Мы не мафия, мы хуже
Шрифт:
– Майор увидел в открытое окно машины стоявший у поля одинокий дом. – Кто здесь живет? – спросил он. – Проверяли?
– Не раз, – кивнул капитан-омоновец. – В доме дед один. Робинзон. Может, слышали?
– А как же! – засмеялся майор. – Легендарная личность. Но он помогать им вряд ли станет. Потому что не верит никому. Хотя… – Он, повернувшись назад, посмотрел на удаляющийся дом. – Свояк свояка видит издалека.
– Да его проверяли несколько раз, – сказал капитан. – Тщательно обыскивали. С собакой. Один он. У него ружье было, под полом прятал. Участковый забрать хотел, так он на
– Так он и не отдал золото, – усмехнулся майор. – Если не ошибаюсь, банда, в которой он был, где-то килограммов двадцать пять взяла. Их там и положили. Робинзон раненого главаря утащил. Отстрелялся и ушел. Потом главаря нашли в лесу. От ран умер. Робинзон похоронил его и кокарду бандеровскую, трезубец, прилепил на крест. А сам испарился. Как он до Владимирской области добрался, до сих пор никто понять не может, а он не говорит. Так, полегонечку… – Майор засмеялся, но тут же перестал смеяться и вздохнул. – Где же Атаман? Вот сволочь неуловимая.
– Тут его какие-то парни разыскивали, – проговорил сидевший рядом с водителем военный в бронежилете. – Сейчас исчезли. Хотели их взять, не успели.
– Меня это не касается, – сказал майор. – Мне главное – Атамана взять. Или хотя бы быть уверенным, что он из моего сектора не уйдет.
– Команда была, – недовольно сказал капитан, – брать только живым.
– Из Москвы приказ пришел. – Майор поморщился. – Он, оказывается, знает много. Поэтому и живой нужен. Главное, чтобы засветился, а взять мы его возьмем. Конечно, не совсем здорового. – Он улыбнулся. – На него уж больно ребята сердиты. Но живой точно будет. Подлечат, и на пожизненное пойдет. Мы сейчас правовым государством стали. – Он усмехнулся. – Одно утешает – пока не слышно, чтобы кто-то из приговоренных к пожизненному бежал. Лично я бы их всех в котел, бензином и спичку туда, – зло закончил он.
– Завтра на работу выйдет Яковлева, – вздохнул Пряхин. – Но возникает вопрос, где она будет работать? Если ее устроить в вольном цехе, то рано или поздно она все равно увидит каторжников. Представляете, что будет? Нас сразу же посадят в тюрьму. И вот тогда свалить все на Ниндзю мы не сможем. Как быть? – взглянул он на сидевшего в центре Семенова. – Вы требовали, чтобы она работала на нас, – пожалуйста. Но как вы себе это представляете?
– Очень просто, – ответил Семенов. – Она будет работать в кабинетах.
– Извините, – вмешался Возин. – Но ведь там, кроме огранки, делается и…
– И что? – перебил его Семенов. – Рано или поздно она все равно узнает.
Так пусть это будет сразу. И популярно ей объясните, что в этом противозаконного очень мало. Но если она вдруг захочет проявить свой гражданский долг, то пусть подумает о дочери и муже-инвалиде. Надеюсь, она поймет все правильно.
– А если нет? – подстраховался Лобов.
– Сделайте так, – недовольно взглянул на него Семенов, – чтобы поняла сразу. Пошлите к ее свекрови наших парней. В гости. Пусть они там поживут несколько дней, пока Зоя Андреевна не освоится на рабочем месте. Но она об этом должна знать. А через неделю, когда получит зарплату, поверьте, господа, – он улыбнулся, – , она забудет о своей принципиальной честности
– Замолчал, доставая сигареты, внимательно оглядел всех сидевших за столом. В глазах увидел нетерпеливое ожидание. – В столице все хорошо. Деньги нужны для закупки какого-то оборудования. В Ярославской области будут открывать цех иконописи. Заключили что-то вроде договора с женским монастырем, забыл, где он находится, и монахини будут заниматься иконописью. Там есть несколько талантов по этой части. И самое приятное то, что мы будем иметь с этого процент, – улыбнулся он.
Все облегченно вздохнули.
– А инспектировать монашек не нужно? – поинтересовался Пряхин.
Посмотрев на него, все рассмеялись.
– Так что для паники или беспокойства, – продолжил Семенов, – нет никаких оснований. Что у нас на железобетонных изделиях?
– После улучшения их жизни, – усмехнулся Лобов, – производительность повысилась. Правда, все постоянно спрашивают о паспортах и, разумеется, о проживании вне пределов…
– Обещайте, – кивнул Семенов. – После турнира мы всех заменим. Сделаем паузу и решим. Может быть, действительно наймем вольных рабочих.
– Но тогда придется поднимать цену на изделия, – сказал Лобов. – И мы потеряем многих клиентов. Например, белорусов. Им будет невыгодно брать товар у нас по той же цене, за которую…
– Мы это обсудим после турнира, – перебил его Семенов.
– Но зачем откладывать? – возразил Пряхин. – Это важно. У нас в случае прекращения производства железобетонных изделий останутся без дела охранники. Часть из них, я допускаю это, перейдет в боевики к Ниндзе или Стилисту, который сейчас полностью наш человек. А остальные? Они разойдутся искать новую службу. И где гарантия, что кто-то из них не проболтается о своей прежней работе? Сейчас они все молчат, так как прекрасно понимают, что будет с ними, если все откроется. Но…
– Трезвое замечание, – согласился Семенов. – В общем, мы решим этот вопрос через два дня. Видите ли, господа, Москва желает расширить наше производство. И каторжане не смогут выполнить предлагаемый центром объем работы.
– Тогда сделать небольшой завод ЖБИ, – предложил Лобов. – А каторга пусть остается как филиал. В конце концов, именно от каторги мы получаем весьма ощутимый доход. Кстати, не облагаемый налогом. Тогда как в другом случае этот самый налог будет съедать значительную сумму. Если же центр возьмет всю работу под свой контроль, то мы потеряем в деньгах. И весьма ощутимо.
– Я согласен с Василием, – поддержал Лобова Возин. Пряхин молча кивнул.
– Будем решать вопрос с представителем центра, – решил Семенов. – Разумеется, о наших ощутимых потерях в денежном эквиваленте информировать представителя не станем. Мы вместе с ним произведем подсчеты, и, надеюсь, он поймет, что этого делать нельзя. Уж если нарушать закон из-за денег, то нужно иметь, а не терять постоянно растущую прибыль.
Все согласно закивали.
– А что, если обсудить это сейчас, – предложил Лобов, – с Кардиналом? Он человек весьма влиятельный, и его слово…