Мы над собой не властны
Шрифт:
— А мне нравится, как вы здесь переделали, — сказала Эйлин и тотчас почувствовала себя глупо.
Почти восемь лет прошло! Ничего они не «переделали», просто обжили дом на свой лад. А если что и переделывали, то это было так давно, нет смысла сейчас обсуждать.
Они стояли в кружок, ощущая легкую доброжелательную неловкость, — так всегда бывает, когда людей представляет друг другу мужчина. Мальчик тайком покосился на экран, и Эйлин мгновенно растрогалась: точно так же сделал бы ее сын в подобной ситуации.
Подыскивая тему для разговора,
— Что это? — спросила она, взяв фигурку в руки.
Та оказалась неожиданно тяжелой — не то что хлипкие награды за выступления в школьной самодеятельности или ученическом матче.
— Это он выиграл в дискуссионном клубе, — ответил отец.
Эйлин вспомнила, что имя у него тоже Томас, как и фамилия.
— На турнире штата! Он у нас молодец.
— Не думайте, я не победитель турнира, — сказал мальчик. — Я только второй приз получил.
— В этом году будешь победителем, — сказал отец.
Видя, что мальчику неловко от общего внимания, Эйлин поставила приз на место. Потом вспомнила, что они католики.
— Ты учился в школе Святой Иоанны?
— Ага, — ответил мальчик. — С третьего класса.
— И мой сын тоже.
Наверняка он и в старшую школу ходит ту же самую, что Коннелл. Эта школа славится своим дискуссионным клубом. Эйлин не стала спрашивать, чтобы не ставить мальчика в неловкое положение, если он все-таки не поступил.
— Я помню, у тебя сестра есть. Она сейчас здесь?
— В Йеле, — с гордостью ответил отец. — Мы ее редко видим. Только по большим праздникам... Да еще пару раз в месяц, когда ей постирать понадобится.
Он хмыкнул: вот, мол, нелепость какая — тащиться в такую даль ради стирки! Но чувствовалась и затаенная радость — умница, студентка, перед которой большое будущее, а все-таки по-прежнему его дочь.
Эйлин приуныла: давненько ее сын не стирал свою одежду в домашней стиральной машине. Эйлин ее и включала теперь не чаще раза в неделю.
Тут очень вовремя из кухни вышла миссис Томас и вскрикнула от удивления при виде незнакомого лица. Должно быть, так увлеклась готовкой, что не слышала звонка. Как это понятно и близко — нужно накормить семью, а «спасибо» от домашних не дождешься; их благодарность выражается в том, что всю еду мгновенно сметают с тарелок. Эйлин всегда умилялась, глядя, как едят Эд и Коннелл.
— Здравствуйте, — сказала женщина и вопросительно посмотрела на мужа.
— Анабель, это миссис Лири.
— Миссис Лири?
Ну конечно, муж ее узнал — у него ясная голова, потому что все домашние хлопоты взвалила на себя жена, а у нее к вечеру вместо мозгов каша. Эйлин расправила плечи из солидарности.
— Миссис Лири, мы у нее купили этот дом.
Жена ахнула, прикрыв рот ладонью.
— Ох! Добро пожаловать! Какими судьбами?
— Проезжала здесь поблизости.
— Ох, простите, я в таком затрапезе... — Она указала на свой передник со свежим пятном посередине. — Виджай, прими у миссис Лири пальто,
Так вот как зовут мальчика! Пока жена не пришла, эта существенная деталь так и оставалась невыясненной. Этот Томас Томас вылитый Эд — совершенно не умеет себя вести и все равно почему-то обаятельный.
Мальчик помог Эйлин освободиться от пальто — сперва одно плечо, потом другое.
— Давайте я вам дом покажу! — предложила миссис Томас. — Вам, наверное, любопытно посмотреть?
Эйлин и правда было любопытно. Как тонко все чувствует эта миссис Томас... Анабель. Восхищаясь, Эйлин спохватилась, что до сих пор не ответила:
— Да, с удовольствием посмотрю. Меня зовут Эйлин.
Рукопожатие вышло твердым, уважительным — как между коллегами. Первым делом Анабель повела ее на кухню. Там пахло кардамоном и карри. Новые владельцы переоборудовали кухню, так что пространство теперь использовалось более экономично. Установили гранитные столешницы — совсем как в ее новом доме. За стойкой типа барной, с высокими табуретами, вполне можно было есть, но Эйлин ясно чувствовала, что едят они все вместе в столовой. Все устроено со вкусом, Эйлин и сама бы не прочь так сделать у себя дома — только здесь не ее дом.
Анабель меж тем вела ее дальше. Ванную тоже заново отделали: новый кафель, ванна на львиных лапах, красивая раковина на фаянсовой ноге. Вместо чуланчика при спальне сделали второй санузел. Эйлин всегда мечтала о таком, чтобы не бегать в подвал, когда в своем занято. И плинтусы тоже заменили. Повсюду типично индийские элементы декора — шелковые занавески, резные деревянные статуэтки, эмалевая ваза, — но и распятия на стенах, и портрет папы в спальне. Эйлин не сразу сообразила, что это же их с Эдом бывшая спальня. Сейчас здесь все переменилось. Кровать словно излучала энергию, накопленную за много лет, что в ней спали любящие друг друга люди.
— А как ваши муж и сын?
У нее не хватило сил на недомолвки.
— Мой муж умер в прошлом году, в марте.
— Ох! Миссис Лири, я вам так сочувствую!
— Спасибо. И пожалуйста, зовите меня Эйлин.
— Вам, наверное, странно здесь?
— На самом деле приятно.
— Пожалуйста, пообедайте с нами! Мы как раз есть собирались.
Правила вежливости требовали ответить «Мне уже пора» или «Никак не могу остаться», чтобы не навязываться чужим людям, и тогда все смогут разойтись, не нарушая приличий. Но не хотелось ей такого говорить. Эйлин невероятно устала. Хотелось побыть здесь, с этими приветливыми людьми, которые сумели такую конфетку сделать из ее прежнего жилища. Все так непоправимо изменилось — и в то же время легко представить, будто она вовсе отсюда не уезжала. Не тянуло возвращаться в свой пустой дом, где за окнами воет ветер, ветки деревьев скребут по стенам и ночью сквозь сон постоянно чудится, что кто-то лезет в окно. А в этом полном жизни доме невозможно бояться. Правда, в чужом доме никогда не боишься, только в своем собственном. Гость — это нечто священное.