Мы карелы
Шрифт:
В дверь постучали. Васселей не успел ответить, как вошла молодая женщина. Он мельком видел ее где-то, но не знал, кто она. Женщина с улыбкой поздоровалась и заглянула Васселею в глаза.
— А у вас здесь холодновато. И вообще… — заговорила она оживленно… — Давайте затопим плиту, подметем пол, чтобы было уютнее.
Васселей сидел на кровати и рассеянно следил за женщиной, разводившей огонь в плите. Сперва плита дымила, дрова не загорались, потом пламя весело затрещало, загудело.
— Вот так! — Женщина опять очаровательно улыбнулась. — Будете пить кофе? — Не дожидаясь ответа, поставила кофейник на плиту, потом стала подметать пол. —
Женщина сидела за столом, подпирая ладонями круглые щеки. Выглядела она сравнительно молодо, но возле глаз были заметны глубокие морщины. Светлые, желтоватые волосы были сложены узлом, и на их фоне были почти незаметны сединки на висках.
— Вы напрасно терзаете себя мрачными раздумьями. — Серо-голубые глаза женщины смотрели на Васселея участливо. — Не надо воспринимать все так серьезно. Давайте лучше попробуем вот этого. На душе будет легче. — И она достала из-за шкафа жестяную канистру. Васселей заметил в шкафу бутылку вина. Заметил он и эту канистру, стоявшую возле стены, но он думал, что в ней керосин. — Каянский народный напиток, — улыбнулась женщина, показывая ровные жемчужные зубы. — У нас его приходится пить тайком, но в этой комнате можно пить что угодно. А у вас умеют варить самогон?
Женщина говорила без умолку, не дожидаясь ответов Васселея. Васселей успевал отвечать лишь «да» или «нет». Настроение у него немного улучшилось. Почему бы и не отведать каянского народного напитка? Глядишь, вечер пройдет быстрее…
Женщина налила Васселею чашку самогона, себе она взяла вина. Подав на стол закуску, она подняла чашку с вином и спросила:
— Так за что же мы поднимем первый тост?
— Ах, да! — Васселей усмехнулся. — Если не ошибаюсь, мы делаем одно общее дело. Итак, выпьем за Карелию.
Женщина поморщилась и поставила чашку на стол.
— Не надо… Пусть господа пьют за Карелию. Это они любят — освобождать Карелию за рюмкой вина. А мы можем забыть об этих делах хотя бы на один вечер. Давайте за наше знакомство. Меня зовут Кайса-Мария, короче — Мария…
— Меня — Вилхо…
— Нет, сегодня ты — Васселей, — заметила, женщина. — А завтра можешь быть Вилхо или кем хочешь.
Они выпили свои чашки до дна. И женщина крепко пожала руку Васселея. Теперь они были на «ты». Женщина пошла к плите за кофейником. По пути она остановилась около Васселея, сняла с его плеча волос. И Васселею показалось, что ее рука задержалась на его плече дольше, чем нужно…
Женщина налила кофе и заодно наполнила чашки спиртным.
— Иногда полезно сполоснуть с души заботы. Заботы — это грязь. Пользы от них никакой, только мешают жить. Пей, Васселей, пей, веселее будешь…
И она осушила залпом свою чашку и стукнула ею о стол.
От плиты веяло жаром. Мария открыла форточку и придвинула стол к кровати.
— Здесь нам будет мягче сидеть. Стулья такие жесткие.
Васселей безропотно подчинялся ей, не думая, входит ли это в его роль. Конечно же он должен показать, что он парень не промах. А Мария все подливала ему самогон, себе вино и, поглаживая волосатую руку Васселея, рассказывала о себе. Она — вдова. Детей нет. Мужа убили красные. А брата белые.
— …Я ненавижу их. И белых и красных. Войну и всякую политику, — говорила она.
«Ну, говори, говори!» — думал Васселей, с любопытством слушая женщину. И руку он тоже не отнял…
— …А русские мне нравятся. Они непосредственные, душевные люди. Финны только и думают,
— Послушай, Мария! — Васселей обнял женщину за плечи. — Мы же договорились, что о Карелии сегодня ни слова. И чтобы больше о ней не говорить, давай сделаем так. Слушай меня внимательно. Ты доложишь там кому нужно, что Васселей… или Вилхо… не подослан русскими большевиками. Сделаем так, и тебе не нужно будет больше ничего выведывать. Хорошо?
— Если бы ты и был подослан, я бы все равно им не сказала, — прошептала Мария, прижавшись всем телом к Васселею. — Ты не бойся меня… Кажется, я опьянела.
Ее губы нашли губы Васселея. Увлекая за собой Васселея, Мария медленно опускалась на кровать. Туфли с ее ног со стуком упали на пол. Васселей забыл обо всем на свете… И вдруг….
В дверях стояла Анни. Да, это была она; напуганная, беспомощная, она чуть слышно прошептала:
— Васселей! Васселей!
Хотя Васселей и был пьян, все же он понял, что Анни ему только померещилась. Но она предстала в его воображении так явственно, словно действительно стояла на пороге. Васселей сел.
— Ты еще хочешь выпить?
— Нет, не хочу.
Васселей осторожно высвободился из объятий женщины.
— Слушай, Мария. Ты сейчас встанешь и наденешь туфли.
— Что с тобой? Почему ты такой?
— Я прошу тебя, встань… — Васселей ласково погладил Марию по щеке, ему не хотелось обидеть ее. — Вот так, Мария. Ты не сердись на меня. Сейчас ты пойдешь домой.
Не глядя Васселею в глаза, женщина надела туфли.
— Может, ты разрешишь вымыть посуду? — подавленно спросила она.
— Я сам помою. Иди, пожалуйста. Да, скажи этим, что… Ну, как мы с тобой договорились… Могут положиться на меня. Ну а если не поверят, черт с ними. Мне все равно. А теперь — иди.
Мария остановилась в дверях и посмотрела на Васселея. При тусклом электрическом свете было видно, что на глазах у нее слезы. Васселей подошел к ней, пожал руку. Она прижалась лицом к груди Васселея и зашептала сбивчиво сквозь слезы:
— Не думай, что я такая, что все… Верь мне… Я не потому… Я просто хотела… Знаешь, как… Послушай, — она вдруг подняла голову и взглянула прямо в глаза Васселею. — Скажи, зачем ты пришел сюда? Зачем? Здесь бывают только грубые, жестокие, бессердечные мужчины. А я слабая женщина, я больше не могу…
— Мария, ты слишком много выпила.
— А я выпью еще. Пусть…
Она взяла дрожащей рукой бутылку, налила чашку до краев, выпила и пошла к двери.
— Спокойной ночи.
Из прихожей донеслись торопливые удаляющиеся шаги.
Васселей лег. Ему хотелось вновь увидеть Анни. Но Анни больше в дверях не появлялась.
Васселею не пришлось долго быть в Каяни: человек он был военный, господа остались им довольны, и вскоре он собрался в путь. Маршрут Васселея лежал через оккупированные белофиннами Реболы, где он должен был получить более точные сведения о положении в Тунгуде и дальнейшие инструкции. Впрочем, из Каяни можно было попасть в Ухту и более легким путем: граница была открыта и в Ухтинском правительстве были свои люди. На восточной границе Ребольского уезда стояли советские пограничники. Но поздно было что-либо менять. Оставалось лишь втайне надеяться, что из Тунгуды он как-нибудь доберется и до дому.