Мы дети мутного времени. Исповедь детдомовца

Горюнов Сергей Александрович

В Пушкине мне оставаться было, никак нельзя. Недолго размышляя, что делать дальше, я ринулся вперед. Местность я знал еще плохо, поэтому я решил сесть на электричку. Куда она меня везла, мне было совсем неважно. Главное, чтобы только подальше. Началась моя самостоятельная, резко повзрослевшая жизнь. Я долго размышлял над тем, занимаются ли моими поисками в интернате. Все боялся, избегал любых встреч с милиционерами. Я и не ведал тогда, что в интернате меня просто никто не искал, и даже не собирался. Меня на время просто похоронили. Если бы меня искали, то давно бы уже запеленговали, и вернули обратно. Или надеялись, что я сам попадусь в лапы милиции, и они меня вернут обратно.

Приехал я на электричке, в новый и огромный для себя мир. В мегаполис, с названием город Ленинград. Электричка пришла на Витебский вокзал. Он мне сразу показался страшным, унылым, очень шумным. Люди, куда-то, вечно спешащие. Милиционеры, на вокзале, постоянно, что-то высматривающие. В общем, я приехал в бедлам. Мне тогда показалось, что милиция уже начала искать меня. Но я просто обознался. Конечно тогда, на выходе с вокзала, со мной произошел небольшой казус. Меня остановил милиционер. – Что ты здесь один гуляешь?; - спросил он меня; - где твои родители?; Я, недолго думая, и даже не успев еще испугаться, проговорил спокойно: - Дяденька, а я и не один вовсе; - моя мама, отошла в туалет; Я проговорил это так уверенно, что даже не заметил, что стою как раз рядом с туалетом. – Ну ладно тогда, жди свою маму; проговорил он, не соображая, что я просто блефую. Какое-то время, он не отпускал, меня из виду, чего-то подозревая. Я, конечно, оказался наблюдательным, и заметил это. Увидел, чуть похожую на меня женщину, пошел за ней на выход, с вокзала. Я был рад, что мне удалось, выйти из сложившейся ситуации благополучно. Как то, я даже осмелел. Выйдя с вокзала, я встретился с городом полным суеты, машин, людей стремящихся, по своим делам. Я, не знал, куда мне идти. Что делать дальше. Ведь город мне был, совсем не известен. Я перепугался, но только на мгновение. Я был свободен, и для меня это было главным! Я, решил пойти по Загородному проспекту, в сторону Невского проспекта. Я не ведал, куда я иду, я просто гулял, в свое удовольствие. Мне показался город очень красивым, огромным, ну уж очень шумным. Приметил для себя, станцию метрополитена «Владимирская», чтобы с утра подработать на сборе средств, для пропитания. Мне было хорошо! Я старался запоминать, все улицы, по которым передвигался. Тем более, что зрительная память у меня, была и остается на высоте. Пока на дворе стояло лето, я мог не беспокоиться за свою жизнь.

Ночь провел, в парадной, сидя на подоконнике. Пробовал постоянно уснуть, но шумы, издающиеся от лифта, лязганье и шум, ругани в квартирах, не давали этого сделать. Удавалось только изредка дремать. Постоянно вскакивал с подоконника, если кто-то поднимался по лестнице. Это конечно, не та свобода, о которой я мечтал, но все же, лучше чем на цепях висеть, в карцере интерната. Так вот, сидя на подоконнике, я размышлял о своем будущем, каким оно будет, каким мне хочется его видеть. Но ведь не всегда наши мечты сбываются в полном объеме, правда, ведь? Я, рисовал в своей голове яркие картины своего будущего, наслаждаясь его красотой. Мне нравилось просто мечтать. Так и время быстро проходило. Мечтал я о своей, родной семье, о любимой и дорогой мне маме. О своем, родном, полном добра, и родительского тепла, доме. Наутро, я решил, осуществить свою задумку в метро Владимирская, по сбору средств на пропитание. Деньги, которые ранее собрал в Пушкине, у меня еще оставались. Но мне, почему то показалось, что их не хватает для полного счастья. Пока шел до метро, все продумывал, рисуя в голове, программу своих действий. Согласно моей одежде, выглядел я как детдомовец. Стало быть, в будущем, нужно было ее обязательно сменить. У меня была цель, к которой мне хотелось стремиться. Я, встал у входа в метро. Легенда, о маме, которая ждет меня дома, оказалась так же актуальной, и удачной. Сбор средств шел на ура. Пока я от радости, не потерял самообладание, который стоил мне задержанием, и депортацией обратно в интернат. Пока я собирал деньги, я как-то привлек внимание дежурного, линейного отдела, милиционера. Он долго наблюдал за мной. Возможно, меня выдала одежда, которая явно не сочеталась, с модными тенденциями огромного города. Я уже собрал тогда, пятьдесят

рублей. Поблагодарив метро, за оказанную мне помощь, я собрался уходить. Вот в этот самый момент, меня сзади кто-то схватил за шиворот. Я оглянулся. Возле меня стоял милиционер. Словесной перепалки у нас не случилось, так как мне нечего было ему сказать. - Ты что здесь делаешь?; - повышенным тоном, спросил он меня. – Ничего, дяденька; - маму свою жду; - ответил я, тем, что пришло, мне первым в голову. – Ну ладно тогда дружок; - продолжил он; - пошли, прогуляемся в отдел, и вместе подождем твою маму. Его тон, был таким спокойным, что мне на миг показалось, что все обойдется. Но я ошибался! Пока мы шли в отдел, я в голове прокручивал, в разных вариантах ходы к отступлению, но не один из них, не заинтересовал меня, в полной мере. Оставалось только сдаться на милость государства, и дальше, будь что будет. Мое, свободное, обучающее путешествие подходило к концу, даже толком и не начавшись. Одно меня радовало, я познакомился с городом Ленинградом! Из линейного отдела, меня перевезли, сначала в ближайшее отделение милиции, а оттуда уже, в приемник распределитель, на улицу Седова. Приемник, скажу я вам, был не лучше интерната. Единственное отличие, что там все ходили в погонах. Деньги у меня забрали сразу же, больше я их не увидел. Жестокость и здесь процветала. Ведь, в этом доме, находились еще и малолетние преступники, ожидающие переезда в спецшколы, колонии. Через три дня, за мной приехали из интерната. Вот тут то, я полностью и сдался. И опять меня повезли обратно в эту, клоаку, под названием интернат. Меня ожидал тогда некий сюрприз. При приезде, для меня уже вызвали скорую, для перевозки меня в психбольницу, на Песочную Набережную. Диагноз оказался очень простым, по их мнению. Раз я такой бегун, и мне нравится свобода, значит я просто психически недоразвитый. Ну, в принципе, этим взрослым конечно виднее. Только они, всегда очень умные. Я был спокоен, так как меня не оставили в концлагере. За то, я познакомился с новым домом ХИ-ХИ. Новая атмосфера, другие порядки. Ну, мне же, самому хотелось, увидеть что-то новое, неизведанное. Я тогда просто смирился, с действительностью. Врачи больницы, не нашли тогда во мне, ни каких серьезных патологий. Дали только свое определение, «лягушонок – путешественник». Долго тогда решали, от чего меня лечить. Консилиумы всякие собирали, показывали меня всяким профессорам. Но лечить то, хотя бы для галочки, все равно же надо. И они