Мы из Бреста. Рейд выживших
Шрифт:
– Точно все?
– Точнее некуда. Командир роты со взводными все облазили. В подвалах казармы нашли еще несколько фанатиков, пытавшихся сопротивляться, но быстро прекративших свое существование под огнем наших парней. Сейчас там идет зачистка штурмовыми группами и огнеметчиками. Пока держится церковь и район арсенала, но мы движемся вперед. Для овладения цитаделью нужны танки, большие огнеметы или огнеметные танки, а их пока нет. Шлипер запросил их у командования корпуса. Когда выделят – неизвестно.
– Насколько помню, в воротах были баррикады и бронетехника?
– Была.
– А что с Восточным фортом?
– Там сложнее. Все наши атаки отбиты. На завтра запланировано задействовать авиацию для бомбардировки укреплений. Командир дивизии дал команду частям сначала закончить с цитаделью, а потом уже вплотную заняться фортом. Слишком большие потери.
– Что, настолько все серьезно? Сам понимаешь, я не читал последние сводки.
– За эту неделю дивизия потеряла убитыми около тысячи человек и примерно столько же ранеными. Еще около сотни числятся пропавшими без вести. Точных цифр пока нет, так как нет возможности найти и опознать всех. В первую очередь это касается цитадели.
– А у русских?
– По нашим оценкам, примерно такие же. Около полутора тысяч убитых и столько же раненых. Ну и пленные, конечно. Правда, по имеющимся сведениям, русские своих погибших стараются сразу же закопать. Поэтому оценить уровень их потерь сложно.
– Возможно, в их штабе обороны есть такие сведения?
– Не знаю. Есть предположение, что единого органа управления войсками в крепости нет. Спросишь почему? Ответ прост. После 26 июня больше не было переговоров с русскими. Хотя попытки с нашей стороны их организовать предпринимались. До этого такие встречи были и переговорщики прибывали быстро. Что говорило о едином командовании. Теперь этого нет.
– Может быть, некому?
– Есть. По нашим сведениям, и в Восточном форте, и в цитадели присутствуют старшие офицеры. В Восточном форте майор, якобы один из командиров полков. В цитадели то ли капитан, то ли старший лейтенант и полковой комиссар. Показания пленных очень сильно разнятся.
– Много сдалось за последние дни? Мне пришлось общаться только с теми, кого мы взяли в первые дни.
– Нет. Несколько десятков из тех, кто пытался прорваться из крепости. Среди них нет ни одного офицера или политрука. В основном унтер-офицерский состав из артиллеристов и пехоты.
– Из погранохраны кто есть?
– Нет. Захвачено на Северном острове несколько раненых из 132-го батальона НКВД. Скрывались в казематах и подвалах разбитых строений. Отстреливались до последнего патрона. В их оружии было всего по несколько патронов. Взять удалось лишь из-за того, что они ослабли без воды и еды. Им повезло, что солдаты их сразу не расстреляли. Командиры подразделений очень разозлены потерями. Поэтому стараются не рисковать своими людьми.
– Возможно, что они из отряда русских, прорвавшегося 26 июня через Северные ворота, или группы прикрытия?
– Я тоже так думаю, приказал оказать им медпомощь. Когда придут в форму, можешь допросить.
– Особо хвастать нечем. Номера частей гарнизона, корпуса и армии. Список их командиров и офицеров. Контингент пленных не тот. В основном мало что знающий рядовой состав. В большинстве своем из сельской местности, с начальным образованием. Представь себе, что они автомашины и велосипеды только в армии увидели.
– Что ты хотел – это Россия. У них всегда было плохо с образованием.
– Согласен. Офицерский состав тоже откровенно слабый. С четырьмя-пятью классами образования. Многие даже не окончили военные училища, все, с кем встречался, выпускники шестимесячных краткосрочных командирских курсов. Правда, имеющие полное среднее образование. Знающих немецкий или иные языки практически нет. С высшим образованием что солдат, что офицеров очень мало.
– А как же тот лейтенант, что мы с тобой видели?
– Ну, мы с тобой это уже обсуждали. Он выпадает из общего числа виденных ранее.
– О нем что-то удалось узнать?
– И да и нет. Из тех, кого мы взяли в плен до 26-го числа, о нем мало кто знает. Известно, что он один из наиболее активных офицеров обороны. Его подразделение действовало на участке от Холмских до Тереспольских ворот и в районе Трехарочного моста. Под его руководством то ли рота, то ли несколько рот прекрасно подготовленных солдат. Большинство из которых снайперы, массово вооруженные русским автоматическим оружием. Несколько пленных, добровольно перешедших на нашу сторону, утверждают, что видели у них и наше оружие – винтовки и пулеметы. Ведомственная принадлежность непонятна. Часть пленных утверждает, что они из 333-го пехотного полка. Проживали на первом этаже арсенала. Другие говорят, что это подразделение НКВД из состава 132-го батальона НКВД, базировавшегося как раз между Холмскими и Тереспольскими воротами.
– Это, кстати, подтверждают и наши раненые. Нескольким из них 22 июня удалось прорваться из цитадели. Они утверждают, что после захвата 1-го этажа казармы НКВД по ним ударило русское подразделение, одетое в обмундирование, не традиционное для Красной Армии. В защитных жилетах и с автоматическим оружием. У многих сложилось впечатление, что они прошли ту же подготовку, что и наши штурмовые подразделения. Действовали очень грамотно, особенно по сравнению с другими русскими. Прости, я перебил, продолжай.
– Лейтенанта опознали по фотографии. Многие из солдат 333-го полка его видели в арсенале с начала июня. Затем он пропал и появился в подвале арсенала днем 22 июня. В защитном облачении и форме офицера НКВД. После его прихода группа офицеров во главе со старшим лейтенантом Потаповым, руководившим обороной здания, и часть солдат покинули подвал. Одновременно с этим в отношении отказывавшихся воевать начались карательные меры. Их разоружили, не давали воды и еды, держали под пулеметами в подвале, не выпускали из подвала в туалет. Словно в концлагере. Все, кто поднимался наверх, назад уже не возвращались. Некоторые высказывали мысль, что русские их расстреливали. Многие из пленных связывали это именно с тем лейтенантом.