Музыка сфер
Шрифт:
«У твоей мыши, у твоего мосье Мышонка, есть брат крыса. Ты знала?»
Августа сонно прочла, огибая слова истерзанными губами. Заинтригованная почти до исступления, она молила открыть ей больше, но он поцеловал ее и не пожелал снова взять перо.
XLVI
Много ночей я учился видеть, и было бы странно, если бы такое постоянное усердие не принесло бы некоторое умение.
В шумящем листвой предместье Кларкенуэлл, где
Он занимался расчетами Гая, и на его столе все время горели свечи. День за днем, час за часом он вглядывался в цифры, пока его здоровый глаз не разбаливался, и все пытался определить параболы, которые согласовали бы наблюдения Гая с его собственными и подсказали бы орбиту пропавшей звезды.
Он уже не преподавал музыку, но эта потеря представлялась ничтожной в сравнении с мыслью, что его новые друзья Монпелье и доктор Ротье нуждаются в нем. Ну а Джонатан… Александр не получал от него никаких известий после странного и почти неудобочитаемого письма из Портсмута. Он полагал, что его брат по-прежнему не в Лондоне, и лихорадочно надеялся, что исполнение служебных обязанностей в этом порту отвлечет его от сумбурных смутных подозрений касательно Монпелье и их друзей. Александру казалось, что его брат, когда в последний раз приходил к нему, находился на грани помешательства; все эти бредни об убийстве, и Селене, и рыжих девушках. Почти столь же безумен, как несчастный Гай.
Каждые несколько дней Александр отрывался от вычислений, чтобы навестить клерка в Королевском обществе и осведомиться, получено ли подтверждение о доставке Лапласу пакета, в котором находилось послание Ротье мэтру Тициусу. Ответ по-прежнему был отрицательным — еще один источник тревоги; но в любом случае эти напрасные прогулки оказались не бесплодными: двадцать третьего июля по пути домой из Сомерсет-Хауса в день, когда летний дождь окутал Лондон серым покровом, его посетило озарение. Ему требовалось свести свои расчеты до минимума, как он поступил, когда изучал орбиту гершелевской Георгианы. По сути, он разрубит гордиев узел, если предположит, что Селена движется по кругу, а не эллиптически. Результат будет упрощенным, но по крайней мере поспособствует ему определить ее предположительный путь и поможет перейти к более сложным расчетам.
И вот наконец, добравшись до дома в мокрых насквозь от дождя башмаках и одежде, он сразу же пошел к себе в кабинет, зажег новые свечи и заново отгочил перо. Вошел Дэниэль и настоял, чтобы он снял мокрые бумажные чулки и переобулся, и Александр позволил ему затопить камин, но запретил и дальше мешать ему. Он поспешно взял новый лист и испробовал круги разных диаметров, как прежде для планеты Гершеля. И убедился, что да, какая-то связь существует; да, он сумел сопоставить цифры, которые отмечали точки ее движения по одной предположительной орбите…
Он
Александр исписывал лист за листом, пока наконец, затаив дыхание, не записал: «Селена движется на расстоянии в 2,8 раза дальше орбиты Земли от Солнца…»
На новом листе бумаги трясущейся рукой он набросал знаменитую таблицу Тициуса расстояний между планетами.
И затем вписал в пробел: «Селена — 2.8 на 10 = 28. 28 минус 4 = 24».
Орбита Селены — небесного тела, которое наблюдали он и Гай. — точно укладывалась в обшую последовательность и находилась на половине расстояния между Марсом и Юпитером. Как раз там, где ее предсказал Тициус.
Александр откинулся на спинку кресла и протер глаза. Головная боль усиливалась, но он почти не замечал ее и вновь принялся за работу: поверяя и перепроверяя свои расчеты, пока последняя свеча не замигала и не погасла. И каждый раз он вновь получал то же магическое число: 2.8.
Он внезапно осознал, что звезда должна быть видимой сейчас, в эту ночь, низко в Стрельце, чуть левее Скорпиона и красного гиганта Антареса. Наконец он поднялся в темноте с кресла и подошел к окну. Дождь перестал.
Он поднялся на крышу. Небо, с которого дождь за день смыл все нечистоты, было ослепительно ясным, как великолепный нежданный дар. Дрожащими руками он навел телескоп и посмотрел здоровым глазом на тот участок неба, где, по его расче гам, должна была находиться планета.
Сначала он увидел только знакомые звезды Стрельца: видимая невооруженным глазом двойная Дзета и третьей величины Эта с Фи, а также все разнообразные туманности в этом созвездии. Его сжала судорога разочарования. Никогда прежде он с такой горечью не сетовал на утрату своего хорошего телескопа и на ненадежность своего зрения.
Быть может, он не сумел бы увидеть ее даже в замечательном телескопе Монпелье, подумал он. А быть может, его расчеты изначально неверны. Он с тоской смотрел на Стрельца. На богатые звездные поля Млечного Пути вместе с многочисленными скоплениями и туманностями. Но он не позволит себе отвлечься. С почти болезненной сосредоточенностью он вносил в настройку мельчайшие изменения, чтобы чуть поворачивать телескоп в надежде отыскать пропавшую звезду в каждом уголочке этого бесценного участка небес.
И тут ему был дарован краткий миг ясности, нежданный путь по бесконечности неба, и он увидел ее столь же четко, как видел два года назад, страшась поверить; как видел ее Гай более недавно, отказываясь НЕ поверить. Она была совсем близко от Беты Стрельца, и он сразу понял, что объект восьмой величины, на который он смотрит, не звезда, капризно мерцающая, но какое-то небесное тело с четким отраженным светом и даже с намеком на диск — и именно там, где предсказали его расчеты.
Возможно, он наблюдает планету.