лечили, пусть и не так масштабно. Я был ребенком очень активным, резвым, не редко буйным, что и зацепило врачей, по назначению мне лечения. Им удалось меня привезти, в состояние спокойствия, применяя всякие психотропные препараты. Из меня просто сделали маленький овощ. В больнице у нас, были классы для обучения. И я охотно, не пропуская не одного занятия, ходил на уроки. Делал большие успехи, на радость врачам, в таких науках как Русский язык, Литература. Математика давалась сложно, но я не унывал, она мне была нужна в будущем. Ну, вот, время шло, своими незаметными темпами. Я его даже не замечал, так как постоянно, пребывал под кайфом препаратов. Но вдруг, лечение резко прекратили, чего мне подсказало, что меня готовят к выписке. Не овощем же мне выписываться. Шли дни, я шел на поправку. За мной из интерната, конечно, никто не приехал, и меня отвезли на больничной машине. Неделю провалялся в изоляторе, для адаптации к дальнейшим, бурным событиям. Какое-то время, что для меня являлось чудом, меня никто не замечал. И я мог спокойно посвятить всего себя учебе. К доске меня никогда не вызывали, рожей, говорили не вышел. Да и не нужен был мне, этот показушный фарс. Я только мечтал о том, что скоро опять убегу на свободу, и это предавало мне сил и спокойствия. Писал я уже красиво, пристрастился к рисованию. Короче, делал ошеломляющие успехи. Начал помогать на кухне, мыл посуду, делал успехи, что помогало мне, всегда оставаться сытым. Учился готовить. Я никому, ничего не хотел тогда доказать, я просто, жил и учился для себя. Записался в дом пионеров, куда нас водили каждый день на занятия. Занимался одновременно в нескольких кружках. Все дивились тогда моему стремлению к успеваемости. Хватал все на лету, чуть ли не вынимая из-за рта учителя, недосказанные фразы. Я гордился собой, своими успехами, своей напористостью. Шло время, я уже успел забыть о прошлых обидах. Хотя, где то в подсознании, меня все равно, частенько терзало, что со мной делали. А пока мне было, просто наплевать на этих монстров. У меня, были другие планы. Я всегда, настраивал себя на то, что если я, поддамся преступному влиянию инкубатора, то я на всю жизнь останусь марионеткой, в руках безжалостных чудовищ. Или вовсе, всю жизнь проведу, в местах заключения. Что, в общем, то со многими и произошло. Кто-то даже ударился в проституцию. Кто-то лишил себя жизни, не умея найти выход из ситуации. Вот чему обучали в интернате! Нет, друзья мои! Не готов я был тогда, к такому поворотному сценарию! Меня, мои дорогие ждал другой мир, другой сценарий, который я сам себе создам! Я, не медленно шел к своей цели. Я бежал к ней, перескакивая через высокие трамплины. Если у меня что то не получалось, я возвращался назад, и делал новые попытки. Я и не думал останавливаться тогда! Я мечтал быть победителем, а главное «ЧЕЛОВЕКОМ», а не тряпкой половой, об которую всякие бездари будут ноги вытирать. Я горел желанием жить, творить, учиться! У меня это прекрасно получалось. Только вот тогда, из-за своих стремлений вперед, я даже и не заметил, как резко начал взрослеть. Да, да, друзья мои, именно взрослеть! Я увлекся, не по годам философскими науками. Как я уже и говорил, делал успехи в учебе. Учился на три класса вперед, что очень бесило моих учителей. Они желали, чтобы все было по их тупому плану, для галочки. И совсем, не желали видеть вундеркиндов, в своем классе. Я куда-то все время спешил. В моей голове крутилась игра «ХОЧУ ВСЕ ЗНАТЬ!» Иногда, проверяя свои знания, я осмеливался, вызывать учителей на диалог. Естественно, они все были в шоке, от скорости получения мною знаний. Мне казалось, что я был маленьким принцем, которого интересовало все! Даже то, что совсем недоступно, и сокрыто от меня на века. Историю не очень жаловал, так мне казалось, что в ней половина лжи. Я любил читать между строк! Историки, не обижайтесь, это лишь мое мнение! Я всегда уходил с уроков, когда учителя пытались, внедрять в нас, свои маразматические идеологии, дабы подавить нашу волю, к возвышенному и прекрасному. Я не готов был, стать зомби, и как собачонка, творить волю своего хозяина. Меня приняли в октябрята, я гордился этим! За мое стремление к высоким знаниям. Учителя, в виде наказания определили меня на перевоспитание в восьмой класс. Нет, не учиться, а жить. Целый день, я пребывал в своем классе, в своей группе, а вечером отправлялся спать к восьмиклассникам в спальню. В этом классе, воспитателем был Старжинский Вячеслав Николаевич. Меня, конечно, не били, но и жить не давали. У меня были опухшими аденоиды, иногда даже похрапывал. В мою голову сразу летели, не тапки, уличные ботинки. Неделю, по ночам, получая, удары ботинок, я научился чуткому сну. Как только начинался храп, я тут же просыпался. Вставляли спички в пальцы ног, поджигали. Это они так шутили. Разрисовывали фломастерами. После этого, я научился еще одному навыку, спать с открытыми глазами. Теперь я уже мог, слышать все вокруг, и при этом спать с открытыми глазами! Их это даже пугало, а я высыпался. До ужаса, забавное, было тогда время. Избиения тогда еще продолжались, и очень часто. Но я, как то уже не предавал этому никакого значения. Просто терпел! Ведь у меня была великая цель, которая согревала мою душу, и делала меня сильнее! Настал новый год. Тогда, в актовом зале, я впервые узнал, что деда мороза не существует. Дедом морозом у нас был, пьяный дядя Василий, разнорабочий. Когда мы его звали, чтобы он зажег огромную, красивую елку, он долго не приходил. Но когда ввалился в двери зала. Все услышали его пламенную речь. Халат был распахнут, борода была, почему то ссади, на спине. Шапка падала с головы, наверно от тяжести. Он ввалился в зал, и произнес: - Ну что безродные существа, куча бездарностей, празднуете?; - произнеся данную речь, он упал замертво мордой в пол, и просто захрапел. Веселью тогда не было предела. Директриса, Любовь Евгеньевна, чуть не лопнула тогда, от злости. Но вот настал вечер. За праздничным, новогодним ужином, в момент, когда я произносил новогодние стихи, стоя на подиуме. Произносил я их, с таким выражением, что все замерли в изумлении. Мне, вдруг стало плохо, и я потерял сознание. Что было дальше, я не помню, но в больнице я понял, что я просто стал задыхаться, от этого и потерял сознание. С грохотом, с подиума, упал на пол, от чего был весь в синяках, и с разбитой головой. Очнулся я уже в больнице, где врачи боролись за мою жизнь. Сколько я тогда пребывал без сознания, не имею понятия. Но врачи, спасавшие меня, назвали меня «СЧАСТЛИВЧИКОМ». Я не понимал, почему. Но мне было приятно, что меня наделили таким званием. В больнице я пережил операцию, бронхоскопию. Мне вырезали аденоиды, без наркоза. Я провел в больнице месяц, и меня отправили обратно в интернат. Меня сразу определили в изолятор, так как я пропустил плановое лечение препаратами. Я уже, к ним настолько привык, что у меня, образовался к ним, своеобразный иммунитет.

