Мы из ЧК
Шрифт:
В зал вошел новый завхоз. Глаза колючие, быстрые.
Якименко поспешил ему навстречу.
— Свои дела мы решим потом. Вот освещение слабое, товарищ завхоз. Нас на сцене зрители не видят.
— Уладим, Петро Захарович. Растет кружок?..
Якименко угодливо поклонился.
— Стараемся, товарищ.
— Ну и свет зробым. — Завхоз обратился к Зине: — Книжки получила, товарищ Очерет?
— Ага. Сортировать треба.
— Скорее делайте! Нужно народу нести культуру…
После репетиции Зина долго разбирала книги. И все припоминала
Уже погас свет во всем клубе. Комната освещалась уличным фонарем, стоявшим под окном. Вот, наконец, последний томик водружен на место. Зина присела на табуретку и с радостью оглядела полки. Тишина в клубе. А вот откроется библиотека, и голоса в ней будут допоздна. И Зине представилось, как она выдает книжки и довольные люди уходят из клуба по домам. А прочитав интересную книгу, станут делиться с ней, с библиотекарем Зиной, мнениями. И хвалить: «Спасибо, комсомольцы, постарались!» А потом книг станет еще больше. Зине дадут помощников, а потом ее пошлют учиться… И почему-то рядом с собою она всегда видела серьезного Морозова. Не улыбнется, брови нахмурены, слова строгие…
И вдруг в тишине девушке почудились голоса. Зина испуганно затаилась. И в самом деле, тихо говорили за фанерной перегородкой, в соседней комнате.
— Завхоз очень внимателен… Чего это котельщик ни с того, ни с сего в клуб подался?..
Зина приникла к стенке. Но голоса затихли. Девушка прокралась к двери. Снова голос:
— Осликовский казав, що Зинку вызывали в Сечереченск.
Очерет в темноте двинулась еще ближе к двери соседней комнаты. И тут заскрипела половица. Разговор замер.
— Хто тут? — встревоженно спросил Якименко.
У Зины отнялись ноги. Но она совладела со страхом.
— Это я, дядя Петро. С книжками вожусь. — Девушка шагнула назад и опрокинула стул. Грохот, как от взрыва.
— Що у тэбэ? — Якименко вошел в комнату. — Я тут со списком задержался. Пора домой!
Зина прикрыла свою дверь и взяла в руки томик Шевченко. Вот тяжело прошагал Якименко, хлопнул входной дверью. В соседней комнате послышались шорохи. Осторожное движение. Ушел второй. Кто? Зина в темноте не различила уходившего. «Нужно бежать к Тиме в ЧК!» — решила она, наскоро запирая библиотеку. Оглядываясь, спустилась по ступеням на улицу. Теплый воздух окутал ее. В вышине мерцали звезды. Вот одна покатилась по небу, искрами рассыпалась на горизонте.
За поворотом, где улица уходит к центру поселка, из-за акации надвинулся мужчина и потной ладонью зажал рот Зины. Второй мужчина ударил под ребро, и девушка задохнулась. Ее потащили в огород. Через грядки унесли к ставку. Передохнули. А затем под вербами, тихо склонившимися над водой, по-волчьи ступали убийцы. За околицей кинули Зину на траву. Девушка очнулась, пыталась подняться. Но рванули толстую косу, закрутили ее вокруг шеи. Били коваными сапогами.
— Тихо! — остановил
В отдалении гукал паровоз. Виднелись слабые огоньки станции. В заброшенных развалинах кирпичного завода стонал филин. Высокий мужчина вынул из-за пояса топор. Снова прислушались. На краю поселка девчата пели про коханую, обманутую чернобривым парубком, про калину, шо стояла в луге, при дороге…
Гыкнув, мужик опустил топор. Остановилось сердце комсомолки.
Затолкали труп в мешок. Трусливо озираясь и держась за углы мешка, отнесли его в руины. Забросали битым кирпичом. Спустились к ставку и сполоснули руки…
Не сразу хватились Зины. Лишь на вторые сутки знакомые девчата всполошились: где Очерет? Побежали в депо, в клуб. В библиотеке книжки на полках, хустка на подоконнике. И в паровозном депо никто ничего не пояснил. Может, в Никополь к родителям уехала?..
— Не могла она это сделать! — Морозов переживал, заподозрив неладное. Распорядился перевернуть все Долгушино, а Зину найти. Бижевичу сказал:
— Она выполняла мое задание. Без разрешения не имела права покинуть боевой пост.
— Твоя беспечность, товарищ Морозов!
Но Тимофею Ивановичу и без того тошно: не уберег такую славную дивчину!
В ночь арестовали главарей подпольной националистической организации «За самостийную Украину».
— Взять всех! — неистовствовал Бижевич.
— Одураченных не стоит! — твердо возразил Морозов.
Бижевич вызвал по телефону Платонова и докладывал:
— По делу взяты под стражу: начальник станции Долгушино Осликовский Вацлав Казимирович, его заместитель Коваль Супрун Иванович, слесари паровозного депо Рыбченко Тимофей Иванович, Крученый Анисий Ефимович, машинист Якименко Петр Захарович, бывший член петлюровской Центральной рады. Нужно еще сажать, Федор Максимович, но Морозов либеральничает… Передаю ему трубку.
Морозов стал доказывать, что следует ограничиться разъяснительной работой о контрреволюционной сущности организации…
Платонов перебил его:
— Бижевич прав! Арестуйте всех, а потом разбирайтесь. Излишняя мягкость опасна, Тимофей Иванович. Вы знаете, что банду Тютюника лишь частично оттеснили за Збруч.
В наступившую ночь чекисты отправили в тюрьму еще тридцать человек. И все же Морозов остался верен себе: он вдумчиво расследовал вину каждого арестованного и попавших по недоразумению отпускал на волю.
Ведущие националисты признались в антисоветской пропаганде, в саботаже, в подрывной деятельности на железнодорожном узле. Именно Осликовский и Коваль были наводчиками банды Черного Ворона. Они передали Войтовичу график движения поездов и снабдили его мандатом на имя Пащенко Бориса Федоровича.
А вот где Зина Очерет, никто из арестованных не признался. Однако и Морозов, и Скрипченко, и новый завхоз клуба — помощник чекистов были твердо уверены: исчезновение девушки — дело рук националистов!