Мы из Коршуна
Шрифт:
Варвара Сергеевна задумчиво смотрела в окно. Там весело плясали большие пушистые снежинки.
– Да, конечно, человеку, у которого на выбор много путей, коршунский вариант самый сложный, – сказала она. – Для этого надо иметь глубокую идейность. Но у Феди она всегда была.
– Я предлагаю перейти на другие темы, – раздраженно сказала Елена Николаевна.
– Хорошо. – Варвара Сергеевна взглянула на стенные часы с гирями. – Через пятнадцать минут у меня свидание с Лабосяном.
– А я в школу, – сказал Федор Алексеевич.
Снег падал на непокрытую голову Федора Алексеевича. Елена
И она вспомнила…
Вот они, оба еще совсем юные, решают свою судьбу.
Темная летняя ночь. Палуба. Пароход идет по реке. Не видно ни звезд, ни луны, ни огней на берегу. Может быть, они есть, но освещенный пароход, как костер в тайге, слепит глаза, и окружающие предметы незаметны. Да и не хочется разглядывать, что там за пределами парохода. Все в эти минуты безразлично, кроме своей судьбы. Федя только что возвратился с фронта. Чувства проверены четырехлетней разлукой. Оба безмерно счастливы. «И ты никогда не пожалеешь, что бросила город, никогда не будешь упрекать меня за сельскую жизнь?» – спрашивает он, не выпуская ее рук из своих. «Зачем мне город? – искренне удивляется она. – Ты со мной. Любимое дело интересно везде. Мы с тобой нужнее в селе».
Елена Николаевна передернула плечами от какой-то внутренней дрожи, отошла от окна, села на диван.
А Федор Алексеевич расстался с Варварой Сергеевной и через дыру в заборе пролез в школьный двор. «Действительно, надо бы попробовать себя на новой работе, – думал он. – Но должность инспектора не прельщает. Разве где-нибудь можно еще так сильно ощутить результат своего труда, как здесь, на горячей работе сельского учителя! Вот, например, Славка Макаров… Парень-то на верном пути. И это самая дорогая награда».
Федор Алексеевич вошел в школу, и сразу же нахлынули бесконечные дела. Он попробовал посмотреть на них со стороны, взглядом человека, который вот-вот покинет школу, но они показались ему такими необходимыми, такими важными, что жизнь без них была бы пуста и неинтересна.
«Но это все касается лично меня, – пытался разубедить себя Федор Алексеевич, – а вот Леночке будет интереснее преподавать в городской школе, легче решать бытовые вопросы. А главное, Наташа…»
Наташа оказалась легкой на помине. Она поцарапалась в дверь и, убедившись, что отец один, влетела в кабинет.
– Папа! В город, да? Ой, какое счастье! Я поступлю в музыкальную школу. Мы будем два раза в неделю ходить в театр и один раз в кафе-мороженое!
– Мы еще ничего не решили, – нахмурился Федор Алексеевич. – Поговорим дома. Беги. – И с неудовольствием подумал: «Зачем Лена сказала ей?»
– Нет, решили, решили! – точно так же, как мать, воскликнула Наташа. Она подошла к двери, умоляющим взглядом посмотрела на отца и шепотом сказала : – Решили, папка, правда ведь? – И вышла со слезами на глазах.
Елена Николаевна вошла в учительскую, положила в шкаф классный журнал и сказала с сердцем:
– Саше Ивановой я вынуждена поставить двойку. Домашнее задание опять не выполнено.
– А я думала, она только у меня ничего не делает, – заметила учительница математики – старушка
– Но без хорошего знания литературы актриса из нее не получится наверняка, – с еще большим возмущением сказала Елена Николаевна. – Она, помимо театра, и знать ничего не хочет!
В учительской, кроме преподавательницы математики, были Варвара Сергеевна и пионервожатая Тоня.
Неожиданно в дверях появилась Саша. Выглядела она виноватой: голова опущена, взгляд просительный.
– Очень хорошо, что пришла, – сказала Елена Николаевна. – Садись, будем разговаривать.
Прозвенел звонок. Учительница математики пошла на урок, Тоня занялась своими делами. Варвара Сергеевна поднялась было, но осталась послушать.
– Ты пойми, для тебя сейчас главное – общая культура, – говорила Елена Николаевна. – Наш Коршун и так предельно беден в культурном отношении. Нет у нас ни музея, ни хорошей библиотеки, мало людей, разговоры с которыми могут обогащать (она глубоко и многозначительно вздохнула). Единственная возможность для тебя – школа. Пользуйся этим. Ведь, помимо специальных дисциплин, при поступлении в вуз придется сдавать и общеобразовательные предметы.
– Да. Я узнавала в Москве. Четыре тура. Надо читать басню, прозу и стихи. Потом собеседование, а потом общеобразовательные экзамены.
– Ну вот. Значит, надо быть во всеоружии. Из Коршуна ты будешь одна. Твои конкуренты, вероятно, главным образом москвичи. Им легче учиться, в Москве все под руками.
Варвара Сергеевна не удержалась, приняла участие в разговоре:
– Сашенька, я близко связана с театром. Наблюдаю нашу театральную молодежь и скажу тебе: многим молодым, очень талантливым актерам мешает то, что они мало знают. Настоящий актер получается тогда, когда талант сочетается с культурой. Елена Николаевна верно говорит, что в первую очередь для тебя теперь учение.
– Я хорошо понимаю это, Варвара Сергеевна, но у меня времени не хватает. Некогда уроки сделать…
– А ты помни, – сказала Варвара Сергеевна, – когда у тебя не хватает времени на уроки, ты подводишь и школу, и весь Коршун. Завалишься на общеобразовательных экзаменах – что подумают о Коршунской школе? Помнишь, Сашенька, был такой фильм: «Завистница». Впрочем, откуда ты его можешь помнить, когда тебе всего-навсего шестнадцать лет! – засмеялась Варвара Сергеевна.
– Помню, помню! – воскликнула Саша. – У нас в Коршуне очень часто идут старые фильмы. Я хорошо помню его. Наташу так чудесно играла Пичужкина.
– Совершенно верно. Вот о Пичужкиной-то и речь. Училась она в студии при МХАТе. Сниматься в фильмах первокурсникам в этом учебном заведении не разрешается. Ну, а ей жаль было потерять роль. Ушла из студии. Снялась удачно. Начались бесконечные выступления на радио, по телевидению, в концертах… Серьезно работать над ролью стало некогда. Теперь что ни сыграет, все бледно, посредственно.
– Зачем же ей разрешили сниматься в кино? – изумилась Саша. – Куда же смотрели взрослые?
«В самом деле, куда же смотрели взрослые?» – с беспокойством подумала Варвара Сергеевна.