Мы из спецназа. Поединок
Шрифт:
– Вам не нравится, что «Кандагар» в меру сил помогает нуждающимся?
– Боже упаси! Ни в коем случае! Но ведь нестыковочка явно наблюдается. Если верить кое-каким расчетам, ваши официальные доходы действительно скромны - едва хватает на аренду помещений и зарплату сотрудникам, но при этом вы сорите деньгами направо и налево, раздаете подарки, оказываете помощь. Слов нет, дело нужное и благородное, но откуда деньги - вот в чем вопрос?
– Послушайте, вы, часом, не из налоговой инспекции?
Журналист с улыбкой покачал головой:
– Я работаю исключительно на свою газету.
– Помню,
– Вот что, гражданин Попкин…
– Пропкин, - немедленно поправил гость.
– Так вот, господин Пропкин, - Лосев слелал ударение на последнем слове, - считать наши денежки - это наша забота, куда и как мы их тратим - никого не касается, кроме учредителей «Кандагара». Меня удивляет, как такая правдивая газета не интересуется очень интересным фактом, что между производителями энергии и ее потребителями стоят десятки подозрительных фирм. При этом никакой благотворительностью эти ребята себе головы не забивают. Что вы на это скажете, господин Попкин?
– Пропкин - моя фамилия. Спасибо, так сказать, за сигнал, но давайте вернемся к цели моего визита. Почему все-таки ни в печати, ни на радио о вашей благотворительности не говорится ни слова? Такую деятельность необходимо ставить другим в пример, широко освещать в средствах массовой информации, - не унимался Пропкин.
– Я бы мог предложить свои услуги за вполне умеренную плату…
– Почему не занимаемся саморекламой? Во-первых, потому что мы скромные, - голос Лосева наливался металлом, - а во-вторых, всерьез побаиваемся рэкетиров, и, видимо, не напрасно…
– Вы - и рэкетиров? Шутите?!
– Какие уж тут шутки, господин Попкин! Время на дворе лихое, отморозки всякие под видом корреспондентов вымогательством занимаются!
– Выходит, вы не любите прессу?
– Что вы! Как я могу ее не любить?
– Тимофей чуть подался вперед.
– Я ведь жил еще в той России, когда туалетной бумаги в принципе не водилось. Так что прессу я очень даже ценю и уважаю. В нужном месте и в нужное время без нее действительно трудно… А теперь позвольте с вами распрощаться. У нас тут небольшой сходнячок, и мне бы не хотелось заставлять своих людей ждать.
– Сходнячок?
– с готовностью подхватил Пропкин.
– А вы понимаете, что благодаря вам и таким, как вы, русскую речь окончательно подмял воровской жаргон?
– Ну что ж, господин Жо… Попкин, вам и карты в руки - работайте! Я статей не пишу и жаргон употребляю исключительно в личных беседах.
– Ну уж нет! Тут вы заблуждаетесь. Каждый из нас порождает свои круги на воде. За словом следует эхо, а за эхом…
– Послушай, ты, телепузик долбаный!
– Тимофей выпрямился.
– Я, конечно, не Борис Ельцин, а ты не Евгений Киселев, но отпущенный лимит времени исчерпан. Так что двигай отсюда, а то ведь могу и счетчик включить за перерасход электроэнергии.
– Ну зачем же так… Я все прекрасно понимаю. Вас поджимает время, так и скажите.
Тимофей шумно выдохнул, и журналист
– Ну вот, теперь понапишет про нас всякое.
– Елена укоризненно покачала головой.
– Так и так напишет. Я этот народишко знаю. Вторая древнейшая профессия: на одного честного профессионала - сотня продажных посредственностей.
– Как и во всех других специальностях, - миролюбиво заметила секретарша.
– Другие специальности, милая моя, не относятся к массмедиа.
– Тимофей сердито ткнул пальцем в сторону двери.
– Это от них круги по воде расходятся, и это они сегодня воспитывают своим зачуханным словом! Вот скажи мне, чего бы им не писать про великие достижения в науке, искусстве, космосе, спорте? Нет! Они в карман чужой норовят заглянуть, у убийцы-террориста интервью берут, за кровавыми подробностями готовы рвануть на другой конец света, чтобы потом смаковать их в эфире на весь земной шар. Ох, ненавижу этих шакалов!
– Тимофей в сердцах стукнул по столу.
– Ничего не поделаешь. Часто неудавшиеся поэты и писатели идут в журналистику за легким заработком, а быстро и легко заработать можно только продаваясь…
– То-то и оно!
– Согните-ка!
– Елена подсунула ему металлический жетон для проезда в метро.
Лосев одним движением сложил жетон пополам, с усмешкой вернул.
– Нет, Ленчик, мне, чтобы успокоиться, одного жетона маловато будет.
– А больше у меня нет.
– И хорошо, что нет, а то разорю…
Открылась дверь, в кабинет вошел Сергей Маркелов. Лицо его выражало озабоченность.
– Ну?
– Лосев обернулся к нему.
– Есть новости?
Маркелов тяжело вздохнул:
– Ни в УСБ, ни в УВД никакой информации не дали. Обещали, правда, пошерстить по отделам, но когда они еще там разберутся.
– Да уж, разбираться они могут до второго пришествия!
– Лосев сел в скрипнувшее кресло.
– Дня три будут искать, а как найдут, будут думать, как поприличнее соврать. За это время все, что угодно, может случиться. Еще и подляну какую-нибудь пришьют!
– Как пить дать…
– Выхода нет - придется прибегнуть к тяжелой артиллерии. Звоню куратору в администрацию. Пусть гавкнет на этот народ.
– Давай действуй, - согласился Сергей и расположился в кресле, которое еще совсем недавно занимал журналист.
Тимофей между тем уже давил на телефонные клавиши, вызванивая большого человека из большого дома.
Глава 17
Геннадий, друг юности, по счастью, оказался на своем рабочем месте. Не тратя времени на объятия, Стас с ходу выложил перед ним стодолларовую купюру и расстелил карту области.
– Деревню Лебяхино знаешь?
– Лебяхино? Вроде да.
– Так вот, надо срочненько перегнать туда «Москвич». Только не думай - машина не краденая, беспокоиться нечего. Просто ты ближе других оказался, а времени у меня в обрез. Вот тут адресок, бабуля там живет, к ней во двор и загонишь. Передашь привет, скажешь, что скоро приеду.
– Погоди, погоди! А если меня остановят?
– Черкани доверенность и соблюдай правила. Ну а в случае неприятностей - с меня причитается, получишь компенсацию за общение с работниками ГИБДД.