Музыкальная шкатулка Анны Монс
Шрифт:
— Да.
Хорошо, если так.
— Открывайте, — Ксюша указала на дверь. — Я бы убралась и без вас, но вы ключи забрали.
Потому что нечего ключам от кабинета директора висеть так, что каждый снять их способен. На крючочке, у двери. Что за детская безалаберность?
И, по-хорошему, следовало бы сразу замки и здесь поменять, но как-то оно завертелось вдруг…
Игнат в замок попал не с первой попытки, но таки попал, нажал на ручку, толкнул дверь и согнулся в шутливом поклоне:
— Прошу.
Ксюша только фыркнула и перешагнула через порог. И вдруг
— Там… — она вытянула руку. — Там!..
Очередная пакость. Игнат и не предполагал, насколько она пакостная: в отцовском кресле, массивном, обтянутом кожей оттенка бордо, сидел Стас. Расслабленно, так что казалось, будто он случайно сюда заглянул и задремал ненароком. Но вот рукоять ножа, торчавшая из его груди, несколько нарушала идиллическую картину.
— Вызывай полицию, — велел ей Игнат и, решившись, все же подошел к телу. Мало ли, вдруг Стас еще живой? Но шея его была холодной.
Значит, он не первый час так сидит.
Полиция прибыла быстро. И — завертелось! Нет, понедельник, конечно, день тяжелый, но чтобы настолько… Игнат отвечал на вопросы.
Потом отвечала Ксюша. Она то и дело всхлипывала, но в слезы не ударялась, только подол своего нарядного желтого платьица теребила.
Потом наступил черед остальных… и о работе можно было забыть.
— Значит, ключи мог сделать любой? — в десятый раз уточнил лопоухий паренек, занимавшийся опросом свидетелей. — Они просто висели? Вот тут?
Он ткнул пластиковой ручкой в крючочек.
— Да. Висели. Вот тут. Просто.
Головная боль то накатывала волной, и тогда Игнат давил в зародыше желание выгнать всех отсюда, то отпускала.
— Почему?
— Почему тут или почему висели?
Паренек смутился. Нет, он не виноват в том, что сейчас понедельник, что у них — труп, а у него, Игната, последствия вчерашней попойки; что отец его вряд ли обрадуется этой новости, еще и волноваться начнет, а ему вредно…
— Все «почему», — буркнул паренек.
— Крючок я сделала, — Ксюша подала голос. — Просто Алексей Петрович все время ключи бросал на столик, а получалось, что они за столик падали. И столик приходилось отодвигать, а еще они за ковер однажды завалились, и мы весь офис обыскали…
И поэтому Ксюша вкрутила вот в это место серебряный крючок, на который ключики от отцовского кабинета вешались, что никого здесь не удивляло.
Доверие, однако, исключительное!
— Алексей Петрович — мой отец, — пояснил Игнат. — Он отошел от дел. Болеет. Лечится. За границей. И вернуться… не вернется он.
Потому что Игнат грудью ляжет, но не пустит его сюда. Не хватало еще, чтобы отец в эти разборки влез!
— И — да, мой отец всецело доверял своим сотрудникам.
Лопоухий только хмыкнул и повернулся к Ксюше:
— А вы, значит, секретарша?
Прозвучало это двусмысленно, до того двусмысленно, что Игнату захотелось врезать этому типу. Игнат вообще легко выходил из себя, делал глупости, потом, конечно, сожалел об этом, обещал себе, что сдержится…
— Секретарь, — поправила типа Ксюша. — И — да, Алексей Петрович доверял своим сотрудникам…
Как показывает
— И по какой причине этого… — лопоухий пролистнул блокнот, — Станислава Федоровича Федоренко убили, вы, естественно, не знаете?
Ксюша мотнула головой.
— Стас… был очень хорошим.
В этот момент Игнат заподозрил, что в Ксюшином мире, нарядном и ярком, как это ее платьице, вообще нет плохих людей. Все хороши, каждый по-своему.
— И что он тут делал?
Похоже, подобная мысль пришла в голову не только Игнату. Лопоухий посмотрел на Ксюшу с насмешкой, как на идиотку: мол, хорошие люди не делают дубликаты ключей, не вламываются в директорский кабинет и уж точно не остаются там в виде трупов.
— Не знаю… может, он искал что-то?
— Что?
А ведь похоже на правду! Кабинет обыскивали, но аккуратно. Игнат помнил, что папку ту, синюю, он оставил на полке, а она оказалась на столе. И ящики выдвинуты, а он же их закрыл…
— Может, — робко предположила Ксюша, — ему понадобились документы? Срочно? Вдруг встреча назначена была, и… и он всегда на встречи приезжал вовремя, а тут ему понадобилось подготовиться. Или что-то уточнить. Или просто…
В принципе, это выглядело логично. Станислав приезжает в офис, чтобы подготовиться к этой грядущей, существующей лишь в теории встрече, но понимает, что ему нужны некие бумаги. И по странной случайности эти самые бумаги заперты в кабинете директора. Но — не беда. Так же — совершенно случайно — у Станислава оказываются под рукой дубликаты ключей… допустим, их когда-то сделали и положили в очередное тайное место, известное лишь своим. Итак, Станислав оказывается в кабинете, ищет нужные ему бумаги. Занимает кресло… в кресле пересматривать содержимое синей папки куда как удобнее. Увлекается. И не слышит, что в офисе появился еще кто-то.
Из своих.
Ну да, чужие здесь не ходят.
А этот свой тоже пробирается к кабинету, но вряд ли с намерением покопаться в бумагах. Тогда — зачем? Что этому неизвестному здесь понадобилось? Он открывает дверь, видит Станислава и… убивает его?
Зачем?
В убийстве нет смысла. Два человека из одной конторы, в неурочный час, в неурочном месте… достаточно легко придумать правдоподобное объяснение. Но тот, кто пришел следом за Станиславом, предпочел решить проблему иначе. И если так, то…
…и почему Стас не насторожился? Подпустил его к себе так близко?
Следовало бы выяснить, что именно искал Станислав. Может, тогда все и станет ясно?
А лопоухий убрался наконец. Тело унесли. Кабинет опечатывать не стали.
Игнат вышел к сотрудникам и, окинув их взглядом, подумал, что убить парня мог, в сущности, любой. Даже Ксюша… да, она милая. Очаровательная даже. Девочка-конфетка, но вот что под ее разноцветной оберткой прячется — вопрос!
— Его действительно убили? — поинтересовалась Эллочка, разглядывая акриловые ногти совершенной формы. А Игнат представил в этой холеной ручке нож. И почему-то картина эта не вызвала у него внутреннего протеста. Могла бы? Пожалуй. В пятницу — кофе сварить. В понедельник утром — заколоть.