Мы пришли с миром
Шрифт:
— Легкая стадия мигрофобии, — заметил знакомый голос. — Симптомы во многом похожи на морскую болезнь и недомогание во время акклиматизации.
По лбу прошлось что-то мягкое, пушистое, и тотчас тошнота отступила, а голова перестала кружиться. На душе стало легко и покойно, губы невольно растянулись в улыбку, но я не спешил открывать глаза. Никогда бы не подумал, что голос Буратино может вызвать у меня положительные эмоции.
— Что такое мигрофобия? — спросил я.
— Боязнь путешествий по Вселенной. Распространенная фобия у особей, совершающих первый вояж. Расстройство вестибулярного
Я открыл глаза, но не встал, так как вместо Буратино увидел перед собой сплетенного из фиолетовой пряжи осьминога, весело приплясывающего на песке.
— А... — Я растерянно огляделся. — А где Буратино?
— Я и есть Буратино. Как тебе моя новая форма?
Он явно красовался передо мной, как перед зеркалом, глубоко посаженные в пряжу стеклянные глаза блестели, но что-то не верилось в его искренность и непосредственность. Слишком много он знал, чтобы я ему верил. Много знал о людях, о Земле, а теперь, оказывается, и о Галактическом Союзе. Откуда, спрашивается, у него сведения о мигрофобии, если, по словам Иванова, его цивилизация не входит в Союз?
— Так как тебе мое новое тело? — повторился мохеровый осьминог и крутнулся на месте. — Нравится?
— Нет.
— Почему? А мне нравится!
— Гы-гы, ха-ха, хи-хи! — мрачно осадил его я. — А где деревянная кукла?
— Здесь, — сказал Буратино и вышел из воздуха на песок рядом с плетеным осьминогом.
Зрелище оказалось впечатляющим. Сам не раз выходил из воздуха то в аномальной зоне в верховьях Корстени, то в квартире Мирона и даже здесь, но впервые наблюдал процесс со стороны. Будто чертик выпрыгнул из-за невидимой ширмы.
— И кто же из вас кто? — спросил я, переводя взгляд с одного на другого. Оба веселые, оба смешливые... Куклы, одним словом.
— В каком смысле? — спросили оба одним голосом.
— В самом прямом. Кто из вас тот, с кем я встречался вчера, позавчера?
— Я! — ответили оба, и снова один голос донесся до меня стереозвуком.
— Но вас же двое?
— Гы-гы, ха-ха, хи-хи! — развеселились деревяшка и клубок пряжи. — А ты надеваешь одну перчатку или две? Ходишь в одном сапоге?
Аналогия была убийственной, и я наконец понял. Кукловод может одновременно управлять двумя куклами... Вязаный осьминог весело пританцовывал, пыля песком, мельтешащие щупальца двоились, троились, и я ужаснулся.
— И сколько тел ты способен представлять? — треснутым голосом спросил я.
— Не имею понятия — тел пока два. Но, наверное, могу и больше.
И тогда я вспомнил, что представляет собой объект, которого по наивности окрестил Буратино. Сгусток низкотемпературной плазмы. Плазмоид может дробиться на бесчисленное множество мелких образований, а затем собираться воедино в не ограниченный размерами конгломерат. Вот почему он постоянно путал «я» и «мы»...
Становилось понятно, почему его боится Иванов. Вплоть до ядерной атаки... А учитывая степень развития цивилизаций Галактического Союза, возможно, и чего-то
Я вытер ладонью вспотевший лоб и чертыхнулся. К ладони прилип крупнозернистый песок.
Степенно рокотал прибой, накатывая на берег пенистые волны с глазастыми устюпендами, в зените светили два солнца, легкий бриз шевелил густую траву на склонах холмов. И я почему-то был уверен, что где-то там, за холмами, на острове стоит беленький коттедж. Идиллия... Живи и радуйся. Но на душе было тоскливо.
— Это здесь находится то самое «более надежное убежище»? — тихо спросил я, отряхивая песок с ладоней. На Буратино и вязаного осьминога я принципиально не смотрел.
— Сейчас это уже не имеет значения.
— Тогда зачем я тебе нужен?
— Ты мне уже не нужен, — ответил то ли осьминог, то ли Буратино. То ли оба. А точнее, кто-то единый в двух куклах.
Что ж, он прав. Нашелся, кроме меня, еще один мерзавец, который согласился вязать из пряжи гораздо более удобные тела, чем деревянные. Я перебрал в уме всех знакомых и неожиданно не обнаружил среди них никого, кто бы отказался от столь прибыльного предложения. То ли знакомые у меня сплошь потенциальные мерзавцы, то ли время мерзкое.
— Тогда зачем ты меня сюда вызвал?
— Ошибка вышла, — извинился Буратино. — Я не закрыл за собой проход, и ты последовал за мной.
Ясности в технологии телепортации нисколько не прибавилось. Мало того что я, проходя сквозь стены, попадаю неизвестно куда, так выходит, что место прибытия каким-то образом зависит от Буратино. То есть объекта. Пора переходить на терминологию Иванова — не называть же осьминога Буратино? Тогда действительно получится чушь собачья. Причем полная.
— Пора тебе назад отправляться. Вставай.
Не глядя на кукол, я покивал, но не сдвинулся с места. Вздохнул, посмотрел в зенит на два оранжевых солнца, затем разгладил ладонью теплый песок.
— А где красное солнце? — апатично поинтересовался я.
— Нет его! — недовольно отрезал объект. — Здесь только два солнца, а третье — плод твоего сна!
«Откуда ему известно о сне?» — пронеслось в голове.
— А ты сам не плод моего сна?
— Гы-гы, ха-ха, хи-хи! — рассмеялись куклы в унисон. — Мне нравится твоя шутка!
Рта у осьминога не было, зато Буратино исправно двигал челюстью, и слова будто исходили изо рта, а не из динамика, спрятанного в спине.
— Для кого шутка, а для кого нет, — вздохнул я, наконец-то понимая, что сон об этой планете навеян объектом.
— Ты собираешься домой? — раздраженно напомнил он.
— Домой? — переспросил я, но сам не знал, хочу домой или нет. Ничего хорошего меня там не ждало. А здесь вообще ничего не ждало. Ни хорошего, ни плохого. Объект недвусмысленно дал понять, что я ему не нужен. Не будет у Иванова никакого контакта, зря деньги тратил.
— Да, домой.
Я оперся рукой о песок и посмотрел вокруг. Сказать, что не хочу домой, язык не поворачивался. Приятный мир, но что здесь делать в одиночестве? Даже если где-то на холмах и стоит маленький белый коттедж.