видно, что совсем расстроилась.
— У меня есть… подруга, — говорит она.
Мэдден терпеливо ждет, когда она возьмет себя в руки.
— У меня есть подруга, — снова начинает Керри. — Ее старшая сестра на востоке жила, в Нью-Йорке, когда все это случилось… в смысле, 11 сентября.
Мэдден удивленно смотрит на Керри:
— Так…
— Ну вот, у этой сестры приятель был. Он ей звонит тем утром и говорит: «Не поверишь, в соседнюю башню только что самолет врезался. Прямо в середину».
Мэдден кивает, надеясь, что она все-таки вернется к тому, с чего начала.
— Короче, они полчаса, наверное, болтали. О всякой фигне, как люди обычно треплются… Прикалывались, короче. Он ей говорит: «Ящик включи», ну и все такое.
— И она не сказала ему, чтобы он выбирался оттуда. — Мэдден уже знает, что будет дальше.
— Ага. И он погиб, короче. А потом вся его семья и все друзья ее обвиняли. Я тогда совсем маленькая была, но до сих пор помню, как это было. Она никак в себя не могла прийти. Стала совсем другим человеком.
Вчера у Кройтеров оказалось, что у него нет с собой носовых платков. На этот раз он запасся. Мэдден достает упаковку бумажных салфеток и протягивает ее Керри.
— Спасибо! — говорит она и вытирает глаза.
— Керри, я никого обвинять не собираюсь. Мне просто надо понять, что произошло.
— Я понимаю.
Она сморкается в бумажный платок. Мэдден ждет.
Через минуту Керри продолжает:
— Она говорила про «Офицера и джентльмена». Был такой старый фильм с Ричардом Гиром. Смотрели?
— Вроде да, — неуверенно отвечает Мэдден.
— Это ее любимый фильм был. И там в конце есть сцена, когда Гир, то есть Майо, вернее, его друг Сид кончает жизнь самоубийством,
Мэдден изумленно смотрит на нее.
— А как Сид покончил с собой? — спрашивает он.
— Повесился в душе.
Мэдден невольно вздрагивает. Ему трудно сохранять невозмутимое лицо.
— А что? — спрашивает Керри. — Она что, тоже в душе повесилась?!
— Тебе мама не сказала?
— Нет! — Девушка окончательно срывается в истерику. — Нет, не сказала!
Мэдден кивает.
— Выключите диктофон. Пожалуйста, выключите!
11
Обратный отсчет
10 ноября 2006 года, 7.30
Закончив обход, Коган пошел завтракать в столовую. Взял себе овсяную кашу, два банана, йогурт, апельсиновый сок и осторожно потащил поднос на середину зала, высматривая, к кому бы пристроиться. За одним столиком сидел Ким с ординаторами, за другим Боб Кляйн из сосудистой хирургии читал газету «Сан-Хосе ньюс». Кляйн заметил Когана и помахал ему, приглашая сесть рядом.
— Что, ночка была бурная? — спросил Боб, откладывая газету.
— Одна авария. Девчонка шестнадцати лет. Врезалась в телефонную будку на папиной машине. Сломала пару ребер плюс разрыв селезенки.
— Белая или черная?
— Белая.
— Говорят, ты с Беклер поцапался.
Сарафанное радио. Быстро. Наверняка бедняга Розенбаум постарался.
— Да я что? Я ей просто дал пару советов по-дружески.
— Ну разумеется.
Кляйн был типичным американским евреем. Выглядел он лет на десять старше своего возраста. В волосах седина, в глазах постоянная тревога. А ведь он моложе Когана года на два. Кляйн был человеком циничным и с удовольствием смеялся над окружающими и самим собой. «Бывают такие люди, которым нужно обязательно спать восемь часов в сутки. Вот я из них. При этом мне хватило идиотизма выбрать профессию, в которой восьмичасовой сон принципиально невозможен», — говорил Боб.
Все для него вращалось вокруг сна и мирового заговора с целью его, Боба, этого сна лишить. Все у него были под подозрением, в особенности члены его семьи.
— Жена с сыном меня доконают, — сказал он сердито, со вкусом зевнув. — У меня сегодня доклад. Вчера прошу Триш уложить ребенка. Я ведь его позавчера укладывал? Ну и вот. А мне еще нужно посидеть поработать. Она его кладет, а он как давай орать: «Папа, папа, хочу папу!» Она приходит ко мне и говорит, что ребенок без меня не ложится. Встаю из-за компьютера, иду в детскую, а Триш мне вслед: «Да уложи ты его, это ж пара минут». И я сажусь читать про черепашек ниндзя. Через полчаса он по-прежнему скачет по кровати на ушах. Выхожу в гостиную и спрашиваю Триш: может, няня его днем укладывала и он выспался? А она не отвечает. Валяется на диване и храпит во всю сопатку.