Музыкальная шкатулка Анны Монс

Лесина Екатерина

Сонька верно обо всем догадалась.

Леночка выслеживала цель, собирала информацию о том, чем живут люди, порою и ключики брала, делала слепок. А если слепок не получался, так Ленька — мастер неплохой, у него дар от Бога, ну или не от Бога вовсе, что Леньке ничуть не мешало.

Выжидали, конечно, когда месяц, когда — два, а порою и до полугода доходило. Старались, чтобы квартирки в разных районах находились, а то и в разных городах. Ленька отправлялся в командировку, возвращался с прибытком. И — нет, Леночка не стала бы клясться, что никто не страдал от этих их визитов, но кровь

в той комнатушке не смывали.

— Макар дело ваше продолжает? — поинтересовалась Сонька, сама не понимая, на кой ляд ей надобно такое знать. Без знаний лишних всяко безопаснее.

— Макар… он другой. Опасный. По-настоящему опасный. — Ленка отвернулась. — Он мне… помог когда-то.

Надо полагать, с Ленькой, но тут уж вопросы задавать опасно.

— И он меня любит, — словно оправдываясь, сказала Вилена. — Но к Санечке иначе относится. А я не хочу, чтобы мой сын страдал… Передай ему шкатулку, как он появится. И пожалуйста, молчи! Иначе он тебя убьет! Ленька бы тебя не тронул, он хоть и дикий, но грань знал, а Макар… для него люди — пыль.

Шкатулка была пуста. Сонька тщательно осмотрела ее после ухода Вилены, простучала стенки и не удивилась, обнаружив подозрительно толстое дно. Конечно, под дощечкой вполне мог скрываться именно механизм, пусть и не работающий, но Сонька подозревала, что все не так просто.

Вилена умерла зимой, тихо скончалась в больнице, и Макар, обряженный в черное, казалось, искренне горевал о супруге. Сонька разглядывала этого человека издали, пытаясь понять, что же она думает о нем. За прошедшие годы Макар почти не изменился, поседел слегка, морщин на лице прибавилось, да и только. В остальном же складывалось впечатление, что время щадит его.

Он пришел к Соньке и, прикрыв аккуратно дверь, попросил:

— Верни шкатулку.

— Какую? — Сонька поняла, что вернет, не посмеет она спорить с таким человеком, однако сдаться сразу ей гордость не позволяла.

— Ту, которую тебе Леночка оставила, — он до самого последнего момента называл жену Леночкой и еще — девочкой, ласково, с искренней любовью. — Не надо лгать, будто ты понятия не имеешь, о чем речь.

— Она велела ее сыну отдать.

— У нее один сын, — Макар присел на топчан. — Санька на зоне… и поверь, если он и выйдет, то ненадолго. Он в папашу пошел, только куда более бестолковый. Даже если вдруг заявится, не особо рад будет шкатулку увидать. Он золота ждет. Бриллиантов. Ну, или хотя бы пачки денег. Еще решит, что ты их украла.

Говорил Макар спокойно и мягко, но глаза его оставались холодными.

— И не бойся, я не трону тебя. Нечего в дом смерть приваживать… да и, если по правде, шкатулка эта — моя.

— Ленка сказала…

— Леночка была хорошей девочкой, но, как все девочки, — излишне мягкой. Сначала Леньку своего терпела, все надеялась, что сумеет до него достучаться. А я ее предупреждал, что горбатого могила исправит. Я ей давно предлагал пожениться, умных женщин мало. А чтоб и умная, и красивая… и тратит себя на это ничтожество. Ты ж поняла, верно?

— Ты ему… помог?

— Скорее уж ей, — улыбка у Макара тоже была холодной. — Не люблю таких, кто на женщину руку подымает. Неправильно это… они оба на меня работали. Леночка

информацию собирала, а Ленька руками подсоблял. Я же помогал… сбыть. Не думай, что я из простых барыг, у меня свой интерес. Порою в самых обычных домах встречаются крайне интересные вещицы, века эдак прошлого или позапрошлого… конечно, Ленька выносил, сколько мог, но шубейки там или золотишко меня волновали мало. Это все — переходящее. А вот вещи с историей… на них у меня клиентура особая имелась. И шкатулочку эту мне заказали… вот только заказчик взял и помер не вовремя, что тоже бывает.

Сонька почти уверилась, что ей не жить после подобных-то откровений. Но прервать Макара не смела.

— Я у себя вещи не храню. Вот Леньку и попросил… а он сорвался… и пришлось его… успокоить. Леночка все превратно поняла, что она вправе взять шкатулку. Она знала о стоимости этой вещицы, но… даже она не понимала, что ее дорогой сынок вряд ли сумеет таким наследством распорядиться по уму.

— Вот, — Сонька вытащила из-под топчана старый желтый чемодан, в котором хранила кое-какие вещицы. — Но, если он появится, я его к вам отправлю.

— Отправляй, — спокойно ответил Макар. Шкатулку он принял бережно, осмотрел, убеждаясь, что Сонька не причинила дорогой вещи ущерба. — И не бойся, говорю. Я не люблю зряшних смертей. Ты умеешь молчать, молчи и дальше.

Он ушел, унеся с собой шкатулку, а Сонька еще несколько месяцев дрожала, мысленно готовясь к смерти. И тогда-то она обратилась к Богу. Нет, Сонька и раньше в церковь заглядывала, пусть и тайно, стыдясь — не принято это было тогда. Однако мир менялся.

Санька возник через три года, когда она уже забыла и думать про Вилену с ее шкатулкой. Однажды, вернувшись из церкви, Сонька увидела во дворе парня, до того с Ленькой схожего, что всякие сомнения тотчас отпали. Он это, старший бесшабашный Виленин сын.

— Ты Сонька? — Он сплюнул себе под ноги. Высокий. Сильный. Наглый. И руки уже разрисованы синими тюремными татуировками. — Ну?

— Что?

— Отдавай. Мне мамашка написала, что у тебя мое наследство. Или потратила? — посмотрел он на нее сверху вниз, со злой насмешкой и готовностью ударить.

— Макар забрал.

— Врешь, — он толкнул Соньку в грудь. — Сама продала… прогуляла… ну?

— Макар забрал, сразу после похорон! К нему иди, у него и спрашивай!

Очнулась она уже в больнице. И не одна — рядом с ее кроватью, уткнувшись в книгу, сидел Перевертень. Правда, стоило Соньке глаза открыть, как он тотчас книгу отложил.

— Вы ведь дадите показания против Александра? — Перевертень выглядел уставшим. — Вам придется.

Он вытащил зажигалку, повертел в руках.

— Но — только против него. Не стоит ворошить прошлое и упоминать о шкатулке… Александр знал о том, что он должен получить наследство, но мама его не уточнила, какое именно. И вам не следует. Я не хочу, чтобы память моих родителей очерняли.

Это было не просьбой — предупреждением. И с лица Перевертня на Соньку смотрели пустые холодные глаза Макара. Как-то сразу она поняла, что, если вдруг откроет рот, не протянет долго. Да и… зачем говорить? Кому есть дело до событий таких давних?