Мы на «чертовом» катались колесе
Шрифт:
Потом они какое-то время лежали, совершенно опустошенные. Наконец он приподнялся на локте, наклонился над ней и легонько подул на ее закрытые глаза.
— Марина… — позвал он.
Погладил пальцами ее груди, потом коснулся губами сосков. Она распахнула ресницы и едва разглядела его в полумраке.
— Боже, я веду себя как последняя дешевка… — пробормотала она.
С усилием оторвав отяжелевшую голову от мешка, она огляделась. Где-то здесь должно лежать ее мокрое платье…
— Но ведь ты на самом деле так не думаешь? — возразил
Она промолчала.
— Забудь о своих тревогах, — продолжал он. — Это вполне нормально — получать удовольствие от секса. Было хорошо, правда?
— Потрясающе.
Марина встала, пошатываясь. В эту минуту в окно снова плеснула молния, и она увидела его обнаженным. Облитый голубым светом, оттенившим все мельчайшие мышцы на его соразмерно сложенном атлетическом теле, он показался ей прекрасной скульптурой, ожившей волею волшебства. Она замерла в немом восхищении, продолжая смотреть на него в наступившей темноте. Не замечая ее пристального взгляда, он тоже поднялся.
— Однако надо поискать какую-нибудь сухую одежду, — сказал он. — Надеюсь, здешние рабочие не будут на нас в претензии, если мы позаимствуем что-нибудь из их экипировки. Завтра мы все им в целости вернем… Я, кажется, уже присмотрел себе кое-что!
Он снял с вешалки малярские джинсы, не слишком заляпанные краской, и дерюжную рубаху. Сложнее оказалось подобрать сухую одежду для Марины. Штаны, почти чистые, на которых она в конце концов остановила свой выбор, все-таки сидели на ней нескладно. Рубашка тоже оставляла желать лучшего. Но делать было нечего, пришлось одеться в то, что есть.
Когда они вернулись в большую комнату, здесь уже никого не было. Дождь почти перестал. Ронни и Марина из раскрытой двери смотрели на подсвеченные фарами лестницы, по которым медленно спускались пассажиры «чертова колеса». Ронни вытянул руку ладонью вверх.
— Кажется, больше не капает.
— Надо как-нибудь незаметно добраться до такси, — сказала она, прижимая к груди полиэтиленовый пакет со своим мокрым платьем и бельем. — Лично я не хочу, чтобы меня увидели в этом наряде… Придется топать через Нескучный. Там сейчас наверняка никого нет, а оттуда выйдем на Ленинский проспект.
— О’кей. А где этот Нескучный?
— Там, — она кивнула в сторону, противоположную главному входу в парк.
Ронни двинулся за ней. Дождя не было, но небо по-прежнему закрывали тучи. Усилился ветер. Они вышли на безлюдную набережную у Зеленого театра, где мокрую листву деревьев подсвечивали чахлые желтые фонари, и здесь свернули налево, на темную асфальтовую дорогу, круто поднимавшуюся вверх между огромными шумевшими на ветру кленами.
Сэндз сообщил, что снимает в Москве квартиру, и предложил поехать к нему. Она отрицательно покачала головой. Марина уже сожалела о происшедшем. Она вела себя легкомысленно, поддалась порыву. Все произошло слишком быстро. Наверное, она действительно поступила как дешевка, и именно такой женщиной сейчас
— Об этом не может быть и речи, — отвечала она на все его уговоры. — Я еду к себе.
Она даже оттолкнула его руку, когда он протянул ей листок со своим московским адресом.
— Зачем нам встречаться? Какой смысл? Ерунда все это…
Нескучный сад был темен и безлюден. Где-то далеко за деревьями мерцали огни. Марина зябко ежилась. Лицо ее лихорадочно пылало, а холодный ветер, казалось, пронизывал насквозь.
Слабость во всем теле навалилась на нее так неожиданно, что она остановилась.
— Я устала. Мне надо куда-нибудь присесть, — пробормотала она.
У нее зуб на зуб не попадал от озноба. Ронни огляделся.
— Вон скамейка!
За деревьями, в конце открытой лужайки, светлело старинное двухэтажное здание с колоннами, балконом и каменными виньетками над высокими окнами. Окна были темны, а перед входом одиноко светил фонарь. Там, у кромки деревьев, виднелась скамейка.
Ронни взял Марину под руку и повел к лужайке. Они сели, и здесь, в свете фонаря, он всмотрелся в ее лицо.
— Ты очень бледна. — Он коснулся рукой ее лба. — У тебя температура!
Лоб был горячим и мокрым от пота.
— Возможно, — прошептала она пересохшими губами. — Скорей бы добраться до дома и лечь в кровать…
— Я совсем не знаю этих мест… Где здесь проспект?
— Вон там. — Она слабо махнула рукой в сторону аллеи, в глубине которой светились фонари. — Все время прямо… Отсюда недалеко…
— Сейчас тебе надо отдохнуть, а потом мы дойдем до проспекта. Я отвезу тебя домой.
Он обнял ее за плечи, защищая от ветра, и прижал к себе. Их лица сблизились, его губы коснулись ее щеки.
— Пойдем! — Она резко встала.
И тут все поплыло перед ее глазами, она слабо ахнула и, если бы Ронни не подхватил ее, растянулась бы на земле. В следующую секунду все окончательно померкло, и она провалилась в черноту обморока…
В бреду она снова переживала грозу, спуск по пожарной лестнице, объятия Ронни в маленькой бытовке, набитой мешками. А когда наконец открыла глаза, то обнаружила, что лежит на кровати в незнакомом помещении, а над ней склонилась русоволосая женщина средних лет в белом халате.
— Ну вот и отлично. — Женщина улыбнулась. — Теперь мы пойдем на поправку. Вы сильно простудились и подхватили пневмонию, но это скоро пройдет.
За ее спиной приоткрылась дверь, и в палату заглянул Ронни. Марина вздрогнула, увидев его, он хотел было войти, но врач жестом велела ему остаться в коридоре. Марина чувствовала себя еще очень слабой и вскоре снова заснула.
Ронни допустили к ней только на следующий день.
— Как здоровье? — с улыбкой спросил он, кладя на тумбочку рядом с ее кроватью букет ярко-алых роз.