Мы из спецназа. Дикие
Шрифт:
Присев на кочку, Хван расстегнул телогрейку, растерянно почесал голову выколотого на груди вождя мирового пролетариата.
– Надо было с шалавами подробно потолковать, узнать, кто они да откуда.
– Вот тут ты прав.
– Признал Лесник.
– Серьезного разговора у нас не было. Я, честно говоря, на Горбунью понадеялся.
– А она что?
– Да ничего. Сказала, что беседу провела, из лагеря не побегут.
– А биографию? Биографию она у них спросила?
– Вроде и об этом толковали, только ничего особенного ей не сказали. Короче, обычные телки, каких много.
– За обычными эти двое сюда бы не примчались.
– Может, и так, - прокряхтел Лесник.
– Ну, да теперь поздно плакаться. Вернемся назад, потолкуем подробнее.
– А сейчас что делать будем?
– Да ничего.
–
– Этих гостей мы в сторону попробуем увести. Авось и лишний пыл с них собьем. Бегать по лесу с высунутым языком - не самая приятная штука. Это вон только Финну в кайф, а нормальные люди любят дома сидеть да в телик пялиться. Может, надоест, и домой повернут.
– А если не повернут?
– Повернут, куда денутся! Ну, а заартачатся, попробуем попугать их маленько. Или поганок в котелок накидаем. Очко-то не железное, верно?
– Не знаю, - Хван в сомнении покачал головой.
– Лично я бы мудрить не стал. Шлепнул бы их - и все дела.
– Ты и на зоне, видать, не слишком мудрил.
– Хмыкнул Финн.
– Оттого и засиделся в шерстистых.
– Ты только зону мою не трогай!
– блеснув стальными фиксами, Хван угрожающе приподнялся.
– Ты ее не топтал, не тебе и судить о ней!
– Ладно, не гоношись. Нам силенки для другого следует поберечь.
– Лесник вновь обернулся к альбиносу.
– Как, Финн, есть какие-нибудь прикидки? Куда поведем этих козликов?
Финн неспешно сунул в рот травинку, какое-то время размышлял. Никто не мешал ему думать. Альбинос был парнем резким и злым, но мысли умел выдавать дельные. Немудрено, что к нему прислушивался даже Атаман… Наконец, встряхнувшись, Финн решительно проговорил:
– В мертвые деревни их поведем. Через Городище и Чертово болото.
– А сами в болоте не потонем?
– Сейчас не весна, топь за лето подсохла, так что пройдем.
– А почему этот маршрут выбрал?
– поинтересовался Лесник.
– Во-первых, дорога знакомая, а во-вторых, шансов встретить случайных людишек практически нет. Там же по слухам радиация, вот и не суется никто.
– А за собственные яйца не боишься?
– угрюмо поинтересовался Левша.
– Отсушишь разок, и будут потом шестирукие детки.
– Мне за себя бояться нечего. Альбиносам так и так нельзя рожать.
– Финн фыркнул.
– Да не ссы, лопушок. Никакой радиации там нет. На карте лажа помечена, - это ведь вояки знаков кругом наставили. Для понту. У них там ангар подземный когда-то был, вот и пугали народишко, пускали в обход.
– Значит, решено.
– Лесник кивнул.
