Мы будем жить
Шрифт:
— Держи!
Лорин схватила рыбешку — склизкую, холодную, на миг ее сердце сжалось — глаз рыбы был расширен, рот раскрывался, точно в крике. Ей же там все порвало крючком, подумала девочка. Но что делать? Она сунула рыбешку в пакет с водой, который тут же завязал Ван.
— Это ленок, — сказал он со знанием дела, — хорошая рыба.
Они влезли наверх и передали удочку следующей паре — Каяри и Майте.
— Что теперь? — Лорин со страхом глядела на плавающих в пакете рыб.
— Теперь надо их почистить, — со знанием дела сообщил Ван.
— Как — почистить?!
— Обыкновенно, — вставила Хайлли, — но кажется, сначала их глушат.
— Точно, головой, — подтвердил Ван. Он сунул руку в пакет. Достал одну из рыбешек. Схватил
— Теперь ты, — он передал пакет Лорин, не глядя на нее. Хайлли и Келла подошли ближе, с любопытством уставившись на девочку.
Лорин взяла ленка за хвост, стараясь не смотреть на него — но все равно бросалось в глаза, как широко рыба пялит рот, как трепещут жабры еще живого, несчастного существа с порванными крючком губами… Чикка хальту смотрели на Лорин. Девочка сжала зубы и изо всех сил — чтобы сразу наверняка — ударила рыбой о камень.
— Порядок, — удовлетворенно заметил Ван, — давай я покажу, как чистить.
Уха была невероятно вкусной, первая нормальная еда за несколько дней. Изголодавшиеся подростки моментально очистили котелок. Сидели и лежали вокруг костра, застыв от тяжести в желудках, глядя на искры, взлетающие и гаснущие в потемневшем воздухе.
Лорин встала и отошла в лес по нужде. Штаны уже высохли, и все снова были одеты. Лорин еще постояла в кустарнике, наслаждаясь тишиной, глядя в темный прогал неба меж ветвей двух высоких кедров, в звездные цепочки, прокинутые по космической бархатной мгле. Но мошкара стала уже не просто донимать — она лепилась плотными роями на незащищенную кожу, лезла в рот. Лорин вспомнила, что в Лаккамири нет ни мошек, ни комаров. Биозащита. Асири, мать Каяри, она биолог, помнится, говорила: когда вся земля станет нашей, мы сделаем так везде — насекомые не станут трогать людей, мы модифицируем хищников, ядовитых змей, акул и медуз, вся земля станет для нас безопасной. Лорин звонко припечатала шлепком комара. Пока нам надо учиться жить в настоящей дикой тайге. С мошками.
Она тихонько пошла к костру. Не доходя нескольких шагов, остановилась, не желая мешать. Маленький большеглазый Майта читал стихи по-русски.
..Не сладкий звон бесплотных райских птиц — меня стремглав Земли настигнет пенье: скрип всех дверей, скрипенье всех ступенек, поскрипыванье старых половиц. Мне снова жизнь сквозь облако забрезжит, и я пойму всей сущностью своей гуденье лип, гул проводов и скрежет булыжником мощенных площадей. Вот так я жил — как штормовое море, ликуя, сокрушаясь и круша, озоном счастья и предгрозьем горя с великим разнозначием дыша…Лорин затаила дыхание, и лишь когда голос Майты умолк, и Хайлли громко спросила "чье?" — снова подошла к костру. Села рядом с Келлой, закутавшейся в одеяло. "Это Смеляков, — ответил Майта, — хорошо, правда?" Лорин закрыла глаза. "Почитай то, что ты написал на той неделе", — попросила Келла звонким голосом. Майта послушно стал читать на ару свои стихи.
Мне кажется, мир, как младенец, мал, Качается в колыбели. Вот этот вдали грозовой перевал, Верхушки вот этих елей. И дальше еще — города, и огни, И люди до края земли. Потом океаны, и плавают в них Дельфины, киты, корабли…Как хорошо, подумала Лорин сонно. Вот этот воздух, небо, звезды… Дым костра
— Как темно уже стало, — поежилась Келла.
