Мы из Тайной канцелярии
Шрифт:
Сеанс связи прервался: Иван очнулся и пришёл в себя. Жаль, я не успел напоследок попрощаться с племянником, но тут от меня ничего не зависело, спасибо хоть за такую весточку из моего прошлого.
Сначала я увидел глазами Ивана смутную картинку, которая постепенно фокусировалась и становилась чётче.
Он лежал на деревянной лавке в совершенно незнакомом тёмном помещении, единственным источником света был огарок сальной свечи. Пламя дрожало, отбрасывая на стены причудливые тени. Пахло чем-то спёртым, душным.
«Землянка», догадался Иван.
— Очнулся, сокол ясный?
Канцелярист поднял голову. На него участливо смотрела совершенно
— Ты моих добрых молодцов прости. Не со зла они тебя так приголубили. На-ка, попей.
Рожа протянула ему ковшик. Иван сделал послушный глоток. Вода была тёплой, отдавала болотом и тиной, но канцелярист пил её, словно нектар, будто бы растягивал удовольствие, а в самом деле размышлял над тем, что предпринять. Неясным было одно: подозревают его или всё прошло как надо, разбойники лишь осторожничали. Радовало то, что руки не связаны. Доверяют или… или ничего не боятся.
— Напился?
Иван кивнул, возвращая посудину.
— Водица тут нескусная, ну да мы чай не графья какие. Нам и такая сойдёт, — весело проговорила рожа.
— Вырви Глаз где? — хотел спросить уверенно, но получилось блеянье как у овцы.
— А что Вырви Глаз? — удивилась рожа. — Как был с бельмом, так и остался. Увидишь его скоро.
— Я сейчас хочу.
— Пошли, коль такой скорый.
Они выбрались из землянки. Иван обвёл глазами местность: да уж… расстарались разбойнички, в самой глухомани обустроились, кругом болото, кочки да чахлые деревца, а в самой середине островок.
Рожа, оказавшаяся всамделишным арапом, подвела его к краюшку берега, махнула вдаль рукой:
— Тама твой Вырви Глаз. На донышке булькает.
У Ивана непроизвольно сжались кулаки: заподозрили, гады!
Арап усмехнулся:
— Брось, соколик! Я тебя укрепить хочу: никто смертушки твоей не желает. Хотели б утопить, давно бы сие сотворили.
— А Вырви Глаз? С ним пошто так обошлись?
— Полно тебе об ём убиваться! Было б за что переживать! Парень ты молодой, здоровый… о другом тебе думать надобно. О бабах, скажем. Я в твоих летах токмо об них думал, и они по мне с ума сходили. Тянуло их ко мне с жуткой силою. Ить не просто с сиволапым лапотником махаться да аморы крутить, а словно с заморским гостем каким! Нравилось им обличье моё чёрное.
Арап ухмыльнулся.
— Всё равно дядьку Алехана жалко! — поканючил Иван.
— И мне жалко, чай не первый годок знакомы! Но ничего не поделаешь: наследил он изрядно — сказывали, что его ажно Тайная канцелярия ищет. Сам посуди — на кой нам така обуза?! Куда легче его к архангелам спровадить. А ты молодой, зелёный, никто о тебе знать не знает, ведать не ведает. Авось пригодишься.
— Пригожусь, дядечка, — жалобно пробормотал Иван, лихорадочно думая, как выкрутиться.
— Тогда слушай нас, как батьку с маткой слухать положено, мы оступок не прощаем. Хоть щенок ты, да нам и таковой сгодится.
— Делать-то мне что, дядечка?
— Не дядька я тебе. Атаманом или Арапом зови, как другие кличут. Оружье в руках держать доводилось?
— Доводилось.
— Вот и ладушки. Огненного боя я тебе не дам, а вот кистеня не пожалею. Будет у нас с тобой скоро дело великое. Там и покажешь себя. А пока в землянку вертайся. Вечером другие придут, снедать сядем. Ты тогда на нас не гляди, трескай, сколько влезет. Уразумел?
— Уразумел, атаман.
Итак,
На подготовку к операции было всего три дня, и прошли они в страшной суматохе. Предстояло переделать кучу дел. Как оно обычно бывает, не обошлось без накладок. Однако всё было решаемо, разве что Хрипунов и впрямь охрип, надорвав голос, а я чувствовал себя совершенно измочаленным. Другие канцеляристы, привлечённые к операции, тоже были не в лучшей форме. Досталось и привлечённым военным.
Ушаков ни словом не обмолвился о беседе с Трубецким, мы даже не знали, состоялась ли она. Андрей Иванович вёл собственную игру, в которой мы были статистами. Оно и правильно, сверчкам положено знать собственный шесток, дабы не вмешивались и ничего не портили.
По разработанной нами «легенде» Трубецкому экстренно понадобилась крупная сумма, и он надумал вывезти в Петербург часть сокровищ из своего родового имения в селе Молвино. Кстати, с этим селом, а вернее с его названием, было связано древнее предание: дескать, Иван Грозный, после того, как ему на голову чуть не упал кусок штукатурки в строящемся в Вологде Софийском соборе, настолько осерчал, что долго отказывался говорить, а село Молвино возникло на том месте, где царём было «молвлено» первое слово. [20]
20
На самом деле подобное предание существует в селе Говорово, которое когда-то было основной усадьбой семьи Трубецких. После разграбления усадьбы французами во время Отечественной войны 1812 года, Трубецкие перебрались в другое имение — Гольяново.
Обоз с «сокровищами» и будет наживкой для молодчиков Арапа. Поскольку князь якобы не желал привлекать к «поезду» ненужного внимания, охрана будет так себе: пяток конных, не считая возчиков. Итого — чуть больше десятка. Небольшую шайку, кои в основном и промышляли на дорогах, это отпугнёт, а вероятность налететь на конкурентов Арапа мы посчитали ничтожной.
Сам груз повезут не в простых возках, а в кибитках. Ну а то, что в каждой кибитке будут солдаты, а вместо кучеров — хорошо вооружённые люди Тайной канцелярии, разбойникам знать не надо.
К тому же в отдалении будет следовать конный отряд — драгуны из команды капитана Стрыкина: вояки бывалые, рубаки и стрелки лихие, способные с одного удара располовинить человека, а с одного выстрела попасть в глаз мухе на лету. По обговоренному сигналу они были готовы вмиг прискакать на выручку. Но для тех, кто о сём не знает, «поезд» — лакомый кусочек да и только!
По всему выходило, что клюнет на такую приманку Арап, не может не клюнуть. Так оно и вышло.
Дорога предстояла неблизкая, мест для нападения с лихвой, везде жди засаду. Знать бы сразу, где соломки подстелить, да не получалось, хоть и был у нас свой человек в стане разбойников. Не больно-то доверял Ивану Арап. Обещанный кистень выдал, но полезными сведениями делиться не стал.