Мы - истребители

Поселягин Владимир Геннадьевич

Ещё я разглядел, кто навел бомбардировщики. В голубеющей дали была отчетливо видна белая стрела. На высоте находился разведчик. Судя по тому, что стрела стала удаляться, он уходил на дозаправку, однако о нас сообщить явно успел — «Хейнкели» задёргались, а четыре «худых», которые обеспечивали прикрытие, развернулись в нашу сторону.

Быстро прикинув расстояние между нами и расстояние от бомбардировщиков до конвоя, понял, что мы не успеем, если ввяжемся в бой с прикрытием.

— Второй, твои пузатые! Я работаю по прикрытию! Как понял меня? Прием! — нарушил я

радиомолчание.

— Товарищ командир, но вы останетесь один… — начал было Славка, но я его перебил:

— Второй, выполнять! Костьми ляг, но не дай им отбомбиться по конвою!

— Есть!

— Как только я ввяжусь в бой, прорывайся и иди к «Хейнкелям». «Мессеры» мои.

— Ясно.

Ведущий первой пары шел прямо мне в лоб. Я знал, что фрицы боятся таранов, поэтому, не отворачивая, пёр на него, прищурив один глаз, прицеливаясь. Самому мне в таких ситуациях бывать еще не доводилось, но несколько летчиков из эскадрильи капитана Быкова побывать успели и горячо обсуждали эти тараны, составляя рисунок боя. То, что я знал об этом, они, понятное дело, не догадывались, но читать — это одно, а расспрашивать участников — это другое. Что нужно в таких ситуациях делать, мне было известно, как и то, что у гансов «кишка тонка». Не выдерживают они наших таранов.

Меня беспокоило другое, выдержу ли я?

«Мессеры» стремительно приближались. Одна пара шла на меня, вторая чуть левее, перегораживая путь к конвою и бомбардировщикам. Понять, что гансы нервничают, было не трудно, стоило только посмотреть на движение их машин. А так как полк, вооруженный «Лавочкиными», был всего один на Керченском фронте, то нас мгновенно опознали и иметь с нами дело явно не хотели. Однако «Хейнкели» сковывали. Было видно, что фрицы бы драпанули, но и среди них встречались люди чести, те, кто не бросит прикрываемых. Более того, уверен, что этим человеком, который держит своих в кулаке, и является командир звена, как раз идущий мне в лоб, и если я его собью…

«Отваливай, отваливай, пора уже!» — мысленно кричал я, наблюдая, как маленькая точка истребителя становится все больше и больше, пока не превратилась в огромную птицу.

Крепко сжав зубы, я понял, что не уйду в сторону, не уйду, и всё тут!

Наконец нервы немца таки не выдержали, буквально в паре метров от моего кока винта ганс дернул штурвал от себя, и я не упустил этот момент, нажав на гашетки.

Сбил ли противника или нет, уже не имело значения, сейчас моя задача — связать боем вторую пару, чтобы они не перехватили Степку, на полном газу летящего к бомбовозам. Что я и сделал, резко развернувшись и пустившись в погоню за фрицами — они проскочили вперед. Главное, встать у них на пути, если попытаются развернуться и догнать лейтенанта.

Этот маневр дал мне возможность увидеть, что творилось с ведущим первой пары. Выбрасывая густые клубы дыма, он падал вниз, прямо в ледяные воды Черного моря.

— Гадство! — только и сказал я, увидев, что немцы таки успели и сейчас, выстроившись в боевой порядок, начали бомбежку. Хорошо ещё, что оставшиеся «мессеры», плюнув на подопечных, рванули к себе. «Хорошо

иметь такую славу!» — подумал я и, развернувшись, помчался к бомбовозам, среди которых уже мелькал тупоносый истребитель Микояна.

Оставляя дымный след от горящего мотора, закручиваясь спиралью, понесся вниз первый сбитый и почти сразу — второй.

«Использовал мой любимый „ухват“. Хотя чему я удивляюсь? Все летчики полка используют его, когда встречают бомбардировщики».

Как ни странно, зенитного огня не было видно. Моряки, разобравшись, что мы свои, прекратили огонь, как только ведомый атаковал немцев. Похоже, они догадывались, что если среди бомбардировщиков вдруг возникнут шапки зенитных разрывов, мы отойдем подальше, чтобы не попасть под случайный выстрел.

— Степка, отжимай их ко мне, я со стороны солнца подхожу.

— Понял! — донесся его ответ через шум помех.

Форсировав мотор, я с набором высоты стал заходить на выбранный бомбардировщик. Видимо, командир штафеля уцелел, скорее всего, шел вторым в строю, так как первого Степка уже сбил, или?..

— Второй! Ты «ухват» с кого начал?

— С третьего! Не успевал на первый зайти, пришлось бить до кого дотягивался!

— Отлично! Увидишь командира — не бей, он нам помогает, не даёт разбежаться, собирает их в строй.

— Понял!

Дав очередь из пушек по кабине и не глядя, как неуправляемый «Хейнкель» свалился на крыло и по дуге пошел вниз, стал выискивать себе следующую цель.

— Второй, бей ту четверку справа! — скомандовал я, с нижней позиции атакуя следующий бомбардировщик. После короткой очереди в буро-зеленое брюхо бомбовоза почти мгновенно последовала вспышка, и «Лавочкин» изрядно встряхнуло. Резко дернув штурвал, увернулся от падающих огненных обломков и, отойдя в сторону, быстро осмотрелся. Привычно заболела шея, натертая о воротник. Я как всегда забыл накинуть подшлемник, предохраняющий от натирания. Шарфы мы не использовали, для этого существовали специальные подшлемники.

Оставшаяся шестерка — Степка успел сбить еще одного — уходила к себе.

— Отжимай их от берега! — проорал я, догоняя последнюю машину.

Сам ведомый мелькнул у первой пары, пытаясь атаковать, однако сдвоенный ответный огонь не давал ему воспользоваться преимуществом в скорости. Заметив, что он встал на крыло и ушел вниз, довольно кивнул. Степка решил атаковать их в «беззащитное» брюхо. Один пулемет в нижней сфере — не такая большая помеха.

Мельком глянув на стрелку датчика топлива, я недовольно скривился. Это тебе не патрульный вылет, в бою горючка быстро расходуется.

Увернувшись от струи пулеметного огня бортстрелка, дал очередь сперва по левому мотору, потом по правому. Заметив, как от неуправляемого самолета отделились две фигурки, только пожелал им удачи. Выжить в студеной воде — это уметь надо.

— Уходим! — велел я.

— Сейчас… Добью гада! — донеслось бормотание ведомого.

Однако избитый «Хейнкель» продолжал лететь, хотя Степка заходил на него уже третий раз.

— Бей по кабине или моторам! — наконец не выдержал я.