Прошло еще время, и вот пришла весна. На небе светило солнышко, журчали ручейки от капели, и таяния снега. Было уже тепло, и на душе тоже было все спокойно. Теперь, я мог без проблем, не боясь, выходить за территорию на прогулку. По выходным с классом, мы ходили в кинотеатр «Руслан», на просмотр новых кинофильмов. Пока гуляли по городу, я узнавал улицы, новые для меня места. Запоминал их. В музеи любил заглядывать. Ну и, конечно же, на Пушкинский вокзал. Немного подработать. Никто об этом в интернате не догадывался. Да и зачем им было это нужно. Я всегда ощущал в себе, прекрасные, бунтарские качества. Я знал, что я по жизни справедливый бунтарь. Мне это всегда нравилось. Нас каждый год фотографировали. Но ни одной фотографии, мы никогда не видели. Буд-то бы и жизни у нас никогда не было. Возможно, разбирали их себе, для хвастанья, все тем же чиновникам. Я продолжал бороться за свою жизнь, за свое, и только свое будущее. Всегда поддерживая, в трудную минуту, ребят угнетенных воспитателями. Уже тогда, я ощущал в себе силу, бороться со злом, с коварством. Это всегда, предавало мне уверенности в себе! Мне всегда казалось, что я живу не своей жизнью! Что мое предназначение в другом! В очередной раз, я затосковал по свободе. А может, мне просто, хотелось найти свою мать? Я решил уйти из интерната. Дошел до Пушкинского вокзала, собрал подаяние. Сел на электричку и поехал на поиски родных. Всю дорогу, я думал только о матери. Думая о ней, мне легче было переносить тревоги, и другие напасти. Почему то мне казалось, что я ее обязательно отыщу. Верил в то, что она меня ждет. В электричке ко мне подсел мужичок. Просто рядом место было свободное. Заметил, что я еду один. И как то невзначай просто заговорил со мной. – Мальчик; - неожиданно спросил он; - куда ты путь держишь, - и где твои родители?; Я от изумления и неожиданного, его вопроса, скукожился весь, на сиденье. Долго всматривался в него, чего-то пытаясь понять. Но ничего вразумительного, в голову не приходило. – Кто же он такой, и что ему, от меня нужно?; - все задавался вопросом я; - Да ты не бойся, я тебя не съем; - не дождавшись от меня ответа, продолжил он; - Я, просто увидел, что ты один тут сидишь, вот спросил, куда ты едешь; - Меня зовут, Валерий Анатольевич, проживаю я в Пушкине; - неожиданно для меня, спокойно продолжил он; - Вот к дочке решил в город съездить, навестить, давно не виделись, мы с ней, да и внуков повидать; Я сидел как вкопанный, и просто слушал его. В его голосе, не прослеживалось ничего агрессивного, и угрожающего для меня. И я почувствовал, что он добрый человек, которому можно доверять. Я даже немного улыбнулся, и просто успокоился. – А ты, наверное, тоже из города Пушкина едешь?; - недолго думая, спросил он, ласково улыбаясь мне; Я, кивнул ему, и произнес еле слышно, - да, из города Пушкина; - И куда же, ты все-таки едешь, да еще и один?; - не унимался он; Почему то, в тот момент, мне показалось, что я могу ему верить, и все рассказать. Сердцем чувствовал, что он не предатель, и не сдаст меня в милицию. Я все ему рассказал. Откуда я, про избиения, про психбольницу, про препараты. И что я, сейчас еду искать свою маму, в город Ленинград. – Да уж, братишка, повертела тебя судьба; - никому не пожелаешь такого; - выслушав меня, произнес он; Удивительно, но он мне поверил! Ведь я был искренен перед ним! И о чудо, явно божественное вмешательство. Он предложил мне свою помощь, в поисках матери. – Моя дочка работает, в центральном адресном бюро; - продолжил он; - она поможет отыскать хоть, что ни будь о твоей маме. – Если ты Сережа согласен, мы поедем к ней вместе; - идти тебе все равно в городе некуда, а у нее большая квартира, все уместимся; - Она сегодня же, по твоим данным, соберет всю информацию о маме; Я, от такой доброты, чуть не расплакался. Прямо ком в горле встал. – Спасибо вам огромное Валерий Анатольевич; - вдруг, прослезившись, произнес я; - конечно же, я согласен; Ну вот мы приехали в Ленинград. Сели в троллейбус, и помчались по знакомому мне уже Загородному проспекту, в сторону Невского проспекта. Не забыл, почему то вдруг подумал я! Троллейбус переехал Невский проспект, и поехал дальше, по Литейному проспекту. – А куда мы едем, Валерий Анатольевич?; - с тревогой в голосе спросил я; Мне, почему то показалось, что он сейчас завезет меня куда-нибудь, ну и ….. Я понял, что ошибся, когда он заявил: - Не волнуйся Сережа, мы едем на Моховую улицу; - спокойно, улыбаясь, проговорил он; - осталось совсем недалеко; Из троллейбуса мы вышли на улице Чайковского, как раз перед зданием, тогдашнего КГБ. По просторечию, большой дом. Перешли Литейный проспект, и пошли по Чайковской улице. Дошли до глазной больницы и повернули на улицу Моховую. Мы дошли до ее дома, вошли в парадную. Он позвонился в квартиру. Дверь открыла, женщина средних лет. Она ему очень обрадовалась. – Здравствуй папа!; - я только с работы