Мы дрались на истребителях
Шрифт:
Во втором и третьем вылете меня тоже подбили. Я в развороте был. Вдруг слышу крик комэска: «БС, БС, – у меня прозвище такое было, – в хвосте «худой». Я в зеркало посмотрел – «мессер» близко, ясно его вижу, думаю, сейчас должен стрелять. Надо уходить. Только дал правую ногу, и тут очередь… Он бы меня убил, попав по кабине и мотору, но поскольку я сманеврировал, то снаряды попали в переднюю кромку крыла, разбили крыльевые пулеметы, но лонжерон не задели. Пока мы развернулись, «мессер» ушел. Вообще немцы, если заходили тебе в хвост и видели, что ты его заметил, начинаешь маневрировать, они в драку особенно не лезли. Вот так, из-за угла, атаку сделал быстренько, раз, срезал и ушел, больше он в бой не вступит.
Вот это было мое боевое крещение. Но «мессершмитта» я тогда, конечно, не рассмотрел. Что я могу сказать… Сделал анализ, понял, что надо вырабатывать осмотрительность. Я страха не испытывал. Мне только очень не хотелось глупо погибнуть. Что значит глупо? По собственной вине, неосмотрительности. У меня же оружие есть, и от меня, как летчика, просто требовалось это оружие как следует освоить.
Я был ведомым у командира
Так вот, вышли мы из дымки. Командир эскадрильи говорит: «Наведите меня, наведите меня. Где? Не слышу». Я сделал разворот вправо, чтобы увеличить интервал. Вижу, сверху из дымки на встречном курсе валится самолет. Поскольку я сманеврировал, он проскочил под меня. Вот тут я впервые увидел «мессер» вплоть до заклепок. Мы с этим летчиком прямо в лицо друг другу посмотрели. Запомнилось, что он был в тряпичном шлемофоне. Я крикнул командиру: «Худой» в хвосте!» Хоть «худой» еще не в хвосте, но надо делать маневр. А он не слышит и идет по прямой. Конечно, если бы я был поопытней, я бы смог какой-то маневр сделать, чтобы его разбудить, чтобы очухался, но я так и кричал: «Худой» в хвосте, «худой» в хвосте», – а он не слышит. Этот «мессер» проскочил мимо меня, развернулся над морем по нашему курсу, а так как командир шел по прямой, он его и стукнул снизу. Машина «вздулась», конечно, мотор встал. Я стал подходить к нему, крылом его закрыл. Туда-сюда, а он уже упал и утонул. Высота-то маленькая. Я только заметил, что он дверцу сбросил, хотел на парашюте выпрыгнуть, но не получилось: потерял сознание, видно. Я смотрю, этот «мессер» пошел по заливу, уходит. Думаю, что делать? Дать ему уйти? Решил догнать его. Начал догонять. Он шел метров на 100, снижаясь на подходе к своему аэродрому. Глазами хочется его съесть, но я понимал, что не стоит зря стрелять – далеко, боекомплект напрасно израсходую. Да и за хвостом смотреть надо – у него же ведомый должен где-то быть.
Когда дистанция сократилась до 200 метров, я начал стрелять. Не попал, поскольку стрелял в хвост под 0/4, цель маленькая. Он заметил, что трасса идет, и еще ближе к земле прижался. Вверх не уходит – понимает, что подставит весь самолет под удар. Я его догоняю. Стрелял, стрелял, а тут по нам зенитный огонь. В кабине стало красно от эрликоновых трасс. Думаю, сколько же их?! А сколько трасс, которые я не вижу?! Смотрю, он стал маневрировать, пошел со скольжением. Я тоже скольжением ухожу из-под огня зениток. Туда, сюда, очередь положил, потом еще. Смотрю – видно, попал я ему в мотор. Он сразу «вспух» – скорость потерял. Я его догоняю и вижу: он – в землю, только пыль поднялась. Я чуть за ним не врезался. Из этой пыли выскочил, разворот вправо… Это была моя ошибка – по мне как начали стрелять! Я скольжением снизился ниже столбов и вдоль железной дороги по лощинке выскочил в залив, остался жив. Слышу, включилась станция наведения. Я говорю: «Куда вы нас завели?! Заводчикова сбили!» А мне говорят: «Я вас не вызывал, только включился». Оказывается, это немцы пошли на такую хитрость – вызвали нас, специально наведя под этого аса.
Но я его загнал в землю. Не знаю, убил или не убил летчика, но, когда я разворачивался, видел, что у него одна плоскость в стороне лежала. Потом наш разведчик, возвращаясь с дальней разведки, заметил, что лежит «мессер». Вчера не было – сегодня есть.
Это первый бой, когда я видел противника, понимал, что нужно его уничтожить. Но мне этого сбитого не засчитали, потому что нужно было подтверждение, а кто его даст? Никто не видел: вторая пара, Иванов [89] со Степановым [90] , куда-то ушла. Но я тогда, да и сейчас, думаю, что это – неважно. Как говорил Александр Иванович Покрышкин: «Все это в пользу войны будет». Факт в том, что этот поединок как бы открыл мне глаза на многие аспекты воздушного боя. Я так близко увидел самолет противника, летчика в кабине, кресты… Проанализировав все детали, мне многое стало понятно. Знаете, бывает так: сразу прозревает человек.
89
Иванов Сергей Сергеевич, лейтенант. Воевал в составе 590-го иап, 494-го иап, 101-го гиап (84-а иап). Всего за время участия в боевых действиях выполнил около 200 боевых вылетов, в воздушных боях лично сбил 21 самолет противника. Герой Советского Союза, награжден орденами Ленина, Красного Знамени (дважды), Отечественной войны 1-й ст., медалями. Лишен звания Герой Советского Союза 2 июля 1952 г. (осужден за уголовное преступление).
