Мы - до нас
Шрифт:
– Постой, дай-ка дослушать до конца!
Беглец
(через силу поднимается и кратко и быстро, словно боясь, не успеть):
– Я бежал, князь
Быстро, как мог
Через кровь, грязь…
Видит Сам Бог!
Среди гор-рек
Долго, с трудом,
Не сомкнув век,
Брел я потом.
Под волков вой,
Днем и во мгле,
Полз по чужой -
К отчей земле!
Я прошел путь,
Богом
Чтоб сказать суть –
Ты не верь им!
Их слова – мёд,
А дела – яд.
Я сказал всё!
Гаснет мой взгляд…
Ратибор:
– Ай, молодец! Хоть ты не воин справный,
И я тебя, пожалуй, отличу:
За то тебе и ужин будет славный,
И волчий полушубок по плечу!
Ратибор хлопает беглеца по плечу, и тот снова падает на лавку, уже не вставая.
Мономах:
– Постой хвалить! Пусть лучше скажет
Как самым лучшим из друзей,
И еще лучше нам докажет:
А не подсыл ли он князей?
Ратибор:
– Каких князей?
Мономах:
– Каких угодно!
Всем им не выгодно, чтоб мы
Могли прийти в себя свободно
За время нынешней зимы!
(обращаясь к беглецу)
Смотри, на пытку ведь отправлю!
Да так, чтоб зайцем задрожал.
Ты моему Переяславлю
Действительно принадлежал?
Я это все могу проверить
Предупреждаю наперед!
Беглец
(с горечью усмехаясь):
В такой момент мне можно верить!
Из-под Чернигова мой род…
Мономах:
– Я так и знал! Земля Олега!
Узнав про мир, он тот же час
Придумал хитрый план «побега».
Чтоб с половцем рассорить нас!
Летописец
(поднимая, наконец, перо и продолжая писать):
– Олег Черниговский… Красавец и герой
Был баловнем судьбы, того не зная,
Что солнце его сядет за горой,
Тепло и свет навеки отнимая.
И брат двоюродный, и самый лучший друг,
Лишившись разом и отца и права
На собственный удел, Олег стал вдруг
Изгоем, по закону Ярослава.
Немало слез и горя приведет
На Русь вслед за собою Святославич,
И потому в историю войдет
Сей Святослава сын – как Гориславич…
Мономах
(продолжая):
– Олег-Олег… Никак неймется
Как видно, брату моему.
То он разбоями займется,
То – этим, судя по всему…
Рассорив нас со степняками,
Он
Придет и голыми руками
Возьмет Переяславль…
Ратибор:
– Наглец!
Беглец
(обращаясь то к Мономаху, то к Ратибору):
– Князь Мономах…ты, воевода!
Всех тех, кто знал меня, спроси:
Ведь я же – для всего народа!
Для нашей матушки-Руси!..
Я не подсыл! Как волчья стая,
Когда мороз придавит снег,
Взяв дань, пойдут, стыда не зная,
Два хана все равно в набег!
Мономах:
– Докажешь чем, что все неложно?
Ратибор:
– Да, чем?
Беглец:
– Свидетельства во мне -
Они упрятаны надежно!
Молю вас, этим ханам не…
Перекрестившись бессильными руками, пленник умирает…
Мономах и воевода набожно крестятся.
Мономах:
– Вот и отмучился бедняга…
В храм отнести сегодня ж днем!
Ратибор:
– Вроде бы раб, а ум, отвага -
Недюжинные были в нем!
Мономах
(задумчиво):
– Кто знал, кем был он до полона:
Монахом? Смердом? Кузнецом?..
Я не расслышал из-за стона –
Что он сказал перед концом?
Ратибор
(охотно):
– Что все равно обманут ханы!
Мономах
(морщась):
– Нет, позже – речь его была
О доказательстве…
Ратибор
(склоняясь над умершим):
– Есть – раны!
(показывает обломок стрелы)
– И половецкая стрела!
Мономах:
– Гляди, уже поверил прочно!
А ведь подумать бы пора б:
Что может знать, да еще точно,
О ханских планах русский раб?
Ратибор:
– Но ты же сам сказал, возможно,
Он был монахом, кузнецом…
Мономах
(торопливо):
– Иль смердом! Верить ему сложно.
Ратибор
(с надеждой):
– А может быть, он был купцом?
Мономах
(машет рукой, давая понять, что разговор окончен):
– А! Что теперь? Конечно, скверно