Мы никогда друг друга не любили
Шрифт:
Надя одета в легкую блузку и белую юбку-карандаш. Она опирается о перила теплохода и улыбается яркому солнцу. Я задумчиво наблюдаю за ней из тени, из-под навеса.
— Тебя сейчас хватит тепловой удар, — говорю я.
— Я соскучилась по солнцу, водным прогулкам. По тебе.
— Ты жила на севере?
— В Миннесоте. Богом забытый городок с одним-единственным супермаркетом. Чтобы купить приличную одежду или новый телефон приходилось два часа тащиться на автобусе. Впрочем, потом и в наши края добралась доставка.
— Где ты остановилась?
Надя возвращается
— В хостеле, в паре станций от центра. Очень приличное чистенькое место.
— Сегодня переедешь. Я сниму тебе нормальный номер.
— Витя-Витя… — Надя со вздохом качает головой. — Мне не нужны твои деньги. Хотя я буду совсем не против, если пригласишь меня на кофе к себе.
На кофе… всю первую половину утра мысли занимал выброшенный Авророй кофер. Что это на нее нашло? Мне показалось, она даже обрадовалась подарку, насколько вообще в ее ситуации можно радоваться знакам внимания от меня. Признаться, я вообще думал, что после «почти секса» Аврора чуть расслабится и… и что?
Будет проще ее соблазнить? Получится врать о возвращении матери, которая утверждает, что ей не мать?
— Я сейчас в поиске жилья, поэтому живу у приятеля.
Прекрасно. Вру, как подросток, который запутался и не может выбрать между двумя девочками из разных классов.
— Ты стал таким… таким взрослым, — говорит Надя. — Нет, я и сама уже давно не девочка, я готовила себя к тому, что ты уже давно женат и счастлив в браке, воспитываешь кучу детей, что ты можешь даже не узнать меня. Но…
— Но?
— Не была готова к тому, что влюблюсь в тебя еще раз. Уже в нового.
— Это эйфория от встречи.
— Значит, ты ничего ко мне не чувствуешь?
Она тоже изменилась. Когда мы были вместе, Надя почти не умела переть напролом.
— Ты исчезла внезапно. Просто переехала, и все. Я долго пытался тебя найти, и очень долго скучал. И любил. А потом смирился, в конце концов, люди расстаются, переезжают. Наша беда была в том, что в моей башке было дерьмо бандитской романтики, а ты была всего лишь ребенком, для которого смена места жительства — как переход в другой мир. А потом я узнал, что ты умерла. Непросто вдруг осознать то, что ты жива.
— Понимаю. Вить… я не стану мешать, если мое возвращение, мое присутствие, рушит твою жизнь. Правда. Не буду влезать в твои отношения и не буду той ненормальной бывшей, которая спустя столько лет еще на что-то надеется.
Надя задумчиво протягивает руку, накрывая ладонью мою.
— Прости, что разбередила старые раны. Мне было нужно увидеть тебя. Я все двадцать лет жила только воспоминаниями о том, как жила, а не существовала.
— Чем ты занимаешься? Как зарабатываешь?
Надя мешкает с ответом, нехотя убирая руку и возвращаясь к десерту. Впрочем, он ее мало интересует, она лишь расковыряла нежнейшее безе и разбросала по тарелке свежие ягоды.
— Я…
— Что? Это простой вопрос. Ты же как-то жила эти двадцать лет, у тебя есть профессия?
— Я работала в больнице.
— Санитарка.
— Точно! Извини, я старалась поддерживать русский, но могла только общаться в сети и смотреть сериалы. Я работала в местной больнице. Платили немного, чуть больше, чем в макдональдсе, но…
Надя краснеет.
— Рогачев поддерживал меня, компенсируя ссылку. Ты, должно быть, сейчас окончательно во мне разочарован.
— Почему? — Я пожимаю плечами. — Работать не стыдно.
— Я просто понимаю, как это выглядит. Получала деньги от мужа и сидела тихо, как мышь. А как только переводы прекратились — прибежала к бывшему любовнику.
— Я так не думал.
— А я бы подумала. Я боялась его, знала, что Рогачев не допустит моего возвращения. Но отчасти все правда: не получив очередной перевод, я позвонила юристу, и тот ответил, что Леня умер. Наследников нет, кроме партнера по бизнесу, Островского Виктора — и меня как током ударило. Я неслась в аэропорт уже через час после разговора. Летела, кажется, часов сорок с пересадками. Но я приехала не из-за денег, клянусь!
Надя всхлипывает и вытирает со щек слезы. Я жадно всматриваюсь в ее облик, ищу сходства и различия с Авророй. Их больше, чем я думал, будто память, сознание, желая снова увидеть Надю, дорисовывали ее черты до полного сходства. Но плачут они одинаково. Тихо, замыкаясь в себе.
— Мне плевать на деньги, — говорю я. — Вечером переедешь в нормальный отель и получишь кредитку.
— Витя…
— Ты гражданка США? У тебя виза или что? Тебе нужна помощь с документами?
— Нет, нет! У меня двойное гражданство, все в порядке.
— Хорошо. Дай мне паспорт, помощница забронирует тебе номер и купит российскую симку.
Надя судорожно — руки мелко дрожат — копается в сумке.
— Кажется, я оставила паспорт в хостеле… вот идиотка! А разве для бронирования нужен паспорт? Я думала, его спрашивают лишь при заселении…
— Не проблема. Я пришлю за тобой водителя в хостел.
— Спасибо.
— Надя…
У них с Авророй очень похожи глаза. И их магическое воздействие на меня.
— Да, Вить?
— Сделай косичку. Ту, которую обычно носила.
Она удивленно моргает, смысл просьбы не сразу доходит до Нади. Но потом губ, чуть тронутых блеском, касается улыбка. И каштановые кудри рассыпаются по плечам.
— Ты еще помнишь, как заплетал мои волосы после того, как мы занимались любовью? Чтобы мама ни о чем не догадалась?
— Помню.
Она достает из сумки гребень и протягивает мне.
— Сделай сам, как тебе нравится.
О том, что она попросит, я практически молился.
Совру, если скажу, что это не приносит мне удовольствия. И хоть оно какое-то неправильное, я не могу заставить себя отнестись спокойно. Я действительно заплетал Надю перед тем, как отпустить домой. Точно так же расчесывал длинные волосы, собирая непослушные кудри в тугую косу. Это был наш ритуал, наша нежность, служащая контрастом сексу.