90
Степанов Борис Иванович, младший лейтенант. Воевал в составе 101-го гиап (84-а иап). Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях лично сбил 1 самолет противника.
– Как в полку восприняли то, что вы потеряли ведущего?
– Печально, конечно. Я боялся,
91
Осипов Александр Алексеевич, полковник. Командовал 57-м гиап (36-м иап) и 329-й иад. Всего за время участия в боевых действиях выполнил 79 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 5 самолетов лично и 2 в группе. Награжден орденами Ленина, Красного Знамени, медалями.
– Как коллектив отреагировал, летчики?
– Меня не обвиняли. Я доложил все, как было. Не для оправдания, а чтобы и другие знали, какая была обстановка. Вечером из разведывательных данных мы узнали, что на наш фронт пришла группа асов «Удет» с Центрального фронта. Они за этот день сбили одну «кобру» и ЛаГГ-3. На следующий день командиром эскадрильи назначили Похлебаева [92] – опытного летчика и более сообразительного, чем был Заводчиков. Заводчиков стремился вперед, ему хотелось сбить, отличиться. А Похлебаев… Я уже потом, после одного воздушного боя, его спросил: «Командир, почему не атаковал?» – «А я тебя не видел в этот момент». Думаю, это хорошо, если командир эскадрильи не пошел атаковать, потому что не видел своего ведомого. Лучше сегодня сохранить своего ведомого – завтра больше собьем.
92
Похлебаев Иван Григорьевич, капитан. Воевал в составе 101-го гиап (84-а иап). Всего за время участия в боевых действиях выполнил 277 боевых вылетов, в воздушных боях лично сбил 19 самолетов противника. Герой Советского Союза, награжден орденами Ленина, Красного Знамени (трижды), Александра Невского, Отечественной войны 1-й ст., Красной Звезды (трижды), медалями.
Так вот проходит пара дней. Вечером сидим на КП, коптилка горит, все понурые – погибать никому не хочется. Асы орудуют – у нас Заводчикова сбили, в других частях летчиков сбили. А мы кто? Мы же не асы. Иван Григорьевич Похлебаев видит, что все понурые, говорит: «Чего носы повесили? Ну асы! Подумаешь, асы! У нас что, оружия нет?! Посмотрите, какое у нас оружие, мы разве не знаем, как надо их бить? Завтра пойдем и будем их пиз…ить! А сейчас пошли на ужин».
Поужинали. С рассветом вылетаем. На подходе к линии фронта успели набрать тысячи три – она близко, 25 километров. С воздуха видно и свой аэродром, и немецкий. Навстречу идут «фоккера», уже переходят в пикирование, бомбят наши войска. Похлебаев говорит: «Атакуем!» – и в пикирование. Я за ним. Вторая пара осталась наверху, прикрывать атаку. Смотрю, впереди меня «фоккер». Но мне нужно следить за задней полусферой командира эскадрильи. Он одного «фоккера» снимает, я слева. Заметив, что у меня тоже впереди «фоккер», нужно только в прицел его взять, командует: «Бей, я прикрываю». Тогда я все внимание на прицел. Стреляю в этого «фоккера», он в пикирование и уже из него не выходит. С большой перегрузкой вывел самолет над самой землей. Думал, что он не выдержит. В глазах, конечно, темно. Казалось, что голова в желудок провалится. Только набрали 3 тысячи – еще группа «фоккеров» идет. Мы с Похлебаевым еще двоих таким же образом завалили. Потом станция наведения передает о том, что четыре «фоккера» взлетели (и мы и немцы друг друга прослушивали. Все знали друг друга. Допустим, вызывают четверку Похлебаева на смену звену другой эскадрильи, которое дерется с «мессерами». Только передали, что Похлебаев летит, смотришь, «мессера» – переворот, раз, раз и ушли, бросили этих. Мы ходим, ходим, барражируем, ни черта нет. Только сдаем смену другим летчикам, уходим, тут же откуда-то появляются «мессера». Немцы знали, что звена Похлебаева нужно бояться, а других можно бить – у них меньше организованности. Наши еще неплохо воевали, а вот в 57-м полку ребята недружные были. Если они вылетели в бой, немцы обязательно появятся, будут их гонять. Наш же и 66-й полк были очень дружные, и результаты у нас были намного лучше).
Так вот, смотрим, сзади далеко появились 4 «фоккера». Идут выше нас со снижением на скорости и прямо нам в хвост. Видят они нас или нет, не знаю, но по нашему курсу идут. Командиру эскадрильи говорю: «Иван, к нам в хвост «фоккера» заходят». Раз сказал, два сказал, он не слышит. Смотрю, они сближаются. Дело плохо. Я резко развернулся. Ведущего беру в прицел. Тра-та-та, у меня только один крупнокалиберный пулемет выстрелил. 5, 7 пуль выпустил. Думаю, где наши? Смотрю, комэск рядом и вторая пара около меня. Уже на земле командир эскадрильи говорил: «Когда ты метнулся, я сразу понял, в чем дело».
Прием в партию Бориса Дементеева. Слева направо: Чуприн, Степанов (спиной), парторг Пронин, начальник связи полка, начальник по спецоборудованию Царев, БорисДементеев(стоит)
Ведущий «фоккер» задымил, задымил, у него шлейф пошел. Он отвернул, а за ним и остальные трое ушли. Ну, думаю, командир эскадрильи же видел, доложит. А он не доложил. Так мне этого третьего и не засчитали. Ладно, опять в пользу войны.