– Перебиваем им след, петляем, а после выходим к мертвым деревням. Ну, а там по ходу дела поглядим, что да как. Если не повернут домой, возьмем их тепленькими. Будут потом огороды наши полоть…
Глава 3
Такой Горбунью, вероятно, никто еще в лагере не видел. Девушки видели первыми, хотя даже не подозревали об оказанной им чести. Старуха сидела в высоком кресле, старательно распрямив скрюченную спину, возложив руки на подлокотники, грозными своими глазищами вперившись в зеркальное трюмо. Платье на ней было одно из лучших - расшитое мелким жемчугом, из темного шифона, с кружевными оборками на рукавах. Но самое главное заключалось в том, что впервые за много лет старуха велела сделать себе прическу. Для этого использовали весь имеющийся в доме арсенал инструментов. Кроме того, на ночных углях разогрели кипяток для женских бигуди. Электрощипцам старуха справедливо не доверяла, полагая, что время и без того основательно проредило ее шевелюру. Тем не менее, на голове колдуньи кое-что еще сохранилось. Именно с этими уцелевшими волосенками сейчас и возилась Мариночка, пытаясь из ничего состряпать подобие кудрей. Ни она, ни наблюдавшая за странной процедурой Марго, не задавали лишних вопросов - да в этом и не было нужды, - старуха сама развлекала их рассказами. Такое уж снизошло на нее настроение. Кто знает, возможно, для того и понадобились ей юные пленницы, чтобы было с кем поболтать, кто мог бы поведать ей о текущей моде и современной косметике. Сельские жительницы неплохо управлялись со скотом и готовкой, могли стирать, вязать и гладить,
Но хуже всего было то, что ко всем прочим бедам прибавилась старость - явление, с которым не могла совладать даже она. Между тем, как многим пожилым людям, ей хотелось и дышать полной грудью, хотелось приобщения не к зловещей магии, а к обыкновенной юности. Так и получилось, что этих двух красавиц, волею судьбы оказавшихся в лесном лагере, никто из бандитов не тронул. Потому что запретила Горбунья. Странным образом она рассмотрела в них тех давних озорных девчушек, какими были они сами с сестрой более полувека назад. Конечно, их судьбы сравнивать было сложно, и все-таки много находилось и похожего. И они с Василисой были такими же красавицами, и точно так же угодили когда-то в переплет, успев побывать в плену у Махно в его родном «Гуляй Поле», переехав позже в ставку генерала Краснова, а после и в штаб Колчака. Словом, поколесили они по свету изрядно - видели и конные атаки, и сожженные деревни, и артобстрел городов. Собственно говоря, именно их переписка с громогласным воздыхателем «Алешенькой» легла в основу романа «Хождение по мукам». Горбунья по сию пору верила, что в красную Россию великий писатель вернулся только из-за них, - очень уж мечтал вновь повидать двух прелестных сестренок…
– Все бежали в Крым, а мы почему-то не торопились.
– Дребезжащим голосом рассказывала Горбунья.
– Глупыми были, ветреными. Это ведь сейчас революцию все клянут, а тогда многие ей радовались, жили надеждами на лучшее. Так и получилось, что Алеша укатил в Европу, а мы здесь остались. Только потом, когда повидали первые виселицы, когда чуть не погибли под саблями конников Буденного, побежали к Колчаку…
Слушая странный этот рассказ, Мариночка продолжала расчесывать волосы старухи, а Горбунья с прежней угрюмостью разглядывала себя в зеркале и безо всякого выражения повествовала о своей судьбе:
– У него ведь в романе все наоборот поначалу было. Главные герои служили белому движению, а злодеи присягали красным. Но с таким романом никто бы его в Россию не пустил. А домой ему очень хотелось. Он ведь русским был. Потому и решил перехитрить судьбу.
– Вы говорите об Алексее Николаевиче Толстом?
– изумленно спросила Мариночка. До нее это дошло почему-то только сейчас.
– Ну, конечно! О ком же еще? Только Алексеем Николаевичем мы его никогда не звали. Просто Алешенькой.
– Так он что, переписал свой роман?
– Не то чтобы переписал, но исправлений было много. По сути - все поставив с ног на голову: белых сделал красными, а красных - белыми. С его талантом это было совсем несложно. Зато и вернулся в Россию не просто графом, а литературным королем. Даже Горькому на своем Олимпе пришлось потесниться. Но Горький был человеком от сохи, выше обывательского уровня не видел, а Толстой все-таки вырос из графского сословия. Кроме того, его отличала редкая проницательность. Смешно сказать, но он жил не умом, а плотью, а плоть Алешеньки всегда подсказывала верные решения.
– Горбунья чуть улыбнулась.
– Он ненавидел революцию, но при этом умудрился завоевать расположение Сталина. Он клеймил врагов СССР, но при этом ничуть не расстроил своих отношений с западом. Даже когда ему стало совсем невмоготу писать про былинные подвиги большевиков, он и тогда нашел гениальный выход.