Мы из будущего
Шрифт:
— А тренер у тебя кто был?
— Сам Петрович.
Демин снова стал серьезным, встал прямо и поправил форму.
— Какой Петрович? Не было у нас никакого Петровича.
Предвкушая худшее, в разговор вступил Борман, отодвинув Черепа плечом:
— Не слушайте его, товарищ командир. После контузии он. Заговариваться стал. Провалы в памяти.
— Так я это, того… Имена путаю, — захлопал глазами Череп.
Демин понимающе похлопал Черепа по плечу.
— Ладно, идите. Вы, наверное, голодные.
На дне широкого окопа следопыты позавтракали, без аппетита черпая ложками из одного котелка жидкую перловую кашу.
— Гадость какая… Как ты думаешь, какой это год? — с набитым ртом спросил Спирт у Бормана.
— Судя по всему, сейчас август сорок второго.
— А когда эта ботва закончится?
— В сорок пятом.
— Да это я и сам знаю. Когда здесь полегчает?
— Историю учить надо было. Тут все хреново. Скоро синявинская наступательная операция. Потери свыше полумиллиона человек. Полтора года тут будут топтаться. Сами видели, сколько людей положено.
— Лучше бы не видели. Зря я с вами поехал, — снова заныл Чуха, кинув ложку в котелок.
— Да ты достал. Еще раз вякнешь, и я тебя… — Череп свободной рукой схватил Чуху за гимнастерку и подтянул к себе.
— Тише вы, горячие финские парни. Надо думать, как выбираться отсюда, а не ссориться. — Борман требовательно постучал ложкой по закопченной жести котелка. Череп отпустил Чуху и демонстративно вытер ладонь о галифе.
— Как учит нас великая «Камасутра» — безвыходных положений не бывает. Для начала надо прикинуть, как это мы сюда попали.
— Чего думать? Озеро во всем виновато. Когда заходили в него — было наше время. А вышли в сорок втором, — подытожил Череп.
— Точно, — встрял Чуха. — К гадалке не ходи.
— Надеюсь, что все так просто, м-да. Предчувствие у меня нехорошее. Ладно, озеро так озеро, — согласился Борман.
— Других вариантов нет. Надо еще раз в него нырнуть — и мы дома, — оптимистично добавил Спирт.
— А где оно, озеро? — спросил Череп.
— Кажется, там. — Спирт легко махнул рукой в сторону передовой. — Между нашими позициями и немецкими.
— А как мы туда попадем?
— Ножками. Рано или поздно наши в атаку пойдут, а мы за ними — и бултых в воду.
С правой стороны окопа появился Емельянов, за ним шли миловидная девушка с сумкой медсестры через плечо и хмурый сержант с нездоровым желтоватым лицом. Светло-русые волосы девушки обрамляли открытое доброе лицо, которое, казалось, светится изнутри. Россыпь веснушек на щеках и вздернутом носике, широко распахнутые голубые глаза щедро дарили окружающим хорошее настроение и невольно заставляли улыбнуться.
Емельянов кивнул на следопытов.
— Ниночка, вот эти контуженые. Посмотрите, может, что серьезное.
Медсестра
— Что случилось, мальчики?
Следопыты не успели ответить: раздался протяжный, натягивающий нервы свист падающей мины. Рядом грохнуло, больно ударив по барабанным перепонкам. И без того серое небо, казалось, еще больше потемнело от взметнувшихся вверх комьев земли.
Емельянов сдавленно крикнул:
— Ложись!
Но и без команды все повалились на дно окопа. Мины падали одна за другой, заставляя людей вжиматься в грязь. Чувство страха было общим.
Сержант, лицо которого еще больше пожелтело, привстал:
— Ну, началось. Я к Демину.
В это мгновение осколок очередной мины завершил свой полет, напрочь срезав ему голову. Фонтан горячей крови обрушился на лежащего рядом Чуху. Тот вскочил на ноги, поднес к глазам омытые чужой кровью руки и заорал:
— Ааааааааа! Кровь! Кровь! Уберите ее с меня!
Раздался еще один взрыв. Чуха сделал несколько шагов, но споткнулся о голову сержанта и вновь упал на дно окопа:
— Кровь! Снимите ее с меня! Мама!
Нина бросилась к нему, прикрыв своим телом. Чуха бился в истерике, пытаясь встать:
— Кровь! Мама! Мамочка!
Медсестра гладила его по слипшимся от крови волосам, с трудом удерживая:
— Тише. Тише. Скоро все пройдет. Сейчас ее смоем. Ну потерпи!
Чуха обмяк и, вцепившись в Нину, горько зарыдал. Медсестра гладила его, шепча на ухо ласковые слова. Наконец упала последняя мина, и наступила звенящая тишина. Обстрел закончился.
Борман присел на землю, прижавшись спиной к стене окопа. Череп не отрываясь смотрел на отрезанную голову сержанта, словно не понимая, как такое могло произойти, затем, согнувшись, отполз в сторону. Его вырвало. Емельянов привстал, снял пилотку и перекрестился. От обильно разлившейся крови поднимался едва заметный пар. Нина деловито осмотрела следопытов и, заметив кровь на бледном лице Бормана, спросила:
— Вы ранены?
— Где? — Борман машинально провел рукой по голове и вздрогнул. — Ничего не чувствую.
— Зацепило, наверно. Идти можете?
— Могу.
— Идемте со мной в медсанчасть.
Борман послушно пошел за Ниной. Емельянов с жалостью посмотрел на плачущего Чуху, присел рядом, обняв его за плечо:
— Ну, тише, сынко, тише. Не бойся. Вот будут у тебя сыны, какой ты пример им подашь? Закончится война, и спросят они тебя, папка, а как ты воевал? Знаешь, как важно детям гордиться своим отцом? Ты же сейчас их будущее защищаешь.
Спирт мрачно посмотрел на старшину:
— Как ты думаешь, отец, а потомки нам спасибо скажут?