Музыкант. Том 1
Шрифт:
А еще один подарок мне сделало Центральное телевидение СССР, которое сразу после Нового года приступило к съемкам телесериала "Следствие ведут ЗнаТоКи". Это я по секрету узнал от Тикунова, который готовился возглавить вновь образованное Министерство внутренних дел СССР. Что я уже узнал от Пономарева, прежде чем посетить кабинет министра. А Тикунов рассказал, что сериал взялась снимать сама главный режиссер Главной редакции кинопрограмм Центрального телевидения Ксения Маринина. На роль Томина был утвержден Леонид Каневский, а вот Знаменского играл не кто иной, как Алексей Баталов. Ну а больше всего я удивился, что роль Кибрит досталась… Татьяне Самойловой. Именно таков был выбор Марининой, видно, являвшейся страстной поклонницей картины "Летят журавли", где дуэт Баталова и Самойловой
Глава 19
До начала предсезонки я успел поучаствовать в съемках телесериала "Следствие ведут ЗнаТоКи". То есть сначала мне пришлось договариваться с Кобзоном, чтобы в студии он исполнил песню "Наша служба и опасна, и трудна…", причем Иосиф согласился без вопросов, можно сказать, из любви к искусству, впрочем, не забывая о гонораре согласно ставке. Первым-то эту песню у меня исполнил Магомаев на Дне милиции, но Муслим отправился на гастроли по Италии, вот и пришлось срочно прибегать к услугам Кобзона. А тот, к счастью, не стал кидать обидку, мол, что же ты, Егорка, переметнулся от своего Магомаева ко мне…
Затем режиссеру Ксении Марининой приспичило задействовать в одной из эпизодических ролей первой серии молодого футболиста "Динамо", сыгравшего… футболиста команды "Строитель", ставшего свидетелем преступления. То есть мне досталась роль практически камео.
Мое участие обошлось парой съемочных дней. В первый день снимали сцену, как Баталов-Знаменский появляется на тренировке команды, где меня, носящегося с мячом, взяли крупным планом, а затем просит моего героя задержаться в раздевалке, проведя с ним как бы дружескую беседу. Снимали как раз на стадионе "Динамо", а футболистов для массовки пришлось приглашать из дубля, поскольку основная команда еще не вышла из отпуска, а некоторые игроки и вовсе в это время играли товарищеские матчи на полях Бразилии и Мексики в составе сборной клубов Москвы. Наставник сборной Бесков меня в турне не взял, как и ранее в январе в первую мексиканскую поездку, хотя в глубине души я надеялся, что уже вполне созрел для сборной, пусть даже собранной на основе столичных клубов. А ведь впереди маячил чемпионат Европы в Испании, где сборная СССР в той реальности заняла второе место, уступив в финале хозяевам, и в своих фантазиях я уже видел себя в футболке сборной страны.
Во второй съемочный день я уже записывал свои показания в кабинете сыщика в присутствии Томина и Кибрит. То бишь в оригинале Каневского и Самойловой. Маринина осталась довольна моими актерскими данными, по ходу дела признавшись, что ей очень приятно лично познакомиться с юным дарованием Егором Мальцевым. После чего подсунула диск с первым альбомом трио "НасТроение" и попросила оставить на обложке автограф.
А Ленка тем временем начудила. Пошла со своим 10-м классом в лыжный поход на три дня по Подмосковью и, спускаясь с горы, сломала не только лыжу, но и ногу. Вернее, лодыжку, что, впрочем, сути дела не меняло. Следующий месяц ей предстояло провести в ЦИТО, куда ее определили как одну из ведущих гимнасток Москвы. Если раньше она навещала меня в этом же учреждении, то теперь настала моя очередь носить передачки, при этом я старался разминуться с ее родителями, чтобы они чего лишний раз не подумали. Хотя все же ее мама, во всяком случае, была в курсе, что мы с Ленкой дружим, думаю, и папа тоже, но просто без посторонних нам с любимой было комфортнее, мы могли говорить друг другу все, что угодно, не оглядываясь по сторонам.
