Музыкантша
Шрифт:
— Он — мой концертный директор. Организует гастроли и прочее…
— Ясно. Чайку?
— Можно.
Валентина налила чай и поставила чашку перед Анжелой.
— И что, много зарабатываете? А то мой Васька, старший, всё гитару просит. А я против, глупости всё это! — Валя сердито сдвинула брови на переносице. — Шофёром там, как отец, или строителем, это куда ни шло. А на гитаре всю жизнь бренчать…
— Достаточно на безбедную жизнь. — Анжела невольно улыбнулась. — Не мешайте парню. Если не его, само пройдёт. Успеет и шофёром, и строителем… Я вот что хотела спросить… вы не помните, лет двадцать назад семья тут одна жила у вас, приезжие. Муж,
— Да помню, конечно, хоть и малая была… Ужас! Сгорели они, заживо. Ничего не осталось, всё прахом пошло… Неужели не знаете?
— Нет, — соврала Анжела, не моргнув глазом, — это сестра моей матери была, тётка. Как узнала, что мы в эти места собираемся, так просила разузнать всё. Как-то давно вроде Лида ей весточку послала отсюда.
— Да что же она на похороны не приехала? Ни единой живой души не было, из ихних родственников, я имею ввиду. Люди ещё всё судачили, как же так, ни родителей, никого нет…
— Да так получилось глупо. Мать мне потом призналась. Они обе из детдома были, потом поссорились сильно, жениха вроде не поделили. Отца моего. Лида, тётя моя, обиделась, вышла замуж за первого встречного, и потом они уехали. Кажется, у её мужа родственник здесь нашёлся. А я и не знала долго, что у матери сестра есть.
— Семеныч это, то есть родственник их. Умер он ещё до их приезда, царствие Небесное. А Лиду жалко, красивая баба была, работящая… А муж, дядя ваш, совсем дерьмо… Пьянчуга, каких свет не видывал! За ней, за Лидой, Савва ухаживал… Замуж звал, да, видно, не судьба… Долго убивался мужик, потом успокоился вроде, женился. Детки взрослые уже. Дочка у него рано замуж выскочила, ребёночка ждёт. Так что скоро Саввушка наш дедом будет. А баба Зина, соседка их, умерла недавно. Спаси Господи, хорошая была женщина! — Валя перекрестилась.
— Надо же… что матери скажу? Она болеет сильно, просила сестру найти, помириться хотела. Боится умереть непрощенной. Отец-то потом бросил нас, к другой ушёл…
— Не нашла, значит, счастья… мамаша твоя…
— Не нашла…
— А знаешь что, давай-ка мы с тобой по рюмашке за упокой души выпьем. И за дядю твоего беспутного, и за тётю… у меня настойка есть. Или водочки?
— Настойку.
Валя открыла дверцу старого буфета и вытащила резную бутыль с тёмно-вишнёвой жидкостью. Достала пыльные рюмки, вытерла их и разлила настойку. Они с Анжелой молча выпили. Настойка оказалась крепкой и забористой.
— А похоронили их где? — Анжела закусила огурцом, стоящим на столе.
— Похоронили? Да рядом с Семенычем, родственником ихним… Где же ещё? Так и лежат там рядком. Завтра сходите, если желание будет, найдёте. У нас кладбище маленькое. Могилки в порядке, Савва за ними ухаживает… Добрый мужик… — Валя налила ещё по рюмке. Выпили, не чокаясь.
После пятой рюмки Анжелу сморило, она, пошатываясь, добрела до перины, и рухнула в неё, как в облако. Макс спал сном младенца.
Поутру, когда Анжела вышла из комнаты, Валя уже хлопотала по хозяйству. На столе стоял самовар, дымилась картошка, и вкусно пахло мясом. Вслед за Анжелой вышел заспанный Макс. Он не отказался от рюмки и с аппетитом поел мяса, хрустя впридачу солёным огурцом.
— Эх, и вкусно вы, Валентина, готовите! Сто лет так не ел. — Макс вытер вышитым полотенцем жирные губы.
Валя зарделась от удовольствия.
— Что ж не вкусно-то, и картошка, и мясо, всё своё, с хозяйства.
— И давно вы здесь обосновались?
— Да всю жизнь, почитай, так и живём. Одно время совсем плохо было, колхоз развалился, одним огородом
— Правильно сделали, что вернулись. Я и сам не прочь в деревне пожить. Только поближе бы к городу. Всё-таки, мы люди городские, в отличие от вас.
— Это уж видно каждому своё. Как на роду написано.
Валя принялась убирать посуду со стола.
— А кладбище где тут у вас? Сходить хочу. — Анжела встала из-за стола и направилась к двери.
Валя вышла с ней вместе и показала рукой в направлении небольшого перелеска.
— Вон за тем лесочком будет. Сходи, если нужда есть.
На крыльцо вышел Макс.
— Зачем тебе на кладбище, Ангел? Смотри, какой денёк разворачивается! Может, на реку сходим? Посидим, пива попьём? Что-то мне совсем не хочется беспокоить местных покойников.
— Иди. Я потом приду.
— Ну, уж нет, я с тобой. А то, как бы ты не уехала на гастроли прямо с кладбища.
— Это как интересно? Уж не на метле ли?
— Да кто тебя знает, может, и на метле…
Могилы родителей Анжела нашла быстро. Фотографий не было, но памятники стояли, хоть и простенькие. Рядом росла большая раскидистая берёза, спускавшаяся ветвями почти до самой земли. Оградка была окрашена, а внутри неё стояла небольшая скамеечка. Анжела села, сложив на коленях руки. Вот оно, свидание с прошлым. Что она чувствует? Да почти ничего. Образы матери и отца стёрлись из её памяти, и она, как ни силилась, не могла вспомнить их лиц. Только глухой звук удара головы отца о доски стола и треск разгоравшихся брёвен… Анжела тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение. Макс смирно сидел рядом, тупо уставившись на памятник с надписью: «Акулова Анжела. Даты рождения и смерти». Он перевёл взгляд на Анжелу и удивлённо спросил:
— Ангел, это ты?! Ты что, умерла?
— Жива, как видишь. Но это я. Просто мне удалось спастись, когда дом загорелся. А мать и отец погибли. Я убежала в лес и заблудилась. Ничего не помнила. Потом попала в детдом. А потом ты знаешь.
— Вот так история… не ожидал, признаться. И как же ты вдруг вспомнила?
— Вспомнила и всё… Услышала одну мелодию, которую часто играла здесь и всё вспомнила.
— Фантастика.
— Что, разве так не бывает?
— С тобой же случилось. Значит, бывает. Ты за этим меня сюда привезла? Посетить собственную могилу?
— Почти. Есть ещё дело.
— Вот как? Я чувствую себя героем детектива. Расскажешь, надеюсь?
— Позже. Идёт кто-то…
К могилам подошёл мужчина. Он был в возрасте, но крепкий и моложавый. Лицо его непроизвольно вытянулось, когда он увидел Макса и Анжелу, сидящих на скамейке. Они кивнули ему.
— Здравствуйте, молодые люди. Кто же вы такие будете?
— Я родственница Лиды, племянница. А это мой жених, Максим. — Анжела сжала Максу руку, чтобы молчал и не вмешивался.