— Ложись спать, — посоветовал Каяри, — костер затушим.
— Чего это я сразу? — обиделась девочка. Лорин деликатно вздохнула. Келла — младшая из них, хотя изо всех сил старается быть взрослой. Впрочем, многие вещи Келла умеет куда лучше, чем она, Лорин. Все-таки выросла в имата.
Ван тем временем достал свой бата — небольшой африканский барабан, сделанный собственноручно, ладони его коснулись поверхностей, бата зарокотал. Почему я не взяла скрипку, подумала Лорин. Побоялась испортить инструмент, мало ли что, скрипка у нее хорошая, редкая. А вот Ван прихватил свой бата. Как просто, казалось бы — всего лишь двусторонний барабан, а уже — музыка, уже ритм наполняет тайгу, набегает, как океанский прилив и опять затихает, и новой волной обнимает слушателей. Правая рука Явана танцует на большой поверхности бата, и левая мерно шлепает по малой поверхности, Ван играл не как музыкант, а как искусный ремесленник, колдующий над работой, будто звуки были лишь побочным эффектом труда; и тогда бесшумно поднялась Хайлли.
Гибкая, красивая, она сняла и отбросила в сторону таша и тряхнула длинными курчавыми волосами. Полуобнаженная, лишь плотная лента прикрывала высокую грудь, девушка выросла в свете костра, как греческая статуя, только живая, подвижная — и начала танец под ритмический рокот бата.
Друзья смотрели на Хай как завороженные. Настоящая айахо, она двигалась легко и скользяще, и можно было узнать в ее движениях технику ятихири, когда охотник, легко танцуя, справляется с волком или тигром и равен дикому зверю в изяществе и естественности движений. Хай молча импровизировала. И тогда с другой стороны костра поднялась вторая тень — Каяри. Он тоже отбросил рубашку и встал рядом с Хайлли. Девушка задорно улыбнулась партнеру, их руки скрестились в воздухе. Бата зарокотал громче. В свете огня каждый мускул на телах айахо танцевал, жил своей жизнью, каждое их движение было легко и пластично, чудесным образом согласованно — будто они заранее репетировали этот танец. Невозможно оторвать взгляд, невозможно дышать, и только рокот бата все набирал темп — но танцоры легко следовали за ним. Они кружились, приседали, вскидывали руки и ноги, обходили друг друга, и Каяри поднимал Хай и кружился с ней, держа ее на весу в воздухе, и тела их сплетались, а потом вновь расходились, и взлетали в воздух скрещенные руки, образуя знак хальтаяты. Темное, сильное тело Каяри и блестящее, гибкое — Хай. Им скоро восемнадцать, подумала Лорин. Они совсем взрослые. Что они чувствуют сейчас? Лорин вдруг испугала эта мысль — когда амару приходит в этот возраст, его начинает тянуть к девушке или к юноше, он ищет, выбирает…
Каяри и Хай танцевали, глядя в глаза друг другу, и рокот бата затихал. И вдруг у деревьев глухо гавкнула собака. Муха. За ней и Байкал. Обе лайки вскочили, ощетинив затылки, тихо рыча, вглядываясь в лесную мглу. Собаки не были пустолайками — они происходили из деревенских линий охотничьих лаек, с жестким отбором, где хозяева-охотники хладнокровно отстреливали любого щенка, залаявшего в лесу невовремя.
Они не подняли бы тревогу из-за пустяка.
Ван оборвал музыку.
— Они почуяли что-то, — дрожащим тонким голосом сказал Майта. Старшие оборвали танец и подошли ближе к собакам, вглядываясь в лес.
Бесшумно поднялись и остальные, под ногой Лорин треснул сучок, и девочка испуганно застыла на месте. Тем временем маленькая Келла пробралась ближе других к лесу.
— Я гляну, — шепнула она, обернувшись. И неслышно шагнула дальше. Еще шаг. Еще. Застыла, вглядываясь во тьму.
Келла была одной из первых детей — также благодаря отцу-генетику — подвергшихся генной модификации, пока самой простой, она очень хорошо видела в темноте.
Девочка отступила назад к костру. Лицо ее побелело.