Мы никогда не расставались
Шрифт:
— Что стоишь, помоги! — закричала Насте девушка-санинструктор, подхватив под руки раненого и силясь переложить его на носилки.
Настя опомнилась и бросилась ей на помощь. Она бегала, что-то делала, носила раненых, и уже не воспринимала того, что происходило вокруг.
Когда все кончилось, и «юнкерсы» улетели, Настя не нашла свой грузовик. Она бродила между машинами, которые заводили моторы, фыркали и постепенно снова выстраивались в колонну. Из-за пережитого потрясения ей даже не приходило в голову снова попроситься к кому-нибудь в кабину, она просто переходила от одной машины к другой, как сомнамбула.
—
— Нет, я одна, — безжизненным голосом отозвалась она. — Мне надо в Осиновец.
— Садитесь ко мне в машину, скорее, скорее, по дороге все расскажете.
— Мне нечего рассказывать. Я ищу Алешу, — сказала она.
— Вересова? Так ведь он где-то неподалеку от бухты Морье. Залезайте же в машину. Я помогу вам его найти.
Алексей, одетый в белый маскхалат, находился на одной из огневых точек своего участка сухопутной обороны. Ночь отступала, небо из черного становилось серым, открывалась туманная даль застывшего озера. В то время как он обходил своих матросов, засевших в ледовых окопах, кто-то из них воскликнул:
— Братцы, гляньте, женщина бежит, никак прямо сюда! Чудно как-то, одна, в такую рань.
Алексей обернулся и стал всматриваться в одинокую женскую фигуру, бегущую по льду в предутреннем полумраке. Вот она упала, встала, побежала снова. Что за черт!
— А ну-ка дай бинокль, — протянул он руку к старшине.
Алексей прильнул к окулярам и вдруг уронил бинокль в снег, выскочил из окопа и побежал навстречу женской фигурке.
Настя кинулась ему на грудь как в спасительную гавань, и только теперь слезы ужаса, отчаяния и пережитой бомбежки хлынули у нее из глаз.
— Настя! — вскричал Алексей, внезапно ослабев. — Что случилось? Говорите же, не мучьте меня, я ведь могу подумать что угодно! Что-то с Вазгеном?!
— Его арестовали, — проговорила она сквозь рыдания. — Алеша, я чуть не умерла. Ведь вы спасете его, правда?
— Арестовали?! Когда?
— Вечером. Не сказали за что и увели. Что делать, Алеша?
— Кто это был, Настя? Кто эти люди?
— Не знаю. Но одного знал Вазген. Как же он его называл? Господи, я ничего не помню, я все забыла, все! — Она плакала и никак не могла успокоиться.
— Смуров? Это был Смуров?
— Да, да, Смуров! Вазген так его называл. — Настя даже обрадовалась на секунду.
Алексей выпустил ее и смотрел в лед, сдвинув четко очерченные брови.
— Я убью его, — проговорил он сквозь зубы и, помолчав, повторил с тихим бешенством: — Убью!
Настенька, вы сейчас успокойтесь. Поедем обратно, я обязательно разберусь в этом деле. Положитесь на меня.
Он зашел на корабль, снял с себя маскхалат, вставил новую обойму в пистолет, вложил его в кобуру и вернулся к Насте.
В Новую Ладогу они доехали без происшествий. Алексей навел справки и выяснил, что Смуров обосновался в штабе флотилии. Как оказалось, обосновался он там со всеми предосторожностями. Чтобы попасть в его кабинет, надо было пройти через контрольно-пропускной пункт, в котором Вересову заступили дорогу и предложили назвать себя, а также дело, по которому он явился. Едва сдерживаясь, Алексей выполнил все требования, сказав, что
Вернулся адъютант и объявил, что посетителю приказано сдать оружие.
— Ах, вот как! Что ж я готов, — со злостью сказал Алексей, отстегивая кобуру. «Это тебя все равно не спасет, жалкий трус», — думал он.
Стремительно пройдя по коридору, он с силой толкнул дверь и встал перед Смуровым. Тот сидел за столом и писал что-то при свете штабной лампы. При появлении Вересова он лишь слегка приподнял голову и понимающе ухмыльнулся.
— Строчишь свои грязные доносы? — пришептывая от сдерживаемой ярости, процедил Алексей.
Он уперся руками в стол и угрожающе навис над Смуровым. Тот откинулся на спинку стула и посмотрел на Алексея с явным удовольствием:
— С чего ты так всполошился, Вересов? Врываешься ко мне в кабинет, трясешь стол, ведешь себя в высшей степени неучтиво. Позволь еще раз напомнить тебе о субординации.
— Я сейчас устрою тебе субординацию! — взорвался Алексей. — Думаешь, отнял у меня оружие и вообразил, что ты в безопасности? Да я придушу тебя голыми руками!
— Не успеешь, — издевательски парировал Смуров. — За дверью мои люди. Сделаешь лишнее движение, и тебя скрутят, как котенка. Для тебя же будет лучше, если мы поговорим спокойно. Доложите по уставу, старший лейтенант, что вас ко мне привело.
— Не прикидывайся ты, подлец! Ты отлично знаешь, зачем я здесь. Все не можешь успокоиться? Мстишь мне и моим друзьям за свои же собственные мерзости?!
— Я исполняю свой служебный долг, — холодно возразил Смуров. — Твой Ароян, ради которого ты примчался сюда, задержан — заметь, пока только задержан, а не арестован, — по подозрению в пособничестве капитану «Илги». На его корабле мы обнаружили немецкую листовку с инструкциями по сдаче врагу.
— Эти листовки немцы сбрасывали с самолетов. Поднимись на мой корабль, и ты найдешь там точно такую же. Ее читали все офицеры и матросы на Ладоге и смеялись над ней. У нас, как тебе известно, мало развлечений.
— Ароян общался с капитаном «Илги» во время августовской эвакуации трех стрелковых дивизий из района Сортавала, Кексгольм. — В то время как Вересов полыхал гневом и негодованием, Смуров оставался варварски спокоен и изучающе разглядывал Алексея. — Ты ставишь нам в вину одну из самых тяжелых операций флотилии? Да что ты знаешь?! Пока ты собирал компромат на всех и вся, гидрографы под ураганным огнем руководили строительством причалов в районе Сортавала, Кексгольм, чтобы суда могли принять на борт прижатые к берегу дивизии со всей их техникой и тылами. А потом в продолжение десяти суток выводили корабли и транспорты из шхер по оборудованным ими же фарватерам. И я там был! Все корабли флотилии участвовали в эвакуации. Мы несколько дней, раз за разом, под минометным и артиллерийским огнем пробивались к берегу и вывозили войска. Не тебе, канцелярской крысе, анализировать сейчас те события и выяснять, кто с кем разговаривал! Я тоже общался с командой «Илги», что это доказывает?