Мы из ЧК

Толкач Михаил Яковлевич

— Швыдче, каты!

А ружья наведены. Офицер махнул перчаткой. Гром ударил. На меня посыпалась кирпичная крошка. А померещилось — пули! И упал я…

Очнулся — снова камера. А потом — милость монаршья: вечная каторга. Повели этапом. Грязь. Лужи. А солнце. Глянул в лужу — старик! Эх, будь воно неладно!..

Гость замолчал. Выпили без слов.

— Слухай, Тимохвей. А насчет сына не поможешь?..

Неожиданный поворот в разговоре смутил Морозова. Родственникам Тимофей Иванович помогал и деньгами, и советами, и добрым словом.

А тут… Он знал, что в техникум был большой наплыв учащихся. Имел ли он право использовать служебное положение?.. Как-то не вставал такой вопрос никогда. Замолвить слово за сына старого большевика… Но ведь как знают его, Морозова… Знают начальника отдела ОГПУ. И сработает страх, сила…

После долгого молчания Тимофей Иванович отозвался неловко:

— Обижайся, Прокоп Афанасьевич, не обижайся, но обходись без моей протекции.

Насупился гость. Катает шарик из хлеба в толстых пальцах. Неприятный вышел разговор. Пробасил.

— И то верно. Сам схожу.

А ночью Ксения Ивановна упрекала мужа:

— Мог бы позвонить в техникум… Старика обидел…

Тимофей Иванович шепотом говорил, что совесть чекиста не позволяет ему это делать.

— Ты перестала бы меня уважать, Оксана, если бы я стал именем чекиста спекулировать. А старик поймет!..

Утром Прокоп Афанасьевич вел себя так, будто бы и не было никакой размолвки.

В техникуме его встретил сам директор, холеный, длинный, как жердь, в роговых очках и с лошадиным лицом.

— Будьте любезны, проходите. — Солнце билось в его очках, и на стенке бегал светлый «зайчик».

Прокоп Афанасьевич рассказал, что привело его в техникум, а сам пристально разглядывал директора: что-то знакомое виделось ему в его облике!

— Откуда приехали, товарищ Хлопенюк?.. Из Солнечного?.. Там у вас прекрасное море! Что же сын в моряки не идет?..

— Стране нужны металлурги. Пятилетку строим. За четыре года надо управиться, а без своих спецов как справишься?..

— О, вы правильно понимаете текущие задачи! Оставьте заявление. — Директор обошел стол, пожал руку старого рабочего. Провожая к двери, продолжал:

— Денька через три-четыре заходите, товарищ Хлопенюк…

Вернулся Прокоп Афанасьевич сильно взволнованный. И тотчас к Ксении Ивановне:

— Тима колы придет?

— Сама не знаю. Быть может, за полночь…

Гость накинул пиджак на плечи и заторопился в отдел ОГПУ.

— Что случилось, Прокоп Афанасьевич? — встревоженно встретил его Тимофей Иванович.

— Мы считали, що вин погиб.

— Кто?

— Шварц Ганс Меерович. Учитель из гимназии. В стачком завода «Руссуд» входил, от социал-демократов.

— Ну и что же?..

— Потом был страшный провал — почти всю подпольную организацию охранка «повязала»… И Шварц попался. В общей камере сидел. Били на допросах. А потом ночью вызвали Ганса, и еще пятерых. С тех пор Шварца не видели. А по камерам пополз слух: провокатор!

Морозов заинтересованно слушал родича,

но в душе уже прикидывал: есть ли доказательства?.. Кто подтвердит?..

— Он вас узнал, Прокоп Афанасьевич?

— Виделись-то мы с ним тогда мельком, на маевке. Он с речью выступал. Красиво говорил, зажигательно. А я и запомнил. А ему — где же! Толпа большая была. И я среди нее.

— А если то был слух пущен, чтобы опорочить Шварца?..

— Хто ж его знае. Если честный человек — не обидится… И потом — в приемной этого директора все по-германски балакают. Немцев одних набирает, мабуть. Балмочуть не по-нашему…

Тимофей Иванович рассмеялся, успокаивая родственника:

— Показалось вам, Прокоп Афанасьевич.

— Мэни, мабуть, и показалось, а тоби — не должно казаться! Тоби хворму надели, «шпалы» нацепили! — отрезал Хлопенюк.

Тимофей Иванович попросил Хлопенюка подробно написать все, что ему известно о Шварце. А сам стал собирать материалы о директоре индустриального техникума.

Шварц Ганс Меерович приехал из Николаева в Александровск (ныне Заречье) еще до революции и преподавал в гимназии. Среди окружающих ничем не выделялся.

В ноябре 1917 года неожиданно пришел в ревком города и предложил:

— Откроем школу специалистов? Своих коллег я уговорю. Мы примыкаем к революции. Новой власти скоро потребуются свои техники!

Матрос с Балтики, сидевший за столом председателя ревкома, прохрипел простуженным голосом:

— Добро! Барахлишко какое надо, берите у буржуев именем ревкома!

Так Шварц стал первым красным директором технического училища в Александровске. От городской интеллигенции его избрали в Совет депутатов. Его ставили в пример старым спецам. И в те годы Ганс Меерович не один раз слышал за своей спиной злой шепоток бывших друзей:

— Предатель!

Но Шварц настойчиво делал общее дело. В дни всенародного траура он подал заявление в большевистскую партию:

— Желаю продолжать дело Ленина!

И его приняли. Он проявил особенное рвение в организации обучения трудящихся. По своей инициативе открыл студию рабочих и крестьян, где готовил малограмотных парней и девушек к поступлению в средние и высшие учебные заведения. Его авторитет в городе еще больше упрочился.

…Через неделю Хлопенюк снова посетил директора. Еще внимательнее пригляделся к Шварцу. И вернулся раскаленным добела.

— Немчик дохлый! — загремел Прокоп Афанасьевич с порога. Бросил в угол картуз.

— Готовим кадры из своих горожан. Иногородних не можем обеспечить общежитием… — передразнил он Шварца.

— Отказали? — спросила Ксения Ивановна.

— А то! Извиняется, изгибается… Тьфу-у! Сразу видно: шкура!

Морозов тем временем запросил Харьков и Москву: нет ли в архивах каких-либо следов Шварца Ганса Мееровича?.. Одновременно отправил письмо в истпартархив города Николаева с просьбой сообщить подробно о провале подпольной организации РСДРП.