пришла, заходи, раздевайся, пожалуйста; - радостно произнесла она; Но, увидев меня, входящим в квартиру с ее отцом, она как то насторожилась, насупилась. Меня сразу заколотило всего. Я почувствовал, какую-то неприязнь, и мне захотелось даже выбежать из квартиры. – Папа; - уже с раздражением, и недовольством в голосе, спросила она; - а с кем, позволь узнать, ты приехал ко мне?; - что это за ребенок?; Вопросов у нее было так много, что Валерий Анатольевич даже как то растерялся. – Не волнуйся Сережа, я сейчас подготовлю дочку; - обратился он ко мне; - Да уж братишка, удивили мы ее с тобой; - улыбнувшись, сказал он; Он пошел на кухню, прикрыв за собой дверь. Я сидел в прихожей, и не мог двинуться с места, без разрешения хозяина квартиры. Как собачка, которая ждет команды хозяина. Пока они вели шумные переговоры. Из комнаты выбежала маленькая девочка. Лет, около трех наверно. Она подбежала ко мне с радостной улыбкой, чего-то пробормотала радостно. Обняла меня, и стояла так, пока на кухне не открылась дверь. Дочка не заметила открывшуюся дверь, ей просто не хотелось меня отпускать. Она так вцепилась в меня, что я даже заплакал, и прижался щекой к ее голове. Валерий Анатольевич и дочь, долго стояли в проеме двери, в каком-то оцепенении, не решаясь что-либо сделать. Увидев такую картину, он сказал ей: - Вот видишь доченька, этого ребенка, даже внучка, признала и полюбила; - не скрывая, своей радости, заявил Валерий Анатольевич; - как же он может быть плохим человеком?; - заключил он; Дочка, которую звали Тамара Васильевна, даже прослезилась, видя такую картину. Она тихонько подошла к дочурке, попыталась ее забрать от меня, но у нее ничего не получилось. Наташенька, а так зовут ее дочку, так сильно вцепилась в меня, что даже разрыдалась, когда ее пытались от меня оторвать. Тамара Васильевна, не стала настаивать. Она просто пригласила всех на кухню. Откушать, чего бог подал. Я легонечко, обратился к Наташеньке, чтобы она меня отпустила. Она посмотрела на меня, улыбнулась, взяла меня за руку, и потащила меня на кухню. Пока, мы общались, после приема пищи, Наташенька не слезала с моих колен, облокотившись головой в мою шею, и просто мирно посапывала. Тамара Васильевна, услышав весь мой рассказ, вытерла ладонями прослезившиеся глаза, она взяла слово: - Я, тебя услышала Сережа, жизнь твоя не сахар, как я поняла, но ты не отчаивайся, я постараюсь тебе, в чем ни будь помочь. Она записала мои данные, и пошла к телефону. Валерий Анатольевич сидел с нами на кухне. Наташенька все так же спала у меня на коленях. Ноги конечно у меня отекли, от такой тяжести, но меня это как то, совсем не беспокоило. Он записал, на всякий случай мои данные, данные интерната, чтобы приезжать навещать меня. – Сегодня Сережа, мы переночуем у дочки, а завтра поедем ко мне, познакомлю тебя со своей старушкой; - улыбаясь, сказал он; - старушка, это моя жена; - увидев, что я задумался, заключил он. Я согласился. На душе у меня царили мир и покой. Наташенька, спавшая у меня на коленях, согревала мне душу. Вернулась Тамара Васильевна, после долгих переговоров по телефону. – Не все еще потеряно Сережа!; - начала она разговор; - созвонилась я с работой; - уже повернувшись к отцу; - продолжила она. – Ничего не понимаю! – чуть ли не расплакавшись, сказала она. – Представляешь папа, по данным Сережи, никакой информации вообще не найдено, как будто бы его вообще не существует на свете, - что же это может значить?; - Не волнуйся Тома; - стараясь успокоить дочь, сказал Валерий Анатольевич; - разберемся с этой странной проблемой; - Ты давай лучше, завтра на работе, подними все службы ищеек, пусть ищут. – А я, попробую со своей стороны, чего ни будь поискать; - всю армию на поиски пущу, но найдем! Слушая их разговор, мне стало как то не по себе. Я не понимал о чем речь идет, кто там пропал. Мне стало тревожно. И эта тревога передалась Наташеньке. Она проснулась, но отпускать меня не спешила. Увидев это, Тамара Васильевна, все поняла. И чтобы разрядить напряженную обстановку, она с улыбкой предложила. – Друзья, а не попить ли нам чайку?; Она поставила чайник. И они заговорили о своем, домашнем. Мне было приятно их слушать. Я вдруг, почувствовал себя как дома. Наташенька почувствовала, что я уже успокоился, заулыбалась. И на своем, тарабарском языке, мне стала чего-то рассказывать. Она меня так смешила, что мне пришлось прислушаться к ее тарабарскому языку, и отвечать ей вполне серьезно. Со стороны, эти переговоры выглядели так смешно, что уже смеялись все. Я был просто счастлив!!! Вечером со школы, с дополнительных занятий, вернулся еще один член семьи, Тамары Васильевны сын. Услышав с порога бурный смех из кухни, он поспешил туда. Поцеловал маму, обнял дедушку. Увидел, как мы с Наташенькой ведем переговоры, сначала ничего не понял, но потом тоже рассмеялся. Его звали Александром, ему было 13 лет. Спокойный, добрый подросток. Мы с ним сразу же подружились.

