Мы купили книжный магазин

Хартлиб Петра

Оливер использует любую переработку и оставшийся отпуск, чтобы приезжать в Вену как можно чаще. Хотя я и радуюсь его визитам и ощущаю, что могу немного расслабиться, одновременно все не так просто: своими профессиональными советами он нарушает установившийся порядок. Так, должно быть, чувствуют себя женщины, чьи мужья работают вдали от дома, на нефтяной вышке или в море, — после долгого периода независимости им вдруг снова указывают, почему и как нужно что-либо делать. Кроме того, до этих пор наша совместная работа ограничивалась уборкой квартиры, воспитанием детей, приготовлением еды и ремонтом — всем тем, в чем мы не видели друг в друге соперников. Однако теперь я с двумя сотрудницами, одна из которых без какого-либо опыта, но очень креативна,

а другая, наоборот, опытная, но своеобразная, выстроила процесс работы, который все еще напоминает «игру в магазин», но, по крайней мере, приносит хоть какой-то результат. И вдруг объявляется книготорговец с многолетним опытом и очаровательно, но твердо объясняет нам, как нужно правильно делать. Тот факт, что он немец, не облегчает ситуации.

Первый рождественский сезон продаж начинается вяло, тогда Еве приходит в голову заказать несколько адвент-календарей в середине ноября — и ежедневные продажи начинают расти, прием товара затягивается далеко за полночь. Мы украшаем витрины ватой и блестками, и одна из сотрудниц одалживает нам свой рождественский вертеп в вальдорфском стиле в обмен на гарантию, что мы вернем его в канун Рождества. Я так много часов провожу в магазине, что теряю всякое представление о внешнем мире. Иногда по утрам, когда покупателей не так много, я тайком отправляюсь в большой магазин косметики через дорогу от нас, не спеша прогуливаюсь между рядами с товарами, покупаю какую-нибудь мелочь и чувствую себя словно на спа-курорте. Гель для душа, зубная паста, новая тушь для ресниц — шопинг делает нас счастливыми. И вот однажды воскресным вечером другу-радиологу удается уговорить меня не возвращаться так поздно на работу. Мы сидим на диване, открываем бутылку красного вина и смотрим «Место преступления». Я чуть не плачу от счастья.

За две недели до Рождества Оливер берет весь свой оставшийся отпуск и приезжает в Вену. Самое время: я на грани срыва. Между тем мы осознаем, что почти не справляемся с потоком заказов. Каждый день кто-нибудь из нас проводит целый час на телефоне, оформляя их. Я вспоминаю, что много лет назад познакомилась с человеком, который продавал электронные системы для книжных магазинов. Тут же набираю его, и его уровня преданности своему делу оказывается достаточно, чтобы продать нам эту штуку, установить и объяснить, как ею пользоваться, — всего за одну ночь. Мы вдруг ощущаем себя настоящими профессионалами.

Продажи неуклонно растут, люди покупают и заказывают, а мы консультируем, рекомендуем, находим, кладем деньги в кассу, упаковываем подарки, принимаем товар, выписываем счета и делаем это все с хорошим настроением и удовольствием. По крайней мере, до шести вечера. Потом мы плетемся в наше общежитие в надежде, что кто-нибудь приготовил ужин, и молимся, чтобы ребенок не поспал в детском саду, а значит, на ночь ляжет пораньше. С помощью красного вина мы погружаемся в глубокий сон. Мне снится, что я ищу книги, пытаюсь вспомнить имена покупателей и постоянно ошибаюсь со сдачей.

Мой день рождения как раз перед Рождеством, и, конечно, никто о нем не вспоминает, и уж тем более я. В небольшое обеденное затишье Оливер спрашивает меня:

— Как бы тебе хотелось отпраздновать свой день рождения?

— В тишине.

