Мы носим лица людей
Шрифт:
– Знаешь, в чем твоя проблема? Ты очень много говоришь. И все не по делу! – взвиваюсь я и шлепаю его по лбу увядшей герберой. – Я спрашиваю, зачем ты занимаешься тем, чем занимаешься? Ты так любишь деньги, что готов позориться и страдать?! Сколько тебе нужно?
– Много. И да – ради этого я готов на все.
Незаметно мы подходим к темному подъезду еще одного древнего, как дерьмо мамонта, дома. Макс открывает деревянную дверь и благородно пропускает меня вперед, но я не двигаюсь с места.
В этом доме живет
Макс меряет меня озадаченным взглядом, молча берет за руку и втаскивает за собой в подъездную прохладу и сырость. Этот обычный дружеский жест приводит в замешательство – разряд тепла поднимается по предплечью прямо к сердцу.
Вслед за братцем я смиренно преодолеваю пять ступенек к неизвестности, готовая идти и дальше, но в сумерках слишком быстро натыкаюсь на его спину.
Над дверью первой квартиры Макс заносит кулак и громко грохает им по железной обшивке.
Дверь бесшумно открывается прямо перед нашими носами, внутрь тускло освещенной прихожей нас пропускает сногсшибательный, похожий на кей-поп-айдола парень. Он нереально красив, мое воображение тут же во всех красках выдает сцену драки между Олей и Мартой: обе до одури мечтают замутить с азиатом. Даже его убогая одежда – рубашка, джинсы, вьетнамские кеды и шапочка – смотрится на нем как элементы тщательно продуманного стиля.
Он долго и странно на меня пялится, но портит все впечатление о себе, выдав:
– Кома, чувак, почему ты надел юбку?..
Эта квартира почти не отличается от квартиры нашей бабки: тесная и угрюмая, только здесь катастрофически пыльно и неприбрано, а в воздухе смешались запахи сигарет, пива, мужского геля для душа или парфюма… Мутит, слабеют и подкашиваются ноги, но Макс, еще крепче сжимая мою руку, увлекает меня в гостиную.
В самом ее центре, напротив огромного плоского экрана, забравшись с ногами на старый диван, сидит человек с гладко выбритым черепом и ожесточенно рубится в игровую приставку.
Заслышав наше приближение, человек поворачивает голову и приклеивается ко мне взглядом мутных оловянных глаз. Я съеживаюсь и пячусь назад, стараясь спрятаться за спиной Макса. Но чудовище с рытвинами оспин на лице, похожее на маньяка с бензопилой из просмотренного нами накануне фильма, вдруг улыбается и становится самым обаятельным и милым парнем на свете.
– Вау, а ведь не соврал! Точная копия! – на удивление мягким и приятным голосом говорит он и, хрустя коленями, слезает с дивана и подает руку Максу.
Макс отпускает мою ладонь. Становится чертовски неуютно.
– Это Даня, – представляет меня присутствующим братец. – Милейшая девушка. Но при ней всегда шокер.
Я настороженно киваю, а смазливый азиат и больной жуткий маньяк переминаются с ноги на ногу и глупо ухмыляются.
– Даня, это Ли, но на самом деле его зовут Коля. Ты спросишь меня: почему? – Макс пускается в словоблудие. – Потому что он у нас тувинец. А это Рома. Ротен. Почему? Можешь и не спрашивать, все написано на его лице…
– А это Кома. Не хочешь спросить, почему он всегда получает по щам? – перебивает Ротен и жестом приглашает нас к дивану.
Я стараюсь забиться в угол, жмусь к самому подлокотнику. Умом понимаю, что атмосфера здесь мирная и дружеская, но от напряжения к горлу подкатывает тошнота. Моя паника готова сорваться с цепи, я мечтаю убежать отсюда, уехать в свой элитный поселок и снова закрыться в ванной в огромном пустом доме. Так спокойно и привычно…
Макс плюхается рядом, задерживает взгляд на моем лице и быстро шепчет:
– Когда-нибудь ты мне расскажешь, что с тобой творится, – и снова находит мою ладонь.
А потом поворачивается к своим друзьям, глубоко вдыхает, и пространство вдруг сотрясает такой чудовищный мат в его исполнении, что у фиалок на окнах сворачиваются листья. Из сказанного вытекает, что Макс утром очень сильно рассчитывал на дружескую поддержку, которую не получил, чем весьма опечален.
Выясняется, однако, что в пять утра, когда Ротен шел за хлебушком, его приняли менты (что неудивительно), а Ли еще с вечера задержался у милой девушки (что, впрочем, тоже неудивительно), так что они ни в чем не виноваты.
– Ладно, нужны вы мне были не только поэтому. Славкина мать звонила, – тихо добавляет Макс, и остальные карманные обезьянки напрягаются.
– Славка идет на поправку! – орет мой братец во все горло. – У нас получилось!!!
Глава 18
…Жили-были четверо мальчишек. На отшибе грязного промышленного района, окруженного полями санитарно-защитных зон и заброшенными предприятиями, стояли их дома. Десять лет назад, первого сентября, они пошли в первый класс не самой благополучной общеобразовательной школы.
Там они стали друзьями по несчастью, а потом – лучшими друзьями.
Один из них в раннем детстве пострадал при пожаре – его лицо было сильно обожжено и покрылось ужасными рубцами. Этому мальчику одноклассники прилепили прозвище «Гнилой». На второго – худого и мелкого, с азиатской внешностью – навесили кличку «Чурбан». Третий был тихим одухотворенным ботаником, и никакое погоняло к нему не клеилось – он так и остался Славиком. А четвертым был Комар – ваш покорный слуга. Нервный и бешеный сирота, сын наркоманки…