Мы еще встретимся
Шрифт:
— Спасибо.
Это были ни к чему не обязывающие слова, обычная вежливая форма расставания. Конечно же ни Рябиков никогда больше не собирался заходить в детский дом, ни тем более воспитательница обращаться к нему с какими-либо просьбами. Оказавшись на улице, Петр Васильевич торопливо закурил и почти побежал к театру. А Нина Анисимовна поднялась наверх, чтобы заняться своими неотложными делами и, в частности, сделать строгое внушение не в меру шаловливой Антоновой.
Глава 2
КВАРТИРА № 77
Дом,
Он стоял на узкой, весь день храпящей грузовиками и автобусами улице, которая брала начало от Литейного проспекта.
С улицы во двор нужно проникать через каменный тоннель, как во всяком старом ленинградском доме. В тени тоннеля, на стене, «Список квартиросъемщиков» — строго разграфленная таблица под давно не мытым стеклом.
В середине последней колонки списка значится:
КВ. 77
1. ЗАРЕЦКАЯ А. Я.
2. ГАВРИЛОВА М. Г.
3. НАЛИВАЙКО Е. П.
4. РЯБИКОВ П. В.
5. КУКС О. О.
КВ. 78
БОБРО В. Ю.
Квартиры под этими номерами расположены во втором дворе дома. В этот второй, ничем не отличающийся от первого двор ведет такой же узкий тоннель.
В давние времена квартиры здесь были дешевле тех, что находились в первом дворе. Нынче дворы, этажи, солнечный свет не принимаются во внимание. Кому как повезет.
Правда, в квартиру № 77, как и в соседнюю, солнце все-таки ненадолго заглядывает. Иногда луч его сквозь лестничное окно добирается до старых двухстворчатых дверей и освещает потускневшую жестянку:
ЗАСТРАХОВАНО ВЪ ОБЩЕСТВ
„МЕРКУРІЙ“
Ее в свое время вывесил молодой присяжный поверенный Илья Маркович Зарецкий. Память о нем хранит и медная табличка с буквой «I».
Члена коллегии советских защитников Зарецкого не стало еще до войны. Его вдова Августа Яковлевна проживает здесь до сих пор и по привычке числится ответственным съемщиком. Звонить к ней нужно один раз в главный звонок. Три раза эту же кнопку нужно нажимать, чтобы вызвать Марию Гавриловну или ее племянницу Риту. Два звонка не нужно давать никому. У остальных жильцов звонки индивидуальные.
В семьдесят седьмой квартире еще три семьи, если считать за семью одинокого Олега Оскаровича Кукса. У него, кроме звонка, персональная щель для почты. Над щелью строгое предупреждение:
ТОЛЬКО О. О. КУКСУ
Есть на дверях и внушительный короб, сплошь заклеенный заголовками газет. Их доставляют лектору-международнику Евгению Павловичу Наливайко. Другие жильцы удовлетворяются общим почтовым ящиком, Рябиковы получают «Ленинградскую правду», Рита выписывает «Смену», в которой ее тетя любит читать статьи на моральные темы. Августа Яковлевна каждый год подписывается на вечернюю газету.
Напротив квартиры № 77 — квартира № 78. На добротно обитых
Здесь, в отдельной квартире, с женой и единственным сыном Толиком живет доцент Бобро.
Первой в квартире № 77 поднимается Мария Гавриловна. Никаких будильников при этом ей не требуется. Мария Гавриловна сама себе безотказный будильник.
Просыпается она от старушечьей бессонницы около семи часов. Будь на улице весеннее звонкое солнце или декабрьская синь, Мария Гавриловна не считает даже нужным сверять время со старыми часами-домиком, которые скрипят над ее головой.
Так же безошибочно, не заглядывая в окно, она сообщает о том, что делается на улице:
— Пятки у меня захолодали — зимно сегодня.
При помощи своих чувствительных частей тела Мария Гавриловна не только догадывается о настроении погоды, но и предсказывает ее наперед.
Прогнозы всегда коротки и категоричны. Ломит у Марии Гавриловны спину — будет ненастье. Заноют коленные суставы — ждите дождя. Бывают предсказания и более научные:
— Нынче с ночи в ушах свинец. Давление… Не иначе, жара идет, — объясняет старуха.
В ту минуту, когда Мария Гавриловна, спуская с кровати свои ноги-градусники, делает первое заключение о погоде, ее племянница Рита еще лежит на кушетке с плотно сомкнутыми ресницами.
Она слышит все, что говорит тетка. Слышит стоны пружин и шарканье тапок по полу — слышит и спит.
Рита вернулась поздно. Весь вечер она танцевала в Доме офицеров. Рита не выспалась, а нужно вставать, есть и бежать на работу.
Ничего не поделаешь. Длинные ресницы наконец разжимаются, и открываются быстрые серые глаза.
Два спортивных рывка, и Рита уже одевается. Делает это она заученно и точно, хоть хронометрируй.
Чулки пристегиваются к резинкам с неуловимостью действий манипулятора, причем точность положения шва можно проверять по отвесу. Ступни ног сами находят туфли и ловко влетают в них. Облачение в юбку с застежкой-молнией отнимает секунды. Два-три взмаха гребня — и вечерний начес высотой с уланскую каску превращается в скромную прическу. Пятиминутное пребывание в ванной, совсем немного времени на завтрак, и Рита, одетая в легкое пальто, с толстой книгой под мышкой, уже спешит на трамвай к Литейному.
Это торопится на завод Рита дневная.
Рита дневная внешне очень скромна. Даже, можно сказать, неприметна. Забившись в передний угол второго вагона, она привычно «голосует» карточкой и, если удается сесть, немедленно уходит в книгу.
Читает Рита все, что ей попадается. Непременное требование при этом, чтобы книга была потолще и «про одно». Коротких рассказов она не признает и авторов их не считает за писателей. Если роман увлекает Риту, она забывает обо всем и порой едва успевает вовремя выскочить из трамвая.