Мы — из солнечной системы (Художник И.М. Андрианов)
Шрифт:
Одиссея Селдома была очень длинна. Визиты к богатым людям и к людям влиятельным, к общественным деятелям, к ученым, министрам, журналистам, священникам. Никто не верил Селдому, никто не хотел рисковать деньгами, престижем, должностью, авторитетом ради спасения жизни, своей и детей. Все спрашивали: «Мне какая будет польза? Прибавится мне власть, почет, барыш, жалованье?» Каждый требовал приплаты на разрешение продлить ему жизнь.
К сожалению, лишь один человек заинтересовался идеей Селдома, лишь один решился вложить в нее деньги… казенные. Это был некий заокеанский полковник,
«…уничтожая выключатель, мы получаем обратный результат — не отмену, а немедленное наступление старости».
— Это неплохо, — сказал он. — Армия противника быстро дряхлеет, страна его вымирает. Такого оружия нет еще у нас. Это внушительно.
Селдом возмутился, наговорил грубостей, ушел не прощаясь. Но принципиальности его хватило на год. Год спустя, доведенный голодом до отчаяния, он попытался добыть средства на жизнь и опыты неразрешенным, нечестным способом. Ему угрожало заключение в запертую комнату на много лет… и он дал согласие тому же заокеанскому полковнику.
Впрочем, Одиссею Лада уже не стала переводить. Главное она выяснила. Наши предки в двадцатом веке знали, что в мозгу есть центр, управляющий старостью, нашли его, научились разрушать. Разрушать, конечно, проще, чем поддерживать и восстанавливать. Не путь подсказан. Центр старости есть.
Помощники Лады, правда, выражали сомнение. Рукопись, изложенная в форме судебного протокола, очень уж походила на литературное произведение. Сомнение надо было опровергнуть; прямо из Антарктиды Лада помчалась в Англию, разбираться в старинных архивах. И в груде ненужных папок информ-машины разыскали ей дело Селдома Ричарда, в нем постановление суда, приговор, справку о хорошем поведении в тюрьме, справку о досрочном освобождении… Основание было указано очень невнятно. Расписка в получении вещей. Разыскала Лада и газеты того времени. Заметки на пять строк о преступнике Селдоме были — об освобождении его не нашлось ни слова.
Рукопись же самого Селдома кончалась так:
«Постановление суда:
Я, судья Селдом Ричард, рассмотрев всесторонне показания Селдома Ричарда, холостого, ранее судимого, признаю его виновным в предательстве, совершенном против человечества, в подготовке массового убийства мужчин, женщин, стариков и детей путем распространения бактерий инфекционной скоротечной старости и приговариваю его вместе с соучастниками к смерти путем заражения ими же изобретенными, выведенными и размноженными бактериями.
Поднявший меч от меча и погибнет. Аминь».
ГЛАВА 26. ЗАПИШИТЕ ЕГО!
Кадры из памяти Кима.
Фасад дома, привычного, хорошо знакомого: по углам башенки цилиндрами, в центре стеклянный полукруг, под ним глухая стена.
И вдруг эта стена раскрывается, распадается словно карточная и изнутри густыми клубами валит бурый дым.
Надрывно и монотонно:
— Милый, милый, милый, ну посмотри на меня, милый!…
— Мужчины, что же вы стоите, как чурбаки!
— Человечество
Двадцать четыре миллиарда рабочих часов выделил Совет Планеты для межзвездной экспедиции.
Безымянный астероид, ничем не примечательный, вдруг стал самым населенным местом в Солнечной системе, после Земли и Луны конечно. Туда устремились корабли с учеными, инженерами, мастерами, грузами, припасами.
Туда неслись радио-приказы, оттуда радио-заказы, радио-отчеты, радиорепортажи. И подлетающие пассажиры задолго до прибытия видели трепещущее сияние от лучевых лопат, ломов, сверл и полировок, превращающих двухкилометровую железо-никелевую гору в пассажирский звездолет.
Удлиненный, с двумя утолщениями на концах, астероид был похож на гимнастическую гирю. Его и выбрали из-за формы. Переднее утолщение должно было служить зонтом, принимать на себя удары ливня космических частиц, в заднем располагался двигатель с фотонным зеркалом, в узкой части — каюты.
Каюты для жилья. Для еды. Для работы. Камеры-склады. Камеры-лаборатории. Камеры для обсерватории. Для аппаратуры. Для приборов. Для двигателя, Камеры, камеры, камеры, ходы, ходы, ходы! Как будто жуки-короеды источили астероид.
У Шорина была своя задача в этой работе: он наполнял склады. Он твердил Киму: «Каждое путешествие нужно совершить восемь раз: сначала семь раз в уме, а потом уже в действительности». И сейчас, совершая в уме путешествие, он старался предусмотреть все, что понадобится команде в течение долгих лет. Все для работы. Все для отдыха. Все для лечения. Все для развлечения. Все для учения. Все для наблюдения. Длиннющие списки шли с орбиты Юпитера в Серпухов на имя Кима. И в них неизменное: «Запиши, запиши, запиши!»
Аппетит приходит во время еды. Шорин начал придумывать небывалое. Нельзя ли сделать невесомый и идеально прозрачный материал для телескопов диаметром в километр? Нельзя ли сделать материал идеально жаропрочный, выдерживающий тридцать тысяч градусов, а еще лучше сто тысяч градусов?
Ким даже не решался нести такие заявки Гхору. Шорин сам прибыл на Землю, попросил представить его директору. Они понравились друг другу, такие непохожие внешне, а внутренне сходные. Каждый почувствовал силу в собеседнике и оценил ее с уважением. Гхор сказал позже Киму: «Герман доверяет вам, и я тоже». Это означало: «И я уважаю вас, молодой человек, с тех пор как узнал, что такие люди, как Шорин, ценят вас». А Шорин сказал по-своему: «Гхора ты не видишь по-настоящему. Женщина стоит между вами, а женщина, как линза: либо преуменьшает, либо преувеличивает, но искажает обязательно».
Гхор сам взялся за выполнение заказов Шорина. Лада в свое время все мечтала найти необыкновенного человека, а Гхору необыкновенное хотелось сделать самому, себя превзойти, выше головы прыгнуть. Он сумел дать материал прозрачности и однородности необычайной — равномерно напряженный вакуум. Сумел построить вакуум-телескоп диаметром в тысячу метров для Земли, для астероида — несколько меньше. И сумел дать жаропрочное покрытие из того же напряженного вакуума, выдерживающее пятьдесят тысяч градусов.