Мы из блюза
Шрифт:
Я достал гитару из кофра, натянул струны. Настроил. Строит! Минус один страх. Голос у моего сигарбокса получился глуховатый, немного гулкий, но это ж то, что мне надо. Чай, не андалузские серенады со всякими фламенками играть буду. А вот что бы такое сыграть? Памятуя вчерашний вопрос Вертинского, ко всему тому громадному запасу песен, что сидит в моей голове, теперь надо относиться крайне осторожно. Значит, пора начинать писать что-то на местные стихи. Гумилева точно не читал толком никогда. Блок? «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем, мировой пожар в крови. Господи, благослови!» - это нельзя, а иного не помню. Есенин? «Белая береза
Я вышел в сад, курил, и, прикрыв глаза, пытался вспомнить. А вернувшись, взял гитару. А ведь это блюз, друзья мои. Самый настоящий русский блюз.
Четыре.
Тяжелые, как удар.
"Кесарево кесарю - богу богово".
А такому, как я, ткнуться куда?
Где мне уготовано логово?
Если бы я
был маленький, как океан,-
на цыпочки волн встал, приливом ласкался к луне бы.
Где любимую найти мне,
Такую, как и я?
Такая не уместилась бы в крохотное небо!
О, если б я нищ был!
Как миллиардер!
Что деньги душе? Ненасытный вор в ней.
Моих желаний разнузданной орде
не хватит золота всех Калифорний.
Пройду,
любовищу мою волоча.
В какой ночи
бредовой, недужной
какими Голиафами я зачат -
такой большой и такой ненужный [3] ?
– Изрядно и трогательно, - произнес Феликс Юсупов, стоя в дверях. – Простите за вторжение, услышал – не удержался. Это тоже ваш современник?
– Нет, Феликс Феликсович. Это наш с вами современник, живет и здравствует. Владимир Маяковский.
– Надо же! Я бы почитал. Хмурый день сегодня, не находите?
– Отличный день, ваше сиятельство. День рождения русского блюза.
[1] Мнение главного героя может не совпадать с мнением автора.
[2] Известно, какая. Папенька Володи Набокова постарался.
[3] Владимир Владимирович Маяковский, «Себе, любимому», 1916. Три катрена герой не вспомнил.
Глава 8
Глава 8.
Папиросный дым слоями затопил кабинет. Можно повесить не то, что топор, но даже орудие главного калибра линкора «Слава». Но линкор пребывал на базе в Гельсингфорсе, так что за пушкой бежать было бы далековато. Топора, впрочем, под рукой тоже не имелось, так что подполковник Балашов, в очередной раз закашлявшись, открыл окно. И, когда хотя бы подобие пригодного для дыхания воздуха заполнило помещение, прекратил проветривание и продолжил фитиль за вчерашнее.
Штабс-капитан Денисов слушал подполковника со все нарастающей тоской. Фронт, еще месяц назад казавшийся непрекращающимся кошмаром, теперь выглядел простым и понятным в сравнении с задачами контрразведки. Лицо вчерашнего объекта, чтоб он сдох, не давало покоя храброму пехотинцу. И тут… Японцы такое состояние благоговейно именуют «сатори», мы же обходимся более скромным словом «озарение». Денисов понял, что его так зацепило.
– Давайте все-таки ещё раз, - вздохнул подполковник. – Я просто никак не могу понять, господа офицеры, как вы могли сбиться со следа. Вот приметы немецкого агента фон Нойманна: одет в дорогой костюм английского кроя, волосы темные, длинные. На голове шляпа. Усы, борода. В одной руке – зонт, в другой – небольшой чемодан. И вы через половину города, совершенно в стиле бульварной писанины про Ната Пинкертона, гонитесь за незнакомцем в английском костюме, в шляпе, с зонтом и чемоданом, но без волос, усов и бороды! Но почему?!
– Избавиться от растительности на голове – дело недолгое, господин полковник, - устало ответил Денисов. – В особенности, если она накладная. У них обоих было совершенно одинаковое лицо. Лицо Гришки Распутина.
– Минуточку. О Распутине вы мне ничего не говорили!
– Я только сейчас понял, кого он мне напомнил. Пока за немцем ходили – было не до того: шпион же гарантированный, только что из-за границы. Второй был брит наголо, речь строил весьма грамотно, что выдает неплохое образование, и с гитарой в чемодане, путь она и странного вида. Но что-то меня царапало, и сообразил я вот только что. Один из них - Распутин, ваше высокоблагородие.
– Кто из вас видел гитару?
– Я, господин подполковник, - откликнулся корнет.
– Сможете нарисовать ее? Хоть приблизительно?
– Так точно, ваше высокоблагородие.
– Еще одна странная и ненужная деталь, - растерянно пробормотал Балашов, разглядывая рисунок корнета. Это же сигарная коробка – кажется, так в Североамериканских штатах называют такую поделку, благо она из оной и сделана.
– Разрешите спросить: а зачем делать гитару из сигарной коробки? – рискнул проявить любопытство Денисов.
– Мне кто-то рассказывал, что босяки в Америке, в особенности, негры, отличаются музыкальностью. Но инструменты стоят немалых денег, коих у них, конечно, нет. И потому они приноровились делать себе гитары, банджо и даже скрипки из коробок от сигар и прочего хлама. Но у меня вопрос: зачем Распутину, который не должен испытывать недостатка в деньгах, такая странная поделка?
Балашов, не говоря более ни слова, медленно опустился на стул. С полминуты он, все так же молча, смотрел перед собой, затем вытащил из кармана портсигар, достал папиросу и закурил, продолжая глядеть в какую-то неведомую даль. Наконец взгляд подполковника вернулся. Начальник отдела снял телефонную трубку.