Музыкальные диверсанты
Шрифт:
Те певцы, кто шел ему на смену, едва ли могли сказать такое о себе. К концу семидесятых — началу восьмидесятых годов изменился качественный состав беженцев. Среди них оказалось много профессиональных артистов эстрады, поэтов и композиторов. [53]
Некролог из «Новогорусского слова» от 16.12.1977
Сказывалась и пресловутая политика «разрядки мировой напряженности». Преодолев острую фазу в шестидесятые-семидесятые, к новому десятилетию холодная война вошла в затяжную и вялотекущую стадию. Стороны обменивались дежурными выпадами с использованием проверенных средств. Азарт и фантазия,
53
К моменту, когда основная часть эмиграции стала концентрироваться в США, песня все больше и больше стала терять свой боевой потенциал, превращаясь из оружия в ресторанное блюдо. Однако и в этих условиях нашлись люди, по-прежнему верящие в силу «веселого куплета». Их появление стало последней вспышкой гаснущей спички.
Во Внуково раздался голос в микрофон: «Граждане евреи, ваш вылет за кордон!» Все вещи на таможне, сомненья позади, И мы уже простые советские враги…Все как в песне эмигранта Александра Шепиевкера, исполненной в 1986 году Анатолием Могилевским.
Глава 17. «Мы пускаем гитару, как шапку, по кругу —
Кто-то против поет, кто-то, кажется, за…»
«До свидания, Россия!»
Выжать максимум из запретного плода стремились многие.
В 1975 году в эмиграции оказывается чета молодых актеров Александра Калецкого и Елены Брацлавской. В Нью-Йорке дуэт Sasha & Lena записал две виниловые пластинки. В дальнейшем их пути разошлись, поэтому мой рассказ коснется в большей степени главы этого тандема Александра Семеновича Калецкого.
Александр Калецкий и Елена Брацлавская. Нью-Йорк, 1975
Он родом из Мончегорска Мурманской области. После школы поступил в тульский Институт механического оружия, но поняв, что это не его стезя, поехал в столицу поступать в театральное училище имени Щукина. Фортуна улыбнулась одаренному провинциалу — несмотря на конкурс в 300 человек на место, Саша был принят.
Его однокашниками стали Александр Кайдановский, Леонид Филатов, Ян Арлазоров, Нина Русланова, а курсом старше учился Никита Михалков.
Получив диплом, талантливый парень столкнулся с неожиданной проблемой: из-за отсутствия московской прописки никто не соглашался зачислять его в штат. Тогда директор Центрального детского театра пошел на хитрость: взял на работу дворником. Потом поставил рабочим сцены. И, наконец, предложил роль брата Ленина в спектакле, посвященном столетию со дня рождения вождя. В те времена отказать в прописке «родственнику» Ленина было невозможно, и вскоре все проблемы были улажены.
Автограф Александра Калецкого на титуле романа «Метро»
Появилась работа на ТВ, начались съемки в кино.
В начале семидесятых Калецкий (или, как часто писали его фамилию в титрах, Халецкий) стал стремительно набирать популярность. В 1971 году ему досталась главная роль в фильме «Где вы, рыцари?», два года спустя он предстал в образе королевича Елисея в постановке «Пушкинских сказок» и следом сыграл первую любовь знаменитой гимнастки Ольги Корбут в экранизации ее биографии «Чудо с косичками» (1974). Однако, несмотря на внешний успех, душа требовала другого.
Атмосфера Москвы советской и его внутреннее состояние очень здорово отражены в автобиографическом романе Александра Калецкого «Метро». Книга была написана в США и вышла на английском в престижном издательстве Viking весной 1985 года. «Подземный роман» стал мировым бестселлером, и его автор за прошедшие тридцать лет трижды продавал права на съемки художественного фильма. По разным
«Чем больше я ненавидел советскую жизнь, чем сильнее хотел уехать из постылой Страны Советов, тем больше процветал на профессиональном поприще. Чем больше я добивался в советском “искусстве пропаганды”, тем сильнее ненавидел свое участие в нем.