После веселых посиделок за чаепитием, взрослые решили уединиться, чтобы обсудить наболевшие вопросы, семейного характера, ну и соответственно подумать о тактике моего, сложного вопроса. Нас отправили к Александру в комнату, смотреть телевизор, общаться играть. Тогда я впервые увидел в ящике, какую-то физиономию. До этого, я вообще не видел включенный телевизор. Саша подарил мне ручную, электронную игрушку «курятник». Может, кто-то помнит ее? Там волк в курятнике собирает в корзину куриные яйца. Игра была потешная. Особенно смех, издающийся из нее. Наташенька, все так же не отходила от меня. Она еще не понимала, что нам все равно придется расстаться, но сейчас ей было не до этого. Мы играли, весело проводили время. Меня интересовало так много, и было столько вопросов. Саша, охотно соглашался удовлетворить мои потребности в знаниях. Он даже поражался тому, что я тянусь к знаниям. Я слушал внимательно, ловил его каждое слово. – Вас чего, там, совсем ничему не учат?; - неожиданно спросил он; - В общем, то как-то учат, но, мне, просто этого не хватает!; - ответил я ему. Вечер, прошел замечательно, на все сто процентов. Ночью спал я плохо. Вечно ворочался. Мне все не давала покоя, мысль, о том, что с утра, мне придется покинуть, эту прекрасную семью. Мне было так грустно, что я просто разревелся, и даже не заметил, что мой плачь, услышали. В комнату вошла Тамара Васильевна, присела на диван, обняла меня, и стала успокаивать. Она все поняла, без слов, почему я разревелся. Она же, все-таки мать! Я, ей рассказал о своих переживаниях, о своих мыслях. Она, улыбнувшись, по матерински, поцеловала меня в щеку. – Да что ты Сережа, сынок, успокойся; - проговорила она, тихим и добродушным голосом; - никто тебя не бросит, мы все к тебе уже привыкли; - ты замечательный и добрый ребенок; - мы обязательно будем приезжать к тебе в гости, и ты будешь, приезжать к нам; - сказав это, она даже прослезилась. Я успокоился. Поблагодарил ее, за ее доброту и нежность. Обнял ее, поцеловал в щеку. Она привстала с дивана,

уложила меня. Поджала одеяло, чтобы мне было уютно и удобно спать. Поцеловала меня в щеку, пожелала доброй ночи, и удалилась отдыхать к себе. Я уснул быстро, с легкостью на душе. Наутро, я проснулся, от громкой беготни Саши, по квартире. Он разбудил маму, позвал ее в комнату. Она ужаснулась от того, что я спал с открытыми глазами. Она меня разбудила. - Сережа, ты сегодня спал?; - спросила она меня; Конечно, спал, Тамара Васильевна! - без промедления ответил я; - Позволь, спросить тебя тогда, - не унималась она; - а почему ты спишь с открытыми глазами?; Я ей все рассказал, и даже больше. Выслушав меня, она прослезилась. Мне казалось, что она готова была приехать в этот интернат и порвать его на части, на мелкие кусочки, со всем содержимым. У Саши я попросил прощение, за то, что я его испугал с утра. Представляю, как он тогда испугался. Саша позавтракал, собрался в школу, оделся. Открыл дверь, резко остановился, будто бы, что-то забыл. Развернулся, подошел ко мне, и просто обнял меня. – Будь счастлив Серега!; - Мы еще увидимся!; - Спасибо тебе!
– со всей искренностью, проговорил он. Обнял маму, дедушку, сестренку, и ушел в школу. Видя это, все просто обомлели. В их семье, никогда, такого еще не было! Наташенька прилепилась ко мне, и мы все вместе пошли завтракать. – Ну что Сережа; - позавтракав, заговорил Валерий Анатольевич; - давай, потихоньку будем уже собираться; - у нас сегодня очень много дел, по поиску тебя и твоих корней; - Доченька, а ты со своей стороны, все проштудируй, на работе; - продолжая, обратился он к Тамаре Васильевне. – Я, буду ждать от тебя, скорейших новостей. Мне долго одеваться не пришлось. Я всегда это делал очень быстро. Валерий Анатольевич, тоже уже собрался. Мы оделись, я обнял Наташеньку, которая уже поняла, что я уезжаю, заплакала. Я пытался ей объяснить, что мы еще обязательно увидимся, и очень скоро! Поцеловал ее в щечку, и она успокоилась. Попрощалась со мной, на своем тарабарском языке, что выглядело очень потешно. Подошел к Тамаре Васильевне, прослезившись, у которой на глазах, тоже уже появились слезы. Мы обнялись, расцеловались. – Береги себя Сережа, родненький!; – прощаясь, проговорила она; - мы обязательно тебе поможем, найти себя!; - И спасибо тебе, что ты есть!; - Она обняла Валерия Анатольевича, и попросила его: - Папа, выходите сами, и захлопните дверь, пожалуйста; - не люблю долгие прощания. Она взяла на руки Наташеньку, и плача ушла в комнату. Мы вышли из квартиры, захлопнули за собой дверь, как нас и просили. Я стоял у двери, еще с минуту, будто бы прощаясь с этим уютным гнездышком навсегда. Мне хотелось реветь, но я сдержался. Мы пошли в низ. Пока шли до троллейбуса, Валерий Анатольевич, вдруг начал рассказывать мне, о том, что вечером случилось. - Наташенька, никогда к себе, никого не подпускала, даже родственников, будто гадкий утенок; - начал он разговор; - ты первый человек, которого она признала и полюбила, и мы все это видели!; - Саша, - продолжил он говорить; - был всегда замкнутым, беспокойным ребенком, но вчера, ты совершил чудо, подарив ему счастье!; - И это все, мы тоже заметили!; – Кто ты?; - неожиданно спросил он меня; - да уж, видимо, тебя судьба, хорошо потрепала, за холку. Он одной рукой, обнял меня. – Ну, что Сережа; - улыбнувшись, спросил он меня; - в путь, к моей старушке?; Я радостно кивнул ему в ответ. Я был самым счастливым человеком, в тот момент. И мне очень не хотелось, чего-либо менять! Моя душа ликовала, мне хотелось кричать от радости! Доехали мы до вокзала. Пока ждали электричку, зашли в кафе. Он купил себе кофе, а мне мороженое. Доехали до Пушкина, мы быстро и спокойно. От вокзала, мы пошли пешком до его дома. Его квартира находилась, недалеко от дома пионеров, на улице Пролетарской. Кстати, именно на этой улице, и совсем недалеко, проживала, дорогая мне воспитательница Байкова Инесса Георгиевна, по дошкольному детскому дому. Наконец-то, мы дошли до дома. Нас встретила милая, улыбчивая женщина. По ней было видно, что она рада нас видеть. Просто, Валерий Анатольевич, ей заранее позвонил, и предупредил, что мы приедем вдвоем. Она уже накрыла на стол. За обедом, мы познакомились, поближе. Нина Павловна, так ее звали, выслушав мою правдивую историю, просто обомлела и чуть не прослезилась. По выражению лица, можно было