Мы — это мы
Шрифт:
Старейшины сидели у подножия камня. Вовсе не дряхлые старцы, двое в самом расцвете сил и лишь третья — седая, но еще крепкая старуха.
В одном из мужчин Хэл не без досады узнал Джо Аганна. И когда это он успел пролезть в старейшины?
В толпе зашептались, когда кузнец и его спутники, заключив Хэла и Пола в кольцо, проложили себе дорогу сквозь нее. Слово «Свершитель» толкалось в уши Хэла со всех сторон, пару раз он услышал и «Райни». Интересно, откуда им известно имя Свершителя, кто такой осведомленный?
Но он не обернулся из страха увидеть отвращение на знакомых
Старухе было, казалось, вообще все равно, она выглядела как человек, которого оторвали от важных дел ради какой-то ерунды. И лишь третий, Дуглас Холл, тоже зажиточный крестьянин, смотрел на Хэла с сочувствием. Вернее, пытался смотреть. Зрение у него сильно ослабело с возрастом, и глаза своим расфокусированным взглядом напоминали голубых рыбок, мечущихся по дну прозрачного ручейка.
— Братья и сестры! — пафосно начал Аганн, едва Хэл и его отец приблизились к камню. — Летний день, как говорится, год кормит, так что давайте решим это дело как можно скорее, тем более что оно совершенно ясное.
Толпа согласно зашумела, и Хэл с тоской подумал, что склонен согласиться с Аганном — поскорей бы все закончилось. Он думал сейчас только об отце. Каково ему стоять здесь, перед всеми, и наблюдать позор младшего сына?
Но Пол совершенно не выглядел ни раздавленным горем, ни даже смущенным. Прямой, как стрела, он заложил руки за спину и мерно покачивался с носка на пятку. Хэл постарался придать себе такой же независимый вид, но устремленные на него со всех сторон взгляды, казалось, высасывали силы, размывали волю.
— Дирхель Магуэно, признаешь ли ты себя виновным в нечестивых сношениях со Свершителем, каковые строго запрещены и караются пожизненным изгнанием из любого сообщества? — Все это Аганн выпалил на одном дыхании и с таким довольным видом, словно ничего лучше ему в жизни произносить не доводилось. Несмотря на полноту, лицо его не выглядело мягким — нос, как клюв ястреба, глаза хищно блестят под нависшими веками.
И тут Хэла внезапно прорвало.
— В сношениях? — громко повторил он, словно не веря своим ушам. — В каких еще сношениях, мы просто дружим!
Возмущенный гул толпы расплескался на отчетливые, одобрительные смешки молодежи.
Аганн побагровел.
— Не смей паясничать, проклятый Темным сопляк! Твоя жизнь висит на волоске!
— Да ну? — Хэл насмешливо упер руки в бока. — Уж не воображаешь ли, что это ты ее подвесил?
— Да ты...
— Минутку, минутку! — прервал перепалку Дуглас и выступил вперед. Споткнулся, неуклюже взмахнул руками, но все же удержал равновесие. — Давайте поспокойнее. Хэл, мы тебе не враги, наоборот, хотим помочь.
— Оно и видно, — не удержался Хэл, и Пол с силой сжал его ладонь.
Дуглас пропустил мимо ушей этот выпад. Он был отцом шестерых взрослых детей, и подобные фразы отскакивали от него, как градины от крыши.
—
Аганн побагровел, как свекла, а Хэл мысленно поаплодировал смелости Дугласа. И впервые почувствовал, что, быть может, есть надежда как-то все решить... ну, без изгнания.
Никогда еще бестолковая Калья не казалась ему столь привлекательной. В жизни здесь вдруг оказалось так много всего, о чем можно пожалеть.
— Слушай-ка, Хэлли, — спокойно обратился к нему Дуглас, игнорируя усиливающийся шум, — молодые всегда совершают глупости. Если ты прямо сейчас, перед всеми, скажешь, что ошибался и больше так не поступишь... наказание, конечно, будет, но никто тебя не изгонит. Правильно? Ведь правильно? — Он возвысил голос так, чтобы слышали все.
Люди беспорядочно загалдели, но в целом Хэл услышал много сочувствующих голосов, и надежда вспыхнула сильнее. Пол вновь до боли стиснул его руку.
И тут сердце упало. Хэл осознал суть слов Дугласа, которая не сразу дошла до сознания, заглушенная надеждой. Бессмысленной, на самом-то деле.
«Скажи, что ошибался и больше так не поступишь».
Но он не мог так сказать. Не мог бросить Эдварда. А если сейчас он солжет перед всей деревней и продолжит тайно общаться с юным Райни, его наверняка поймают, и тогда разозленные односельчане могут и не ограничиться изгнанием.
Он взглянул на отца и поймал на его лице проблеск надежды. Да, он смирился с решением Хэла, благословил его в путь. И все же в глубине души желал, чтобы сын отказался от гибельной затеи...
Хэл любил отца в этот миг как никогда — за то, что тот не обременяет его этой надеждой, хранит ее в себе. И все же видеть ее было больно.
«Но вспять безумцев не поворотить...»
Он вскинул голову, безуспешно попытался поймать взгляд Дугласа, направленный куда-то на его ухо, и сказал, громко, обращаясь, скорее, ко всем собравшимся:
— Благодарю за оказанную милость, которой я, несомненно, не заслуживаю. И потому не приму ее...
Возмущенный гам обрушился проливным дождем; даже те, кто минуту назад сочувствовал Хэлу, теперь горячо осуждали его. Они проявили снисхождение, а неблагодарный мальчишка отшвырнул протянутую руку — и ради чего? Видать, правду говорят, общение со Свершителями помутняет разум...
Дуглас поднял руку, и шум не сразу, но постепенно начал стихать.
И тут вдруг заговорила старуха, про которую Хэл успел забыть, полагая, что она не вмешается:
— Дирхель Магуэно. — Голос у нее был сиплый, а изборожденное морщинами лицо походило на высохшее речное русло. Седые волоски торчали из его впадин и складок, как мертвые растения. — Хоть ум твой и затуманен, все же подумай о своих родителях. Подумай о сестрах, их детях и детях их детей. Твое изгнание принесет им вечный позор, ты уйдешь и встретишь свою судьбу, а они останутся. И до конца своих дней будут нести тяжкую ношу. Стоит ли этого твое упрямое безумие?