«Мы от рода русского…»
Шрифт:
Позади оказались волнения первых недель, позади — переговоры с императором, в ходе которых Ольга потерпела неудачу в стремлении женить своего сына на византийской принцессе, но настояла на почетном крещении, на получении титула дочери императора. С уверенностью можно утверждать, что обсуждались и подтверждение договора 944 года, и дальнейшая реализация военного союза двух государств. И все-таки думается, что стороны остались недовольны друг другом, Ольга и Святослав были оскорблены высокомерным отказом Константина VII в династическом браке, не мигли забыть руссы и унизительно долгого ожидания «в Суду» по приезде в Константинополь. Поэтому не сразу Ольга согласилась предоставить своих воез в помощь Византии. Для продолжения переговоров на эту тему она пригласила императорское посольство к себе в
За этот месяц Ольга побывала дважды и у патриарха, и тот вел с ней беседы на религиозные темы \<и заповеда ей о церковномъ уставе, о молитве и о посте, о милостыне и о въздержаньи тела чиста».
Наступил октябрь, приближался конец навигации, и русская флотилия стала готовиться в обратный путь.
18 октября состоялся прощальный прием Ольги. Именно там император нарек се своей дочерью, преподнес ей прощальные дары — золото, серебро, драгоценные сосуды, дорогие ткани. В ответ он получил обещание русской княгини прислать ему дары из Киева и оказать военную помощь.
Затем был прощальный прием у патриарха, и снова состоялась беседа, и снова он излагал новообращенной христианке основы православного вероучения. Она же жаловалась ему, молила: «Людье мои пагани и сын мой, дабы мя богъ съблюлъ от всякого зла».
Ольга была весьма озабочена тем, как встретят ее обращение в христианство на родине. Еще не забылись периые попытки христианизировать Русь в IX веке, когда новообращенные князья исчезали навеки со страниц истории, задавленные языческой толщей. И конечно, в зги годы не могло быть и речи об учреждении на Руси самостоятельной епархии, посылки на Русь архиепископа и т. д. Ни влиятельное языческое киевское боярство, ни восточно-славянские князья, ни княжеская дружина не позволили бы этого сделать. Поэтому не случайно, вернувшись в Киев, Ольга стала осторожно, но весьма настойчиво уговаривать сына принять крещение. Но тот, как сообщает летопись, хотя и не возбранял крещения, сам креститься не хотел и насмехался над христианами: «Невернымъ (неверующим) бо вера хрестьянска уродь-стпо (юродство) есть». На иные уговоры матери Святослав тоже отвечал отказом, апеллируя к своей дружине: «Како азъ хочю инъ (иной) законъ прияти едпнъ? А дружина моа сему смеятися начнуть». И вновь мать уговаривала его: крестишься ты — крестятся и другие. Но Святослав стоял на своем.
Уже в это время мы видим, что молодой князь связывает накрепко свою жизнь с дружиной, и никакие уговоры матери, рисующей выгоды принятия христианства Киевской Русью, не способны поколебать его.
Хотя до разрыва между Ольгой и Святославом дело не дошло, но стало очевидно, что в Киеве четко оформились две политические группы: одна — стоящая за введение христианства и за ориентацию в этой связи на Византию, а другая — языческая, резко антивизантнй-екая. Мужающий Святослав стоял во главе второй.
Но и Ольга не испытывала лично больших симпатии к Константинополю, хотя сумела добиться от императора и патриарха определенных политических привилегий.
Глава 12
Крах миссии Адальберта
Мучившие княгиню после отъезда из Константинополя чувства получили, наконец, простор, когда веской следующего года византийские послы явились в Киев закрепить договоренность об обещанной военной помощи.
Русская княгиня припомнила грекам все. И то, как она неделями ждала приема во дворце, и то, как она получила отказ в связи со сватовством Святослава. Русская летопись лаконично передала эти чувства княгини: когда послы напомнили ей, прибыв к киевским причалам, что русская княгиня, прощаясь, обещала Константину VII «вой в помощь», а также собиралась отдариться челядью, воском, мехами, то Ольга велела сказать ему: «Постоиши у мене в Почайне, яко же азъ в Суду, то тогда ти дам».
Горькая обида, уязвленное самолюбие, едкая ирония слышатся в этих словах, приведенных летописью.