не вооруженным глазом, понять, что она меня услышала. Валерий Анатольевич, ей рассказал историю с дочкой. Она вообще, чуть дар речи не потеряла. Она подошла ко мне и просто обняла меня. – Прости сынок, и Спасибо тебе за все!; - вдруг, неожиданно для меня, проговорила она; Валерий Анатольевич, оказался человеком военным, генерал-майором в отставке. Он мне даже показал свою форму, обвешанную медалями. Я с большим удовольствием слушал его истории о службе. Мне нравилось помогать им по дому. Посуду, после себя, я всегда мыл сам, мне просто так хотелось. Мне нравилось, заниматься уборкой. И вообще, я не желал быть таким как все, я хотел быть всегда самим собой! Он в своем кабинете, засел за телефоном, и стал работать по моему вопросу. Я слышал, как он с кем-то ругался, отдавал какие-то команды. Потом утихал, и просил помочь в его вопросе. Он искренне желал помочь мне! Я был ему очень сильно благодарен за это! Через какое-то время, он вышел из своего кабинета, на его лице светилась улыбка. – Ну-с, друзья товарищи; - ликуя, произнес он; - первые шаги уже сделаны, и есть кое какие результаты; - с некоторым ехидством, в хорошем смысле слова, проговорил он; По его настроению, я понял, что результаты ему нравятся, и я успокоился. – Во-первых, сынок, ты живой человек; - Действительно, родился 19 декабря 1974 года, в роддоме №7, города Ленинграда!; - Выяснилось также, что в роддоме, мама от тебя отказалась, - с печалью в голосе, произнес он; - Прости Сережа, что принес тебе такую, неприятную новость. Лучше, узнать горькую правду сразу, чем мучится потом всю жизнь. Почему тебя сейчас не могут найти, это мы еще узнаем позже, но пока ждем информации. После его сообщения, я очень сильно расстроился, что мне не судьба, найти свою мать. Мне было тяжело, во все это поверить. Но я очень сильно хотел ее найти, и это было, основной моей целью. Вечер, провели мы спокойно. Валерий Анатольевич, работал у себя в кабинете, мы с Ниной Павловной сидели у телевизора, и смотрели новости. Чушь полнейшая, скажу я вам! Кроме лизоблюдства чиновничьего, я по телевизору ничего стоящего не увидел. Поэтому, чтобы отвлечься от этого ящика, я попросил какую-нибудь книгу, чтобы просто почитать. Ночь прошла спокойно. От Тамары Васильевны, новостей пока не было. Но я и не дергался из-за этого, всему свое время, думал я. Утром, мы решили, с Валерием Анатольевичем, что надо бы съездить в мой интернат. Познакомится с директором, ну и вообще, посмотреть, что это за клоака. Мне не хотелось ехать туда, будто бы я чувствовал, какую-то опасность. Какая-то тревога меня обуяла. Я поделился с ним, своими переживаниями, он меня постарался успокоить. – Не волнуйся Сережа, я тебя в обиду не отдам; - заверил он меня; - мы просто съездим и посмотрим; - Хочу увидеть твои документы; Он так уверенно об этом говорил, что мне даже легче стало. Но ехать туда, я, почему то все равно боялся. Что-то постоянно теребило мою душу, не пускало туда. Интуиция, у меня всегда была на высоте, и я старался к ней прислушиваться. Валерий Анатольевич, уже потихоньку собираясь, надел свою парадную военную форму, вызвал машину. А он имел право, позволить себе это. Пообедали, собрались с духом. Она мне подарила модный свитер, и брюки с ботинками. Я переоделся сразу же, а детдомовскую одежду, она выкинула как хлам. Сутра сходила и купила. Я, с трудом сдерживал слезы, прощаясь с Ниной Павловной. Обнял ее крепко, поблагодарил за одежду. Она предложила, забегать к ним в гости на выходные. Их адрес у меня уже был записан в голове, так же как и адрес Тамары Васильевны. Дождались приезда машины, и с высоко поднятыми головами, сели в черную волгу и поехали в интернат, на улицу Красной Артиллерии. Ехали не долго, Пушкин, город маленький. Приехав в интернат, машину сразу обступили, толпы зевак детей. Валерию Анатольевичу, водитель открыл, по старшинству было положено. Следом за ним вышел я. Я был тогда очень горд, почему то, находясь рядом с этим прекрасным человеком. Я вглядывался в лица детей и старшеклассников. Ребята из нашего класса гордились, при виде меня, а вот старшеклассники, смотрели на меня, с таким дьявольским выражением лица, будто бы говорили, ну подожди сволочь, вечер настанет, за все ответишь! Я кое-как стерпел, и гордо, с высоко поднятой головой, прошел мимо них. Пришли мы к директору Любовь Евгеньевне. Женщиной она была, своеобразной, как говориться, хитрой и наглой. Все всегда делала, из корыстных побуждений. Если ей кто-то, из детей не нравился, она просила его проучить. Но чужими руками, чтобы никто не узнал, что это ее рук дело. В общем, имя ей змея подколодная! Валерий Анатольевич постучал в ее кабинет, и мы услышали, издающийся из него рык, каково-то злобного животного, только не помню какого. – Кто там?; - охрипшим голосом спросила она; Он еще раз постучал, скорее всего, для того чтобы ее позлить. Я, Валерия Анатольевича, недооценил тогда. Он наверно сразу понял, с чем он имеет дело. Я, просто стоял в сторонке, и про себя усмехался. - Еще раз спрашиваю, кто там; - уже более злобно спросила она; Он, по-видимому, хотел, чтобы она сама открыла ему дверь. Он с улыбкой на лице, посмотрев на меня, опять постучал в дверь. – Да вы что, там совсем обнаглели, сволочи?; - я сейчас выйду и всех передушу!; Валерий Анатольевич, посмотрел на меня, и с доброй улыбкой произнес: - Вот видишь сынок, мы ее, все-таки достали, поделом ей!; Только он это сказал, как вдруг дверь, с размаху распахнулась, и мы перед собой увидели, демона в модном одеянии. Сейчас бы это сказали от Кутюр. Она минуту стояла в оцепенении, не могла даже слова промолвить. Потихоньку придя в себя, она вдруг злобу, резко поменяла на милость. – Здравствуйте; - как-то ехидно, она поприветствовала, генерал-майора; - чем могу быть вам полезна?; - Можете, быть полезны, если только не будете отлынивать от разговора, и юлить, как вы это делаете всегда!; - уже со всей серьезностью, заявил он; - Для начала, мне бы хотелось, взглянуть на личное дело М. Сергея; - Ну вы же понимаете, что это не возможно; - начала уже юлить она; - Вам сначала необходимо получить разрешение, в комитете народного образования города Ленинграда; - Если там вам его и дадут, то вам надо будет завизировать его, в комитете образования Пушкинского района; - Ну, а дальше, мы подумаем!; Валерий Анатольевич, не смог дальше, выносить такой