Едва ее выписали, как я пригласил Ленку на концерт трио "НасТроение". Все-таки мы с Ивановым-Крамским и Каширским нашли время собраться, чтобы отыграть пять концертов за два дня. Афишами заранее, за пару недель до мероприятия, озаботилось руководство Центрального дома культуры железнодорожников. Тот самого, где дебютировала с сольным концертом Адель. Решив не искать добра от добра, я пошел проторенной дорожкой, благо что связи были уже налажены. Как оказалось, не напрасно.
Каждый
— Тут впору еще и контрабасиста хотя бы пригласить для ритм-секции, — предложил Каширский.
— Нет уж, Михаил Иванович, если мы трио — значит трио, — отрезал я. — И для нас будет делом чести сыграть так, чтобы песня прозвучала на сто процентов. Александр Михайлович, вы до послезавтрашнего концерта, если время найдется, еще раз порепетируйте сольную партию для этой вещи.
— Именно этим, Егор, я и собирался заняться сразу же по возвращении домой.
— Еще раз хочу выразить вам, Михаил Иванович, и вам, Александр Михайлович, огромную признательность за то, что согласились принять участие в концертах, несмотря на скромный гонорар.
— Ну куда ж деваться, ставка есть ставка, — улыбнулся Каширский. — Но мы артисты, не все измеряем деньгами. Верно я говорю, Александр Михайлович?
— Полностью согласен, коллега. Тем более, если уж на то пошло, за пять концертов должно получиться тоже нормально.
Ленке я выделил место в первом ряду. Она смогла найти время прийти только в субботу на наш заключительный концерт — два из пяти состоялись накануне. И малость прифигел, когда от администратора ЦДКЖ узнал, что Ленкиными соседями на этом же концерте окажутся… министр культуры СССР Екатерина Фурцева на пару с дочерью Светланой. Кстати, на тот момент уже замужней и молодой мамой. Насколько я знал, Света в 17 лет высочила за сына члена ЦК КПСС Фрола Козлова, а через два года родила Фурцевой внучку. Но на мероприятие муженька не захватили, наверное, оставили его сидеть с дочуркой. Хотя я подозревал, что там нянек и так хватает.
Пятничные выступления прошли блестяще, так же как и все три субботних. На каждом концерте аншлаг, после выступления нас заваливали цветами и просьбами оставить автограф. Большинство, ясное дело, рвались ко мне, но и моим коллегам кое-что перепало.
Понятно, что перед заключительным выступлением, которое помимо моей возлюбленной должно было посетить главное лицо отечественной культуры, мы все втроем малость мандражировали. Уж я-то точно, но на качестве исполнения музыкального материала наша нервозность никоим образом не отразилась. Вновь цветы, автографы, а после концерта к нам в гримерку, где уже щебетала восторженная Ленка, пожаловали Фурцева и ее дочь.
— Надеюсь, мы вам не помешали? — поинтересовалась Фурцева-старшая.
— Нет, что вы, Екатерина Алексеевна… Да вы присаживайтесь, — засуетился Каширский, пододвигая кресло.
— Ничего, мы ненадолго. Хотелось высказать свое мнение о концерте.
Тут мы малость напряглись, потому что Фурцева могла нас как уничтожить, так и поднять, хотя вроде бы мы и без ее участия собираем аншлаги. Но оказалось, что волновались мы зря.
— Что ж, поздравляю, все было на высшем уровне, — сразу перешла к делу Фурцева. — Нам со Светланой понравилось, хотя некоторые тексты — это мое сугубо личное мнение — требуют некоторой доработки. Но раз худсовет их принял, то и говорить, собственно говоря, не о чем… Егор, мы с вами второй раз вот так близко сталкиваемся, и я все не устаю поражаться, откуда берутся такие самородки.
— Из обычных московских коммуналок, — с улыбкой развел я руками.
— Но почему-то не все обитатели этих, как вы выразились, коммуналок, так талантливы. Значит, что-то в вас такое есть, что недоступно простым смертным. Но на то они и самородки, чтобы быть исключениями. Только не загордитесь раньше времени, а то растеряете свой талант… Света, ты, кажется, хотела о чем-то попросить Егора?
Дочка сделала шаг вперед и протянула мне черно-белую фотокарточку с моей же улыбающейся физиономией.