Возможно, летописец расцветил события по собственному разумению, возможно, воспользовался какой-то древней легендой или прежними записями. Но ясно одно: в этом эпизоде отразилась большая неудовлетворенность русской княгини результатами визита в Византию, несмотря на видимые успехи и оказанные
Но несомненно и другое: политические отношения между двумя странами продолжали оставаться дружественными, греческие послы, натерпевшись в Киеве страхов и неудобств, все-таки, наверное, получили и челядь, и меха, и воск для своего императора, как и согласие послать воев в помощь. И такие вой действительно появились в империи в конце 50-х н начале 60-х годов, помогая грекам в войнах с арабами.
Но уже окончательно возмужал Святослав Игоревич. Не за горами были его перзые военные походы, не за горами был реванш над высокомерными греками, о котором он, видимо, мечтал со времени тех печально памятных для него летних дней 957 года.
В 961 году в Киеве появился пришелец из Германского королевства — монах Оратин святого Максимпна по имени Адальберт. Вместе с ним прибыли другие представители немецкого клира, охрана, слуги. С удивлением смотрели киевляне на бурную деятельность, которую развернул Адальберт в русской столице. Он мало бывал на своем немецком подворье, но часто появлялся в палатах видных бояр и купцов, бывал и в великокняжеском дворце у княгини-христианки. И повсюду Адальберт вел настойчивые разговоры о том, что пора уже Руси принять христианство из рук самого христианнейшего правителя в Европе — германского короля Оттона I,.который не сегодня завтра объявит свое государство Священной Римской империей в противовес погрязшим в пороках грекам. Только империя Оттона может претендовать на великое наследие Рима, только она является первой державой мира и только там живет подлинная и чистая христова вера.
Пытался Адальберт обращаться с проповедями и к киевским мирянам. Те стояли, мрачно слушали, а потом шли к холму Перуна и клали к его ногам свои скромные приношения.
Но Адальберт не успокаивался, предпринимая все новые и новые попытки обратить руссов в христианство по западному образцу, усилить в Киеве позиции немецкого духовенства, политического влияния Германии, поставить прочный заслон на пути грекам, пытавшимся также христианизировать Русь. С каждой неделей пребывания немцев в Киеве они делались все увереннее н наглее, а Адальберт зел себя уже как глава местной христианской общины, хотя эта община долгими десятилетиями была связана с константинопольской патриархией. Его друзья и приспешники даже именовали бойкого монаха епископом Руси. II уже шел ропот против разгулявшихся в Киеве немецких миссионеров среди простых людей — на Подоле, в ремесленных слободах и на горе. Открыто насмехались над ним дружинники Святослава, преданные своему Перуну, и Волосу, и другим древним богам, и сам Святослав не раз уже говорил с матерью, настаивая на изгнании немецких миссионеров, которые вели себя как полноправные духовные хозяева и наставники Руси. В Киеве назревал взрыв...
Этим событиям предшествовала довольно странная и неясная история, которая восходит к 959 году.
Под этим годом в немецкой хронике Продолжателя Регинона было записано: <:В лото воплощения господня 959... послы Елены, царицы ругоз (руссов), которая при Романе1, императоре константинопольском, крестилась в Константинополе, приходили притворно, как впоследствии оказалось, с просьбой к императору поставить епископа и пресвитеров их народу».
А далее начались непонятные события. Во Фрапк-фурте-на-Майне, где Оттон I праздновал рождество Христово, монах Лнбуций нз монастыря святого Альба-на был посвящен в епископы для народа руссов достопочтенным епископом Адальгадом. bio Либуций не рвался в предназначенную ему епархию. Напротив, он всячески тянул дело с отъездом, а потом заболел и 15 марта следующего года скончался.
Начались поиски нового кандидата в русские епископы. И тут выбор пал на энергичного, предприимчивого брата Адальберта из монастыря святого Максимпиа.
Выяснилось, что выбор этот был сделан не случайно. Адальберт чем-то не угодил высшим церковным властям королевства, и «по интригам и навету архиепископа Вильгельма» он был выдвинут в качестве кандидата на поездку в далекую Русь.
Император снабдил новоиспеченного епископа необходимым содержанием, дал ему верительные грамоты к княгине Ольге, и тот, проклиная, видимо, свою судьбу, бросившую его на неведомый восток Европы, отправился в путь.