…Мы познали бродяжную, бездомную жизнь матросов… Мы пели в студенческих общежитиях и в красных уголках рабочих, в современных стеклянных кафе в центре города и в покосившихся бревенчатых избах на окраинах… Мы пели и спали в роскошных квартирах академиков и в сырых подвалах запрещенных поэтов и художников. Мы стали своими в недоверчивом и осторожном мире московского андеграунда.
По утрам и вечерам я играл в театре декадента-принца, днем на телевидении — патриота-камсамольца или в кино — активиста-отличника, а по ночаммы сЛеной брали гитары и окунались в совершенно иную творческую жизнь, не имевшую никакого сходства с искусством пропаганды. Во время этих запретных концертов мы чувствовали себя гордыми и счастливыми артистами, честно выражающими свои собственные мысли и чувства, а не то, что нам было приказано выражать.
Мы познали сладость запретного творчества, его свободу и красоту. Многие годы задыхаясь в затхлой атмосфере советской официальщины, полузадушенные в петлях цензуры, мы наконец глотнули свежего воздуха, найдя его, по парадоксальной прихоти судьбы, в мире подпольного искусства. Здесь, в андеграунде, в его вдохновенной, почти волшебной изолированности от бюрократического и милицейского надзора, мы впервые осознали, что не зря создавали свои вымышленные пластинки, что они, может быть, более реальны, чем жизнь, созданная вождями нашей страны для ее граждан. В подполье мы нашли новое братство людей, движущихся внутри советской системы по независимой орбите, будто поезд метро, несущийся по своей собственной, проложенной под землей секретной линии. Мы, не задумываясь, вскочили в этот поезд, и полетели вперед, подхваченные ритмом перестука колес:
Мчимся, одинокие, в тесноте вагона, Плюем минуты, как косточки вишен, Серые толпы на сЬром перроне… Остановка “Крематорий" — кто-то вышел. Запах тленья и гари слыхать — Веселее клубись, дым отечества! Ой, ты, Родина, Родина-мать, Крематорий судьбы человеческой…Стараясь не потерять головы от быстроты этого движения, мы никогда не записывали наши песни на магнитофонные ленты, но это не помешало слухам о наших выступлениях распространиться по столице со скоростью беспроволочного телеграфа.
…Конечно, это было приятно, но весьма опасно, потому, что чем больше людей слышало песни, тем больше было шансов, что один из зрителей окажется стукачом, и тогда мы сами, без сомнения, будем сброшены с поезда на станции '!Крематорий”.
…Опасность быть открытыми и оказаться брошенными в тюрьму за антисоветскую пропаганду взвинчивала наши нервы до предела, натягивая их, как гитарные струны, которые вот-вот должны порваться. <…> Если мы хотели спасти наши жизни, нам следовало немедленно прекратить нелегальные выступления, набраться терпения, дождаться удобного момента, чтобы вырваться из страны и начать борьбу с советской властью, выступая с нашими песнями на радио “Голос Америки” и “Свобода” и посылая из-за границы пластинки и кассеты с их записями». [42]
Найдя несуществующие еврейские корни и раздобыв через знакомого иностранца израильский вызов, в 1975 году Саша с Леной покинули СССР.
Первая пластинка Саши и Лены
Однако «героев борьбы с коммунизмом» никто у трапа самолета с распростертыми объятиями не ждал. Приходилось выживать. В Америке у Калецкого был знакомый театральный продюсер. Во время гастролей детского театра по США и Канаде он слышал его песни, и они ему понравились.
… Первый концерт состоялся в городке Саратога (штат Нью-Йорк). Артисты выступили на разогреве у мегапопулярного в те годы кантри-певца Дона Маклейна. Его хит про «Американский пирог» (American pie) четыре недели продержался на первом месте национального хит-парада 1972 года.
К всеобщему удивлению, никому неизвестные барды из-за железного занавеса вызвали огромный интерес у публики. С того дня дуэт исполнителей «песен советского андеграунда» несколько лет колесил по Соединенным Штатам, выступая с концертами для студентов-славистов и малочисленных в ту пору русских общин.