скотской, бюрократической наглости, этой бабы. Он попросил меня, выйти из кабинета, чтобы лично, без свидетелей поговорить с этой тварью. Я покорно, выполнил его волю, вышел из кабинета, закрыв за собой дверь. О чем, они там говорили, не знаю. Вот только, после их разговора, все вдруг забегали, в поисках моего личного дела. Долго они бегали, ища документы, или просто делали вид, что бегали. Но даже через час, их бессмысленной и бестолковой беготни, они все же их не нашли. Здесь сразу возникло очень много вопросов, ЧЕЛОВЕК ЕСТЬ, А ДОКУМЕНТОВ НА НЕГО НЕТ! Валерия Анатольевича, этот вопрос очень сильно заинтересовал, он решил поднять его, уже на уровне города. А ведь действительно, здесь на лицо прослеживается, преступная халатность дирекции интерната. Если с ребенком, что-либо случится, где угодно. Хоть в интернате, хоть на улице. Они автоматически, снимают с себя ответственность, за жизнь и здоровье ребенка, так как, он не является их воспитанником. Вот ведь, как просто получалось, в нашем, советском государстве. Я уже не говорю, что происходило в других интернатах. Ко мне подошел Валерий Анатольевич. Ему нечего было мне сказать, и чего предложить. Меня потихоньку начало трясти. Я реально, чувствовал какую-то опасность, исходящую от интерната. Я умолял его забрать меня к себе, пока все не утрясется. Иначе меня ждет что-то, невероятно страшное. Но против закона не попрешь. И я понял, что у него просто связаны руки. – Документы твои, мы обязательно найдем!; - утешая меня, проговорил он; – Мы договорились, с твоим директором, что ты пока побудешь в изоляторе, пока мы решаем, вопросы с документами. Она поклялась, что тебя больше, здесь, никто не тронет. Но если, она нарушит клятву, я ей обещаю, огромные проблемы!; А ты Сережа, приезжай к нам на выходные, дочка приедет с внуками. – Обязательно, если конечно меня отпустят; - пообещал я, и расплакался; Мне очень не хотелось с ним расставаться. За несколько дней, я так привык к их семье, что я уже боялся их потерять. Я обнял его, будто бы в последний раз. Во всяком случае, мне так показалось. Мы дошли с ним до изолятора. Он прошелся по палатам, посмотрел, в каких условиях мне придется находиться. Что-то его, конечно, смутило тогда. Может казенщина, а может и запах смерти, исходящий от этого места. Я довел его до машины. Он обнял меня, перед тем как сесть в машину, и пообещал, что завтра приедет, и привезет подарки. Я обрадовался, до завтра можно и подождать, думал я. Он сел в машину, и она тронулась с места. На глазах у меня выступили слезы. Ненавидел я прощаний!!! В прочем, как и сейчас! Мне, почему то всегда казалось, что прощаясь, с близкими и родными, по духу людьми, никогда больше их не увидишь. В большинстве случаев, это было именно так. Но мои молитвы всегда были услышаны, и они возвращались. Он уехал, а я, спокойно пошел на бойню, в медпункт. Во всяком случае, мне так казалось. В общем-то, я оказался прав! Моя интуиция, меня никогда не подводила! В медпункте, меня уже ждала врачиха, которая имела на меня какие-то, корыстные планы. – Так, Сергей, иди в палату, располагайся, раздевайся до трусов. Потом придешь ко мне, в кабинет; Дверь из медпункта, она сразу же закрыла на ключ. Видимо для того, чтобы я не убежал. Я пришел в кабинет. Она уже ждала меня в халате и резиновых перчатках. – Входи и встань посредине кабинета; - каким-то странным тоном потребовала она; - Сейчас я тебя намажу мазью от вшей и всяких там насекомых. – Ты же у нас беглец, хрен знает, что ты там, на улице нахватался, – возьмешь и заразишь всех детей!; Из какой то, пластмассовой банки, она зачерпнула, какую-то зеленоватую, салатного оттенка слизь, в виде желе. Намазала она меня всего, с ног до головы, и даже лицо. Свободного места не было. Сверху, слизи, она обмотала все мое тело прозрачной пленкой. – Теперь иди в палату и отдыхай. Я, покорно, как на заклание, пошел в палату. Лег на кровать, накрылся одеялом, достал электронную игру, которую мне подарил Саша, сын Тамары Васильевны. И стал играть. Через какое-то время, пришла врачиха с шприцом. Я, сразу догадался, что это опять снотворное, «Аминазин». Ох, как я тогда был прав. Она вколола мне укол. Забрала домашнюю одежду и игрушку, захлопнула, с шумом, за собой дверь, и удалилась к себе в кабинет. Больше я этой одежды, и игрушки никогда не видел, она все забрала себе. Я уснул. И вот тут, началось самое страшное! Все мое тело, стало адски гореть, покрываться волдырями, ожогами. Я их очень сильно ощущал, но пошевелиться даже не мог. Мои глаза не открывались, из-за наркоза, я кричал, но меня никто не слышал. Эта была, самая страшная ночь в моей жизни. Я как-то почувствовал, что в медпункте никого не было. Было тихо и спокойно, как на кладбище. Все тело горело адским огнем. Температура поднялась, это я ощущал прекрасно. Я попытался встать с кровати. Как только поднимал голову с подушки, тут же начинала кружиться голова, и я падал обратно. Но кого-то все равно, нужно было докричаться. Через несколько, мучительных попыток встать, собрав всю свою волю в кулак, я все-таки, как то умудрился подняться с кровати. Сделав два шага, меня повело. Закружилась голова, и я упал на пол, между кроватями. Расположение палаты, коридора и кабинета, я помнил наизусть, поэтому придя в себя, я уже просто пополз к кабинету медсестры. Долго я полз, так как постоянно терял сознание. Но вот, на финишной прямой, у кабинета, я немного приподнялся, подергал ручку замка. Но он оказался закрытым. Я с ужасом осознал, что в изоляторе, я нахожусь совсем один. Мое тело, уже рвало на клочья. Я, то ревел, то орал от боли. Я боялся просто сгореть заживо. Я тогда, почему-то подумал, что лучше бы меня избили табуреткой, пережил бы это, на много легче. Поверьте мне друзья, врагам не пожелал бы, такой участи!!! На половине пути до палаты, я все-таки окончательно потерял сознание, и так остался валяться на полу, прямо в коридоре. Очнулся я в реанимации больницы. Весь под капельницами, и перебинтованный. С трудом оглянулся, и увидел рядом с собой Нину Павловну и Валерия Анатольевича. У меня от радости, в зобу дыханье сперло. Я сразу забыл про всякую боль, терзающую меня. Мне просто хотелось сейчас радоваться жизни, пусть и в реанимации. Нина Павловна сразу расплакалась. Валерий Анатольевич, пытался корить себя, за то, что не поверил мне, и моей интуиции.