Я очень общительный человек, истинная душа компании, но в этот вечер от одной лишь мысли о том, что придется с кем-то разговаривать, у меня на лбу проступает пот. К счастью, в нашем магазине есть DVD-диски, а в окрестностях — неплохой китайский ресторан. «Приди, сладкая смерть»^[3], теплое шерстяное одеяло, подушки и много коробочек азиатской еды — это одно из лучших празднований дня рождения в жизни.

За два дня до кануна Рождества я отправляюсь в аэропорт

встречать сына. Те несколько слов, которые он бросает в мою сторону с соседнего сиденья, звучат еще более по-северогермански, чем я помню. А он вырос на полголовы, волосы скатались в дикие дреды, рядом со мной в машине сидит незнакомый юноша. Я осторожно перевожу разговор на предстоящий учебный год — мы договаривались, когда оставляли его одного в октябре в Гамбурге, что он доучится год и переедет в Вену, чтобы окончить последние два года в гимназии на Шопенгауэрштрассе. «Ага…» Он никогда не отличался разговорчивостью.

Я отвожу его вместе с багажом к бабушке, которая ему почти как родная^[4], потому что в маленьком домике радиологов ему негде спать. Бабушка — мать одного моего бывшего парня. Когда мой сын был маленьким, она практически усыновила его, и с тех пор он оставался ее единственным внуком: она забирала его из детского сада, проверяла домашнее задание, выделила ему собственную детскую комнату с игрушками и подписала накопительный договор со строительно-сберегательным банком. Она не смогла мне простить, что я забрала его в Гамбург, и теперь радовалась возможности баловать «внука» на протяжении целой недели.

В канун Рождества мы закрываем магазин в два дня, разбираем одолженный рождественский вертеп, возвращаем его и усталые, но счастливые едем в маленький домик в Шафберге. Заканчиваем украшать елку, и друг-радиолог отправляется в кинотеатр со всеми детьми на «Петтсона и Финдуса», а значит, мы можем позволить себе вздремнуть. Вечером приезжает старший сын, и мы все вместе сидим под елкой — большая счастливая семья. В качестве подарков — книги, аудиокниги и парочка игр — исключительно то, что можно достать через системы заказов книжных магазинов. У кого сейчас есть время ходить за покупками? Мы с Оливером ничего не дарим друг другу, два выходных дня — чего еще мы могли бы пожелать.

Я публичный человек. У меня нет часов приема, ко мне не нужно записываться, с девяти утра до шести вечера я в магазине и доступна для всех, и даже в обеденный перерыв мои коллеги часто звонят мне, потому что кто-то меня ищет. В моем маленьком магазинчике всегда появляются люди из моего прошлого: сияют от радости и немного недоумевают, если я их не сразу узнаю. Одноклассники, университетские друзья с разных факультетов, бывшие возлюбленные, друзья по детским кружкам теперь уже великовозрастного сына.

— Здравствуйте, мы знакомы!

— Да?

— Правда, не уверена откуда. Университет?

— А, точно! Забастовка в универе в 1987 году.

Я замираю на мгновение: это было недолгое время распущенности, бурных ночей, постоянно меняющихся любовников, период, очевидно необходимый для того, чтобы вырвать меня из консервативного родительского гнезда. Как раз тогда у меня родился сын. Я смутно помню человека, стоящего напротив меня: он учился на юридическом и был одним из немногих с этого факультета, кто придерживался правильной политической стороны — моей. Думаю, мы общались всего несколько раз, заседали вместе в комитетах. А теперь он покупает подарки на Рождество, радуется книжному магазину в своем районе и приглашает нас на новогоднюю вечеринку. На вечеринку! И на следующий день не нужно открывать магазин! Алкоголь! Не работать! В мои прекрасные мысли врывается Оливер: «Конец года, и нам нужно провести инвентаризацию. Но если мы закончим пораньше, то сможем прийти». Инвентаризация. То есть нам придется достать с полки каждую книгу, которую мы туда поставили всего два месяца назад, внести ее в список и вернуть на место? Хорошо, кое-что продали, кое-что добавили. Но я совершенно не понимаю, для чего это нужно делать. Но я и не дипломированный книготорговец.