Взрослые, никогда не понимают детей! Думая только о себе! А ведь детская интуиция, и воображение, никогда, не подводили их!!! Задумайтесь ВЗРОСЛЫЕ! Прислушайтесь к своим детям! Быть может ваши дети, предчувствуя опасность, спасут чью-то жизнь!

Валерий Анатольевич, рассказал мне, что вечером, когда он уже был дома, его что-то сильно стало тревожить. Он вдруг ощутил какую-то опасность. Сердце стало тревожно покалывать. Он рассказал все, что он увидел в интернате Нине Павловне. Она попросила его с утра, все-таки навестить меня, в изоляторе. Он приехал, но в изолятор, его категорически не пускала врачиха. Недолго думая, он дал ей по лицу, оттолкнул от себя. Мужчина он был еще крепкий. Скрутил ее, чтобы не убежала. Явно, она не готова была к такой встрече. Нашел меня в палате, уже в коме. Он побежал в кабинет, схватил телефон. Вызвал скорую, и милицию, одновременно. Когда все приехали, врачиху сразу арестовали. Директрису интерната, тоже арестовали, она пошла соучастницей. Суд их, конечно, потом оправдает, по причине отсутствия в стране педагогов! Эту мазь, отправили сразу же, на экспертизу. В больницу со мной поехал и Валерий Анатольевич. В больнице, сняв с меня кожу, которая отваливалась сама собой, провели свою экспертизу. Больно мне, тогда не было, я был в коме. Экспертиза показала, что эта ни мазь от вшей, и всяких там насекомых, как говорила врачиха, а просто экспериментальный крем, для косметологических целей. Именно его они, испытывали на нас, перед тем, как отправлять по магазинам. Что это был за крем, который снимался вместе с кожей, так и осталось секретом! В коме я пробыл всю неделю. Врачи даже поговаривали, что с таким диагнозом, я могу и не вылезти из комы. Но все равно, пытались бороться за мою жизнь, потому, что рядом был Валерий Анатольевич. Что касается, моего личного дела, рассказал он, так на допросе, директриса призналась, что оно попало в огонь по ошибке, вместе с личными делами детей, которые якобы умерли. А на самом деле их убили. Возможно, как и меня, косметическими средствами. Я выслушал его рассказ, и мне стало так больно на душе. Я плакал навзрыд, и от радости, и от боли одновременно. Я спросил его, тихо, еле слышно, потому, что говорить было больно, как у меня обстоят дела, и что будет дальше? Он не хотел, ничего мне отвечать. Но по его прослезившимся глазам, я понял, что все очень плохо! – Не волнуйтесь, Валерий Анатольевич, я обязательно встану на ноги, я очень сильный! Я хочу найти маму, даже, если она меня предала! А значит, у меня есть цель, и смысл жизни! - Все будет хорошо, ты обязательно поправишься, и мы вместе найдем твою маму; - сказал он, прощаясь со мной; - Завтра, я приеду с дочкой, она очень хочет тебя увидеть, после того как узнала о трагедии; - Я буду очень рад ее видеть; – пробормотал я; - Пожалуйста, не привозите Наташеньку, не хочу, чтобы она меня видела, таким беспомощным; - заплакав, попросил я; Я, действительно, не хотел травмировать ребенка! Медсестра сделала мне успокоительный укол. Меня стало потихоньку, клонить в сон. Они уже уехали. Перед тем, как уснуть. Я думал о прекрасном. О людях, которые были рядом со мной, в трудное, для меня время. Как им тяжело, было на меня смотреть, видя в таком, плачевном состоянии. Я верил, что я встану на ноги! Я верил в себя, в свои силы, в свое могущество, в победу! Во мне не было тогда ненависти, злобы, во мне царила любовь! Вне всякого сомнения, я готов был дальше жить, творить, любить! С добрыми и светлыми мыслями, я и уснул спокойно. На следующее утро, во время обхода врачей. Пожилой профессор, улыбаясь, радостно сообщил мне, что мой организм делает огромные успехи, к выздоровлению. Что на мне, быстро все заживает, как на собаке. В хорошем смысле слова. И значит в скором времени, можно будет снимать бинты. Меня это так обрадовало, что я тоже улыбнулся ему в ответ. Меня ничего не беспокоило больше. Я просто ждал приезда, Валерия Анатольевича, Нины Павловны, Тамары Васильевны. Я уже мог потихоньку поднимать спинку кровати, чтобы сидеть. Но, об общей палате, речи пока, не могло и быть. Мне и в одиночной палате, было совсем не плохо. Мой организм, действительно творил чудеса! Я ощущал, каждую клеточку своего тела. Когда кожа восстанавливалась, это было так щекотно, что медсестра принесла мне, пластмассовую детскую, длинную граблю, чтобы я мог сам себя чесать. Я чувствовал, как тело мое восстанавливается, быстрыми темпами. Может, мне самому хотелось этого, но такой скорости, поражались все. Врачи и медсестра меня уважали. Приносили из дома всегда, какие ни будь вкусности. Попросил даже Валерия Анатольевича, чтобы он позвонил Инессе Георгиевне, чтобы она приехала, как-нибудь, навестить меня. Ну, об этом, чуть позже. Ну вот, я, наконец-то дождался приезда Валерия Анатольевича и Тамары Васильевны. С собой, они прихватили Сашу. Он так, напрашивался меня увидеть, что им ничего не оставалось, как только уступить ему. Наташу, они оставили с бабушкой в Пушкине. Они просто были в шоке, когда увидели меня сидячим на кровати, а не при смерти, как прогнозировали врачи. Я был очень счастлив, их всех видеть! Мы о многом разговаривали. Саня рассказывал, о своих успехах в школе. О том что, познакомившись со мной, он лучше стал учиться, даже стал отличником. У него появился стимул в жизни. Поверьте, друзья, я очень гордился им! Хотя даже и не понимал, а причем тут я? Тамара Васильевна, рассказала, что Наташенька, очень скучает по мне. Очень хочет меня увидеть. Я рассказал, что игрушку, которую Саша мне подарил, у меня отняли, и одежду, которую мне подарила Нина Павловна, тоже отняли. – Не волнуйся Сережа; - модная одежда, ничто по сравнению со здоровьем; - Ты главное выздоравливай скорей, а с одеждой мы разберемся; - будешь у нас самым модным в своем интернате; - сказал Валерий Анатольевич; Как он напомнил мне про интернат, мне вдруг стало грустно, но я стерпел, и не показал своей грусти. Наутро, меня опять навестили, мои дорогие мне люди. Принесли учебники, чтобы я не пропускал учебы. Днем приехала Инесса Георгиевна, моя любимая воспитательница, по дошкольному детскому дому. Увидев меня, всего в бинтах, она прослезилась.